Писатель: Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров Страница 52

Той (или туй) — вообще на тюркских языках значит примерно «праздник» (синоним — байрам). Отсюда, например, сабантуй — «праздник плуга», то есть окончание весенних полевых работ, примерно совпадает с Иваном Купалой. Карина, поглядывая на часы, наскоро описала мне некоторые нюансы и традиции туркменской свадьбы… И мне показалось, что она что-то недоговаривает. Не о традициях, а об этой конкретной свадьбе. Какие-то там есть подводные камни. Но это я и так угадывал по вводным данным.

За четверть часа до прихода Курбана Карина засобиралась.

— Ну, — сказала она, — пока?..

— Пока.

Что я мог еще ей ответить? Мы поцеловались ласково, но немного грустно, как бы сознавая, что расстаемся навсегда. А что останется на память от нашей встречи? Я мысленно поежился, понимая, что может женщина унести на память от мужчины после произошедшего, но промолчал. И она тоже деликатно промолчала на эту тему. Последнее «пока», последний поцелуй… и дверь захлопнулась.

Странно! Я знал девушку меньше суток, а расставание показалось таким печальным. Конечно, я ни на секунду не размагнитился, не дал себе впасть даже в элегию, но ведь, как говорится, сердцу не прикажешь. И я принял для душевного равновесия рюмочку.

Курбан возник с замечательной точностью. Я даже время засек, и звонок в дверь раздался ровно через час, минута в минуту. Распахнул дверь, и гость ослепил меня сверканием золотой улыбки:

— Доброе утро, брат!

Мы пообнимались, похлопали друг друга по спинам.

— Ты завтракал? — спросил он.

— Да.

— И как помощница? — глаза сузились, взгляд стал хитрым.

— Все отлично. Она меня и покормила завтраком.

Взгляд стал еще хитрее. Из этой скудной информации он сумел сделать совершенно верные выводы.

— Я почему спрашиваю? У нас сегодня большая программа.

Я сделал заинтересованное лицо — как будто не знаю. Конечно, я не собирался говорить, что слышал от Карины. И переменил лицо с заинтересованного на радостное, когда Курбан заговорил о предстоящем посещении свадьбы.

— Вот это тебе будет материал!.. — похвастал он. — Ты, я вижу, готов? Поехали!

Нас ожидала та же черная «Волга», правда, водитель был другой. Молодой, тоже немногословный, но улыбчивый такой, приветливый. Мы подкатили к гостинице «Интурист», вокруг которой уже кипела движуха. Множество машин, в том числе роскошная «Чайка», украшенная разноцветными лентами… Курбан не то, чтобы занервничал, но заметно подобрался, видно присутствие босса особо дисциплинировало его.

— Вот тут встань! — скомандовал он шоферу и добавил что-то по-туркменски.

Водитель аккуратно притерся к тротуару, мы вышли, по широкой лестнице пошли в банкетный зал. Атмосфера близкого пира тут ощущалась вовсю, людей толпилось множество, разного возраста, одетых и по-европейски, и в туркменские национальные одежды — это были преимущественно пожилые, и женщины, и мужчины. Многие с наградами, заметно было, что к ним здесь относятся с сильнейшим пиитетом. Курбан еле успевал отвечать на приветствия, сияя золотом зубов, и видно было, что с ним здороваются кто почтительно, кто по-дружески, то есть он персона. И вот наконец я увидел шефа. Бердымухамедова.

Он тоже рассиял улыбкой, раскинул руки:

— А! Дорогой гость! — ордена и медали при этом внушительно звякнули. — Очень рад! Очень рад!..

И он заключил меня в объятия, и разумеется, я тут же стал главным объектом всеобщего внимания. Никаких сомнений, что здесь Бердымухамедов был той звездой, вокруг которой почтительно вращаются по орбитам множество планет. Кто поближе, кто подальше. Я вмиг сделался одной из главных — что-то вроде Юпитера, если так можно сказать.

— Дорогие гости! — зычно провозгласил он по-русски. — Хочу представить нам нашего гостя из Москвы! Это известный писатель, он пишет о достижениях Советского Союза прекрасные книги. И вот он прибыл в творческую командировку в нашу солнечную республику!..

Ты смотри! Когда надо, язык-то как подвешен. Цицерон!

Он представил меня в таких превосходительных красках, словно я был если не Львом Толстым, то как минимум кем-то вроде Фадеева или Леонида Леонова. В публике прошел одобрительный ропот.

Я с любезной улыбкой поклонился присутствующим, не забывая, что в этой звездной системе вообще-то два Солнца: еще и родитель невесты… И он не замедлил явиться.

— Дорогой сват, — очень учтиво позвал Бердымухамедов, — вот познакомься с нашим высокоуважаемым гостем из Москвы!

Сват оказался внешне чуть ли не копией его самого: такой же немолодой, невысокий, коренастый, с важным властным лицом — настоящий туркменский бай, только в строгом костюме, на пиждаке которого золотом, серебром, цветной эмалью сияли награды: два ордена Трудового Красного Знамени, орден Знак Почета и множество медалей — это на левой стороне. А на правой красовались «Отечественная война» 2-й степени и «Красная Звезда». Видать, на фронте побывал.

— А это наши виновники торжества! — объявил Бердымухамедов.

То есть жених и невеста. Понятно.

Жених показался мне вялым апатичным парнем. Такой нездорово-полноватый, для туркмена странно бледный. И рука у него была бессильная, пухлая, как будто без костей — это обнаружилось при рукопожатии.

Зато невеста…

Вот сразу было видно, что энергия бьет из нее ключом. Она тоже была чуть полновата, но совсем иначе: тугая, плотно сбитая, как сдобная булочка. И тоже сразу ясно было, что она презирает все феодальные предрассудки, что это совершенно современная, эмансипированная дочь степей и пустынь. И еще: ясно, что она обожаема родителями, дерзкая, своенравная, избалованная — этакая Галина Брежнева на минималках.

— Здравствуйте! — белозубо улыбаясь, сказала она без малейшего акцента. — Очень рада познакомиться! Извините, дорогой сват, вы ведь не против, если я ненадолго украду нашего столичного гостя?

Тот, ответно улыбнувшись, развел руками, а невеста без церемоний подхватила меня под руку, как бы невзначай прижалась ко мне, и я ощутил, какая она горячая — ну точно, ядерный реактор, а не девушка!..

— Давайте отойдем вон туда, в укромное место. Наслышана о вас,