Николай Андреев - За Русь святую! Страница 53

Несколько часов. Никаких красивых слов и пафоса: только факты, только самые надежные сведения. Кирилл специально приказал составить некоторую подборку материалов Охранки и полиции. Все это пошло по рукам солдат и офицеров. Подлинники.

А потом Сизов спросил: "Готовы ли Вы пойти за мной, готовы ли добиться победы несмотря на все эти козни, несмотря на то, что народ, скорее всего, будет против вас, соверши я, и только я, неверное движение?".

Ответ пришел, когда Кирилл вот-вот должен был закончить зачитывать свой приказ…

— Докладывайте, подпоручик, — Аксенова Скоробогатов предлагал повысить в звании Василия Михайловича, но тот отказался. Не считал, что за убийство своих же соотечественников нельзя давать награды или звания.

Кирилл выдохнул. Судьба то ли дала ему шанс передохнуть, то ли сыграла злую шутку, то ли еще что-то. Сизов уже боялся, что Аксенов доложит о новом восстании в Петрограде, переходе на сторону Советов московских солдат или смерти Колчака на подорвавшемся на своей же мине корабле: ведь могло случиться все, что угодно. Просто так никакой офицер не будет вламываться на собрание Ставки…

— Офицеры и нижние чины выстроились на улице для чествования Верховного главнокомандующего. Мы все настоятельно просим Вас…

— Надеюсь, артиллерийского салюта не предусмотрено, — криво улыбнулся Кирилл. — Господа, думаю, нельзя заставлять стоять на холоде солдат. Прошу Вас.

Сизов последовал за Аксеновым, а потом потянулись и остальные. В практически гробовом молчании. Ставка и правительство было попросту ошарашено. На улице в два ряда выстроились солдаты и офицеры. Шашки наголо, винтовки наизготовку, все застыли по стойке "смирно". Знамена. Едва появился на крыльце Сизов, полковой оркестр заиграл "Боже, царя храни".

— В честь Верховного главнокомандующего — салют!

Залп из винтовок. Кирилл, если честно, не до конца понимал, что же все-таки происходит.

— Ваше Высокопревосходительство, разрешите обратиться с просьбой! — а это уже Скоробогатов. Улыбающийся, цветущий, с блеском в глазах. А ведь и не скажешь, что не спал до этого двое суток и лично двенадцать раз водил в атаку "румынцев" на штаб Совета. Левая рука у него покоилась на перевязи — прострелили ладонь. — Офицеры и нижние чины моей части просят Вас как Верховного Главнокомандующего даровать полку право именоваться Первым Кирилловским полком, а самих себя звать кирилловцами. Мы считаем честью получить такое имя.

А вот уже и корниловцы… Интересно, разрешить или нет? Ведь они рисковали своими жизнями ради исполнения его планов, ради его идей и его грез. Но главное, что они проливали кровь — за Россию.

— За проявленное мужество, с честью выполненный воинский долг и храбрость, разрешаю! — Кирилл выдохнул.

А пусть Ставка и министры видят, что за ним — сила…

Юнкера, только-только узнавшие, что такое первая любовь. Первая морская пехота, сражавшаяся за семью Николая в Царском селе. Обстрелянные австрийцами, немцами, болгарами и турками "румынцы", не расстававшиеся теперь даже во снес автоматами Федорова. Латыши, может, и плохо говорившие по-русски, зато сражавшиеся так, что Суворов и Александр Невский смело назвали бы их русскими. Кексгольмцы, не пожалевшие крови и жизни в боях за Петроград. Попросившиеся перевестись в распоряжение Скоробогатова келлеровцы, пожелавшие пойти за регентом. Почти всех из них Кирилл хотя бы раз видел: обходя караулы, баррикады, справляясь о том, вовремя ли накормили, не надо ли кого отпустить греться, как прошел первый день боев. Но всех их объединяло то, что они видели, до чего может довести хаос и чужая воля, направляющая народ против законной власти. Да, они стреляли по своим, они убивали россиян. Но они намеревались напомнить об этом тем, кто подталкивал людей вперед, в атаку на баррикады.

А еще теперь их объединяло то, что они считали себя кирилловцами. И весь Могилев видел, что за спиной у Сизова начинала вырастать сила, ни от кого не зависящая…

Глава 19

Александр Васильевич Колчак прибыл в Севастополь как раз в самую горячую пору.

Возвращающийся флагман встречали в гавани. Офицеры и матросы сгрудились на пристани. Видно было волнение и нерешительность многих людей.

— Александр Васильевич, солдаты гарнизона и матросы изволили начать митинг! — без приветствий, без соблюдения устава, сразу начал флаг-капитан Смирнов. — Требуют Вас.

Старый друг и вечный спутник адмирала, так же "болевший" Босфорской операцией, не скрывал своего беспокойства. А остальные собравшиеся следили за реакцией Александра Васильевича. Тот лишь повел плечами, заложил левую руку за отворот кителя и коротко приказал:

— Автомобильный экипаж сюда. Потом — на митинг.

Кирилл предупреждал и об этом. Что ж, Колчак и не сомневался, что в армии и на флоте из-за отречения Николая и слухов о восстании в Петрограде начнутся волнения. К счастью, извести о чуть ли не революции в столице, которую сумели подавить, в Севастополь добрались с заметным опозданием. Не то что в Москву или Гельсингфорс…

Гул людских голосов заглушал рев мотора. Во дворе Черноморского флотского полуэкипажа собралась толпа народа. Какие-то совсем молодые офицеры вещали о том, что страну ждут перемены, зачитывали обращение регента к народу и армии, как святую молитву повторяли строки из проектов реформ, выкрикивали, что Кирилл предложил обсудить эти вопросы всей стране. Правда, Великий князь добавлял, что должны это сделать выборные органы, представители народа… Но кому интересно было бы это слушать?

— Колчака! Колчака! — между тем кричала экзальтированная толпа.

— Остановите автомобиль, — Колчак приказал шоферу. Машина остановилась, сильно не доезжая до здания полуэкипажа.

Александр Васильевич многозначительно посмотрел на Смирнова, одернул китель, высоко поднял голову и, выйдя из автомобиля, двинулся во двор. Ему вспомнилась оборона Порт-Артура и шедшая в атаку японская пехота, артиллерийская канонада эхом отдавалась в голове, свистели у самого лица пули…

Колчак шел мимо солдат, офицеров и матросов, и те замолкали, едва завидев "их адмирала". Обветренное лицо, сжатые губы, орлиный нос — и железная уверенность в глазах. Шум постепенно затих. Все взоры обратились на Александра Васильевич. Командующий Черноморским флотом встал место прошлого оратора, отошедшего в сторону и понурившего голову, будто нашкодивший гимназист.

— Вы солдаты, матросы офицеры Российской армии и флота — или бомбисты? — вот были первые слова, с которыми Колчак начал свою речь. Она рождалась прямо здесь, на этой импровизированной трибуне, но каждое слово била прямо в сердце слушателей не хуже немецких пуль. — Враг в любую минуту может напасть, и дойдет до самой Москвы, пока вы здесь будете обсуждать отречение Николая Александровича и восшествие на престол Алексея Николаевича. Да, он пока что всего лишь ребенок, да, у него нет опыта правления. Но я верю в него. Я верю в регента, Великого князя Кирилла Владимировича. Он тоже — моряк, он знает, что нужно флоту, он тоже — военный, он знает, что нужно армии для победы, он тоже — русский, и он знает, что нужно народу и стране сейчас. Я верю в Кирилла Владимировича, и прошу вас тоже в него поверить. Сейчас, когда победа все ближе и ближе, нужно сплотиться вокруг престола и командования, нужно с верой смотреть в будущее и работать для победы. Враг еще крепок и силен, нам нужно довести войну до победного конца!

Речь Колчака очень сильно подействовала на людей, особенно слова о том, что командующий верит регенту и знает, что он война благодаря ему скоро завершится. К тому же Черноморский флот и Севастополь очень уважал Александра Васильевича: было за что. За талант и твердость характера, за умение держаться на высоте даже в самой сложной ситуации, за "раздраи" начальникам, поистине суворовские взгляды на ведение войны и подвижность. Много, очень много было всего…

Колчак хотел было сойти с трибуны, но ему помешали это сделать.

— Пошлите от нашего имени телеграмму в столицу! Регенту и императору! Мы с ними! Мы с ними!

Только тут Александр Васильевич позволил себе облегченно выдохнуть и вытереть платком капли пота, текшие по носу и щекам. Речь перед взволнованной толпой солдат и матросов далась ему с невероятным напряжением сил, моральных и физических.

— А теперь: возвращайтесь к службе. Не надо митинговать, надо делом заниматься!

Через несколько часов Колчак устроил собрание офицеров гарнизона и флота на флагмане "Георгии Победоносце". В Севастополь вернулись из рейда к Босфору эскадра. Вот-вот должно было скрыться за горизонт южное солнце, но ночь уже не сулила спокойствия и тишины в Крыму…

Выступать первому, против обыкновения, выпало не самому молодому из присутствующих, а генерал-майору Свечину. Ближе к концу он сообщал о моральном духе солдат подчиненной ему части.