Василий Сахаров - Вариант Юг Страница 53

«Черт! - мысленно воскликнул Котов. - Как же теперь быть?!»

В этот момент ему в спину уперся ствол винтовки и молодой голос, который он уже слышал, произнес:

- Шагай прямо, сволочь краснопузая.

«Вот и все, - делая первый шаг, пришла к чекисту следующая мысль. - Отгулял ты, Вася. Было дело, золотопогонников пачками расстреливал, а теперь сам в распыл пойдешь. Стремно, конечно, вот так погибать. Но оружия нет и дергаться смысла нет, обессилел».

Молодой казак, лицо которого Василий так и не разглядел, отвел моряка в узкую балочку невдалеке от потерпевшего крушения бронепоезда, и скомандовал:

- Стоять погань!

- Стою, - чувствуя, что вот-вот он может упасть, просипел Котов.

- Ты хрещенный? - спросил его казак.

- Да.

- А в Бога веруешь?

- Нет.

- Ну, как знаешь, - клацнул затвор винтовки, и казак отошел на шаг назад. - Готовься к смерти, краснопузый.

Котов промолчал. Вся его жизнь пронеслась у него перед глазами, и он спиной почувствовал, как беляк поднимает винтовку, прижимает приклад к плечу и целится в него. Сейчас из ствола должна вылететь пуля, свинец пробьет его тело, и он умрет. Чекист это понимал и ждал выстрела, но его не было, и он подумал, что казак просто издевается над ним. Поэтому он обернулся и прохрипел:

- Да стреляй уже! Не томи, гадина!

Однако перед ним предстал не казак, а Митя Бажов, который темной горой вырисовывался на фоне огненных сполохов от железнодорожного полотна, и произнес:

- Не торопись, братишка. Еще поживем.

Взгляд Котова опустился, и он разглядел под ногами Бажова казака, которого взводный снял штык-ножом. А затем рядом с Бажовым появились еще два человека, один конник из полка Думенко, а другой балтиец-артиллерист. После чего Василий зашептал:

- Как вы? Откуда здесь? Что случилось?

- Долгая история, браток. По дороге все расскажу. Валить надо.

Бажов выхватил из рук убитого казака винтовку, сдернул подсумок с обоймами и патронами, а потом передал оружие своему моряку. Затем он закинул левую руку Котова себе на плечо и поволок его по низине подальше от бронепоезда, а пока они шли, вкратце рассказывал, что происходило после подрыва «Смерти Каледина!»

Оказалось, что когда бронепоезд пошел под откос, лишь немногие матросы сохранили боеспособность. Было таких полтора десятка, и Бажов их возглавил. Взводный сумел организовать оборону возле броневагонов и моряки успели вытащить на свежий воздух всех живых товарищей и один пулемет. К счастью, боезапас бронепоезда не сдетонировал и когда казаки атаковали балтийцев, они смогли оказать им сопротивление и первый натиск отбили. Но затем беляки обошли моряков с тыла и закидали их гранатами, и кто из моряков еще мог бежать, тот рванул в темноту. Вот только от конных уйти не получилось. Казаки догнали матросов и порубили в капусту, а Бажов и один из его бойцов уцелели, спрятались в той самой балке, где собирался принять свою смерть чекист, и затаились. А позже казаки стали сбрасывать в низину трупы убитых и, глядя на это, матросы скрипели зубами, и клялись отомстить за гибель браточков.

Позже все затихло, и появился один из думенковцев, который сообщил, что полк разбит, а сам Борис Мокеевич погиб на его глазах, отстреливался из «браунинга» от беляков и бился до тех пор, пока ему не раскроили клинком голову. И если бы не появился Котов со своим несостоявшимся убийцей, то Бажов вскоре ушел бы подальше от бронепоезда. Однако Котову повезло, балтиец не успел уйти, и в итоге он остался жив.

- Стоп машина! - Неожиданно произнес Бажов и замер. Котов, второй матрос-балтиец и безлошадный конник последовали его примеру, а взводный спросил: - Слышите?

Котов прислушался и уловил позади звуки, топот копыт и чьи-то резкие гортанные крики.

- Кажется, за нами погоня, - сказал чекист.

- Точно, - подтвердил Бажов и одним рывком закинул Котова на свою здоровую шею. - Держись, Василий. Сейчас речушка будет, я ее еще с вечера в бинокль разглядел, а там камыши, так что прорвемся.

- А может, оставишь меня? - попробовал отказаться от помощи чекист. - Сам-то точно от погони оторвешься.

- Э-э-э, нет, братишка. Мы своих не бросаем. Побежали. Врассыпную, кто куда.

Могучее тело Бажова, словно линкор, который рассекает морские волны, пробивая просеку в бурьяне, рванулось в темноту и Котову оставалось только стиснуть зубы. Он не привык быть слабым и беспомощным, но сейчас чекист был всего лишь раненым, которого выносят в безопасное место, и не мог ничем помочь своим товарищам.

«Успеем или нет? - вздрагивая от каждого скачка Бажова, думал Котов и повторял: - Успеем или нет?»

Ответа не было, а затем он вновь потерял сознание и не видел того, как его спаситель влетел в густой прошлогодний камыш и, положив его тело наземь, затих. После чего мимо пронеслось несколько всадников, которые через полсотни метров догнали думенковца, и над безымянной речушкой разнесся торжествующий вопль казаков:

- Вот он, сука краснопузая! Руби его!

Кубань. Март 1918 года.

Сводный партизанский полк под моим командованием, 743 казака и офицера, три гражданских чиновника с Митрофаном Богаевским, а также десять повозок с пулеметами и припасами, покинул Новочеркасск утром 11-го марта. Задач перед нами было поставлено несколько, но основных всего две, провести разведывательно-диверсионный рейд по тылам Красной Гвардии и войти в соприкосновение с войсками генерала Корнилова.

Более недели полк находился в пути, и в пределах родного для меня Кавказского отдела Кубанского Войска мы оказались ранним утром 20-го марта. Были бы казаки сами по себе, без повозок, выиграли бы минимум дня два. Но время весеннее, местами степь раскисла и разлились реки, поэтому приходилось соразмерять свое движение со скоростью тягловых лошадей.

Итак, перед нами станица Новопокровская, старое казачье поселение, в котором проживало много справных казаков и откуда родом несколько членов краевого правительства. Полк двигался по шляху и, когда до станицы оставалась одна верста, наш передовой дозор столкнулся с пикетом станичного ополчения, которое сегодня в ночь поднялось на борьбу с красными. Казаки, наша передовая группа и два новопокровца, подъехали ко мне. Оба станишника, урядник и подхорунжий из моего родного полка, и пока партизаны двигались к поселению, от них я узнал все основные местные новости и попытался разобраться в тех событиях, что произошли в Кавказском отделе с момента моего отбытия на Дон...

В январе и первой половине февраля все было относительно тихо. Отдел жил своей обычной жизнью, казаки готовились к весне и отдыхали, строили какие-то планы на мирное будущее и обсуждали приходящие из Екатеринодара новости. Кто такие добровольцы Корнилова, что творится на Дону, да каково положение дел в мире и России, при этом никого особо не интересовало.

В общем, настроения в среде кубанского казачества были такими же, как и у донцов. Что нам власть? Что нам идеи? Что нам война? Нас не трогают, хлебушек и сальцо в подвале имеются, скотинка во дворе мычит и это хорошо. А кто там наверху сидит и какие он указы издает, нам без разницы, ибо мы никого не трогаем и пущай нас не трогают.

Однако затишье продлилось недолго, до 23-го февраля. В этот день в станице Кавказской открылся общий, то есть от иногородних и казаков, съезд делегатов всего отдела. Что на нем решали, и кто решал, большая часть рядовых казаков была не в курсе, а съезд признал власть Совета Народных Комиссаров, постановил установить в станицах советскую власть, и выбрал комиссара Кавказского отдела, уже знакомую мне личность, бывшего прапорщика Одарюка. Полковник Репников, на то время атаман отдела, оглянулся вокруг и что же он увидел? Никто против новой власти не бунтует и не собирается. По крайней мере, пока. Так что тихо и мирно сдав дела Одарюку, атаман все полномочия с себя сложил.

Прошло еще пять дней и под напором красногвардейцев, все из той же 39-й пехотной дивизии и других революционных частей, пал Екатеринодар. Кубанская Рада город покинула, а вместе с ней ушли ее воинские формирования, как говорили, около двух с половиной тысяч добровольцев и казаков. Советская власть в лице Одарюка, увидев, что даже на это казаки реагируют вяло и равнодушно, решила, что пора вводить свои порядки. После чего появился приказ о демобилизации и расформировании всех казачьих частей отдела. Следом приказ о формировании пластунских батальонов смешанного состава, наполовину из крестьян, наполовину из казаков. А затем в Кавказской и иных станицах были проведены казачьи сходы, которые постановили принять приказы Одарюка, осмотреться и ждать дальнейшего развития событий. Так что на первый плевок казаки – утерлись, но зло затаили. Такой уж мы народ, что все запоминаем и при случае платим по счетам.

Следующее событие себя ждать не заставило. Поскольку через наш отдел проходил генерал Корнилов со всеми своими добровольцами, беженцами и обозом. Новая власть красные смешанные батальоны сформировать еще не успела, а потому вспомнила о еще не полностью разошедшихся казачьих частях и приказала 1-му Кавказскому полку и 6-й Кубанской батарее, которые получили поганую приставку «революционный», сосредоточиться на станции Тихорецкая и быть готовыми к бою с Белой Гвардией. Воевать казаки не хотели, но им пригрозили карателями из солдат, поэтому полк с батареей все же выступили на Тихорецкую. Простояв на станции ровно одни сутки, «кавкаи» узнали, что Корнилов уже пересек железнодорожное полотно в районе Березанской, и спокойно разошлись по домам. Почему казаки не захватили узловую станцию, не знаю. Видимо, слишком малы были шансы на победу, а может быть, не нашлось лидера, который бы всех за собой увлек.