Вера Камша - Млава Красная Страница 52

– Орлов говорил, что остальные части сильно отстали, гвардия плетётся где-то в середине и полного сосредоточения ещё не достигнуто. Особенно плохо дело с артиллерией, дороги, ваше величество, совершенно размыты, как и не чинились ещё прошлым летом…

Государь потемнел и зло крутанул пуговицу. Всесильный василевс и почти столь же всесильный шеф его жандармов слишком хорошо знали, что случается, когда на растянувшиеся под дождями, утомлённые переходом части обрушивается ударный кулак из свежих, отборных войск неприятеля.

– Всё равно чушь. – Брови Арсения Кронидовича сошлись, взгляд, казалось, вот-вот прожжёт карту. – Где им тут наступать? К северу – Апсальская топь. А тут – дорог почти нет, леса, мню, там сейчас немногим лучше той же топи… Кёхтельберг далеко в стороне, ни складов там, ни арсеналов, всё в Плескове. Далеко им не пройти, Никола, нет, не пройти. Володимерцы – отличный полк, я доклады проверяющих помню. Олонецкие, суждальские – все обстрелянные, в делах бывали, с Капказа не так давно. Вот мне про конскрипцию всё толкуете с Орловым, а какие ж конскрипты так воевать смогли бы?! Не-ет, Никола, армия должна быть постоянной, только тогда солдата как следует выучить можно. Словом, брешут твои англичане, как есть брешут.

– Что ж тогда случилось на Млаве, государь? – тихо спросил Тауберт и сразу же пожалел о вырвавшемся.

– Это вы с Орловым мне рассказать должны – что там случилось! – вновь насупился василевс. – Перестрелка какая-то небось и впрямь вышла; должно быть, казаки или югорцы ливонский секрет на нашей стороне обнаружили. Что на правый берег Млавы полезли, не верю – я Шаховскому строжайше указал, чтобы ни шага до моего приказу! А телеграф твой ихние враки только зря носит! Так и объявлю Грили, пусть только пикнет!

– Да, государь, – склонил голову шеф жандармов.

– Ещё что-то сказать хочешь, – заметил государь, направляясь было к рабочему столу.

– Да, ваше величество. Срочной аудиенции испрашивает также посол прусский.

– Фон Шуленберг? Ну, с ним-то всё понятно, – отмахнулся василевс. – Ежели и в самом деле пальба учинилась, ему сейчас самый резон нам протественные ноты слать. Пусть протоколом канцлер занимается… и, кстати, почему ты мне об этом говоришь, Никола? Сам-то откуда узнал, а? – Государь усмехнулся. – Стоит ли в каждую канцелярию, тебе впрямую не подчинённую, своих осведомителей совать?

– Я уверен, государь, что фон Натшкопф доложит вашему величеству о просьбе прусского посла уже через полчаса. – Тауберт взглянул на огромные напольные часы. – Время обычного его доклада.

– Мог бы и пораньше при таких делах, – буркнул василевс. – На то ему укажу, а ты, Никола, смотри, сети свои раскидывай, но не так, чтобы всюду. А то они скоро мне и в моём собственном клозете видеться будут.

Тауберт не улыбнулся.

– Государь, я вижу тут несомненную связь. Подобное совпадение едва ли случайно.

– Ещё бы! – хмыкнул василевс. – Ясно, что Аляска тут ни при чём, а оба они здесь из-за Ливонии. Шуленбергу деваться некуда, надо время тянуть до зимы, а потом и до Брюсселя, он протесты подавать обязан, если кто-то из наших хоть бы и чихнёт на ту сторону Млавы или там фигу ливонскому стражнику покажет. А лорд Грили со своим интересом, ему надо, чтобы мы с ливонцами возились да на Балканы и тем паче на Запесчанье поменьше смотрели. Так что он любую перестрелку в новый Зульбург раздует! Пока мы ещё разберёмся да рассудим, что к чему, а времечко-то идёт. Погода с каждым днём портится, давно такого ноября не припомню. Ладно, Никола, выпьем чаю, а там и лорд подойдёт. А ты оставайся – только лучше за ширмою встань.

Лорд Грили любил и понимал лошадей. Ничего лучшего граф Тауберт об английском дипломате сказать не мог. Видимо, тем же ответил бы шефу жандармов и господин посол. Англия была не то чтобы врагом России, но другом только себе, а Грили служил своей королеве. Честно служил, в отличие от одного из посольских секретарей, но кто может поручиться за российских дипломатов на брегах Темзы? Только Господь…

– Ваше величество, позвольте мне выразить глубочайшую признательность за оказанную честь и столь быструю аудиенцию. – Безукоризненно сидящий фрак и породистое лицо превращали лорда в восковую фигуру или идеального лакея; впрочем, хорошие лакеи напоминают идеальных вельмож чаще, чем те, от кого государству есть прок… Один Васенька Янгалычев чего сто́ит, да и сам ты на заматеревшего Адониса не тянешь. – Поистине, явленное вами благоволение к скромному посланнику неизменно расположенных к вашему величеству монарших особ Соединённого Королевства повергает меня в смущение.

«Эк завернул, – с невольным уважением подумал Николай Леопольдович. – И без толмача явился, лишнее свидетельство, что дело конфиденциальное…»

– Пустое. – Лицо Арсения Кронидовича было благожелательным и спокойным. Николай Леопольдович надеялся, что таковым оно и останется, тем паче государя, стоя за ширмами, не остановишь. – Мы всегда рады видеть у себя посла сестры нашей Анны и, пользуясь случаем, желаем осведомиться о здоровье августейшего семейства и, особо, о здоровье её высочества Генриетты и новорождённого Тюдора.

– Её величество и их высочества, благодарение Господу, чувствуют себя хорошо, – заверил посол. – Безмерно рад также сообщить вам, государь василевс, что жизнь их высочеств вне опасности, но я незамедлительно сообщу в Лондон о беспокойстве вашего величества.

– Слова ваши поистине принесли нам радость, – чуть ли не нараспев произнёс василевс, – в последнее время нас весьма тревожило положение её высочества, но теперь мы спокойны.

Государь улыбнулся и замолчал, глядя поверх головы посла на картину, где на крыльце своего володимерского терема князь Степан Никитич Алдасьев-Серебряный низко кланялся собравшемуся люду, соглашаясь принять терновый венец распадающегося, растерзанного, казалось бы, в клочья Володимерского государства. Арсений Кронидович намеревался не говорить, а слушать, и лорд это понял. Англичанин вновь поклонился, спокойно и учтиво, – он не сомневался ни в себе, ни в своих новостях.

– Ваше величество. – Правильный и чистый чужеземный выговор казался Тауберту чуть ли не издевательством, хотя что для посла может быть естественней знания языка страны, в которой он служит? – Я дерзнул просить о приватной аудиенции, ибо располагаю поистине печальными новостями, могущими весьма огорчить не только ваше величество, но и мою королеву. Но прежде, ваше величество, покорнейше прошу позволить мне несколько слов. Всем известно, что правительство её величества крайне озабочено сохранением мира на просторах Европы и несомых им благословения и процветания. Двадцать пять лет Европа наслаждается относительным покоем, не зная больших войн. Залечены раны, нанесённые страшными годами Буонапартовой грозы…

«Да, славно заворачивает, – вновь отметил Николай Леопольдович. – Ритор отменный, если не знать, ни за что не поймёшь, к чему ведёт».

– Потому-то кабинет моей государыни несказанно огорчён возможным непониманием и разногласием между равно дружественными нам королевством Пруссия, опекающим Ливонское герцогство, и Российской Державой. Мы были союзниками в самой страшной войне, что доселе знал мир. Мы вместе созидали нынешнее благополучие. Вот отчего тревожные вести с российско-ливонской границы подвигли меня столь неучтиво и недипломатично добиваться срочной аудиенции вашего величества.

Василевс милостиво кивал, не перебивая и не являя ни малейших признаков нетерпения. Лорд Грили, похоже, несколько удивлённый подобным оборотом, тем не менее продолжал с прежней уверенностью:

– Вчера вечером, ваше величество, ваш покорный слуга получил последние известия из Млавенбурга, доставленные туда посредством телеграфа. Я покорнейше прошу простить меня, если сведения сии уже устарели и ваше величество пребывает в полной о них осведомлённости. Согласно той телеграмме, случилось ужасное: а именно, открытое столкновение армии Ливонского герцогства с войсками вашего величества, возглавляемыми его сиятельством князем Шаховским, моим добрым знакомым. Предводительствующий ливонскими силами, возможно, памятный вам генерал фон Пламмет извещает, что его лагерь подвергся нападению со стороны сил вашего величества. Была предпринята попытка захвата пленных, не увенчавшаяся, однако, успехом. Фон Пламмет счёл необходимым принять меры, как он выразился, к обеспечению безопасности вверенных его попечению страны и армии. Мне очень жаль, но он атаковал сосредоточенные на восточном берегу Млавы войска вашего величества…

«Какой актёр пропадает, – в сердцах думал Тауберт. – Ему бы в столь любимых англичанами трагедиях играть, хотя чем дипломатия не пиэса?..»

Плечи василевса поднялись, он уже смотрел исподлобья, однако по-прежнему не прерывал англичанина, только лишний раз кивнул.