Тим Пауэрс - Гнёт ее заботы Страница 53

Затем под колоннами Дворца Дожей[246] раздался испуганный вскрик, и Шелли и думать забыл о своих зрителях. Он прекратил раскачивать тело и метнул взгляд вверх.

Двое солдат схватили Байрона, но лорд сумел освободить одну руку и бросил свой зажигательный снаряд в сваленную кучей солому у основания западной колонны ― колонны, которая как помнил Шелли, была увенчана статуей Святого Теодора стоящего на крокодиле.

Один из схвативших Байрона солдат отпустил его и бросился туда, где упал пылающий зажигательный снаряд.

«Теперь мы вне закона, ― подумал Шелли, ― по крайней мере, Байрон».

В этот миг давешний старик в коричневой мантии, неуклюже ковыляющий к другой колонне, распахнул свое одеяние и по широкой дуге отправил лампу на мостовую возле ее подножия. На солому хлынуло пылающее масло.

Солдат, устремившийся к первой колонне, очевидно, счел это большей угрозой и, сменив направление, бросился ко второй колонне. Добежав до нее, он попытался ногой отбросить горящую солому в сторону; его брюки тут же занялись, но он не обращал на это внимания.

«Feuer[247]»! ― завопили солдаты, и бросились прочь от Шелли и его марионетки. Старик со всей силы обрушил грубую прогулочную трость на австрийца, пытающегося отбросить огонь от второй колонны, и ее очевидно утяжеленный конец врезался тому в живот. Австриец согнулся пополам, а затем повалился на мостовую, корчась от боли и все еще объятый пламенем.

Мужчина, который был, очевидно, командиром австрийцев, сорвался с места и замахал руками, призывая поторопиться кого-то за темной громадой базилики[248]. Его фигура в свете пожара отбрасывала пляшущие тени на поддерживаемую колоннами стену Дворца Дожей. «Das Auge! ― вопил командир. ― Komm hier! Schnell!»[249]

Один из солдат навел винтовку на древнего старика и прищурился, собираясь выстрелить. Шелли схватил Аллегру за руку. Обстановка начала накаляться ― этой ночью здесь запросто мог кто-нибудь погибнуть.

Байрон вырвался из хватки удерживающего его солдата и повалил его на землю. Двое солдат потащили своего горящего товарища в сторону канала, очевидно собираясь бросить его в воду, но его винтовка все еще лежала на мостовой. Байрон дохромал до нее, подхватил и поспешил обратно туда, где стоял Шелли с детьми.

За миг до того, как солдат выстрелил в старика, Шелли увидел существо отчетливо и безмолвно, словно из ниоткуда, возникшее в воздухе между солдатом и его мишенью. Это был крылатый змей, размером с большую собаку, и отсветы пламени играли на его чешуе и в размытых очертаниях крыльев, пока змееподобное существо извивалось в воздухе.

Грянул выстрел, и Шелли услышал, как пуля срикошетила от существа и унеслась в сторону колонн, пока отзвуки выстрела метались между дворцом и библиотекой.

Байрон схватил Шелли за руку. ― Возвращаемся ― все, что мы теперь можем, это надеяться, что огонь наберет силу, прежде чем они восстановят глаз.

Крылатый змей исчез, и внезапно разлившийся в воздухе холод заставил Шелли по привычке подумать, что следовало захватить для Клары пальто.

Сквозь красные отсветы пожара он увидел нескольких австрийских солдат несущих деревянный ящик со стороны базилики.

― А вот и глаз, ― сказал Байрон. ― Подержи Аллегру.

Командир австрийцев размахивал руками, подгоняя несущих ящик людей, и что-то кричал, кажется, что пламя уже почти набрало нужную силу.

Байрон выругался, осенил себя крестом, а затем вскинул захваченную винтовку к плечу. Ему потребовалось лишь мгновение, чтобы прицелиться в приближающихся мужчин, а затем он выстрелил.

Передний носильщик споткнулся, и ящик полетел на мостовую. Байрон выдавил короткий, жесткий смешок, и еще один словно эхо сорвался с губ старика. Шелли так сильно стиснул руку Аллергры, что она начала плакать.

Командир бросил затравленный взгляд на Байрона и Шелли, а затем полез под ремень ― Шелли, припав к земле, загородил собою Аллегру, но когда он испуганно глянул поверх плеча, он увидел, что австриец тянулся не за пистолетом.

Командир выхватил нож и, в тот самый миг, когда Шелли обернулся, полоснул ножом по горлу одного из солдат, с которыми боролся Байрон. Кровь брызнула на мостовую, когда солдат, откинувшись назад, рухнул на землю, беспомощно хватаясь руками за рассеченную шею.

― Кровь, ― выкрикнул Байрон, отбрасывая винтовку, ― он пролил кровь! Она позволит им видеть!

Шелли бесцеремонно уронил Клару и бросился вперед, собираясь оттащить истекающее кровью тело прочь из области внимания Грай, но командир повернулся и перерезал горло другому солдату ― и, пока Шелли бежал к нему, крича от ужаса, все еще в далеких двенадцати футах, командир посмотрел ему прямо в глаза, подвел лезвие под собственный подбородок и глубоко распахнул свое горло. Почти спокойно он осел на колени и повалился вперед.

Кровь теперь грязными лужами пятнала неровную мостовую. В голове у Шелли внезапно помутилось, и он остановился, спрашивая себя, что за наваждение заставляло камни мостовой под ногами казаться покрытыми рябью, словно они томились жаждой по той пище, что не получали с тех пор, как здесь прекратили проводить казни.

Но воздух пульсировал тоже, бился словно птица в силке, и Шелли подумал, что сама ткань мироздания дрожала здесь в знак протеста. Затем внезапно все прекратилось, и, хотя пламя охватившие колонны все еще бушевало и выбрасывало пучки горящей соломы вверх, колдовскими отблесками играя на венчающих колонны статуях, а солдаты все так же кричали и в панике метались по площади, Шелли почувствовал тяжелую неподвижность, воцарившуюся вокруг, и понял, что уже слишком поздно.

Грайи пробудились и впервые за долгое время оглядывались по сторонам.

На подкашивающихся ногах по вновь обретшей твердость мостовой, он вернулся туда, где стоял Байрон. Байрон бросил ему нелепо наряженное тело Клары и потащил Аллегру обратно к гондоле.

Шелли оцепенело последовал за ним, и их тени заплясали вокруг стоящего в гондоле Тито, когда сами они были еще далеко от причала. Когда Байрон поднимал Аллегру в гондолу, Шелли заметил, какой он неестественно бледный, и вспомнил солдата, которого он застрелил.

Он оглянулся назад ― и от увиденного его волосы встали дыбом. Это было невозможно, но он увидел, как пролитая кровь быстро скользит через площадь от одной колонны к другой, по горизонтали, словно бы целая площадь наклонилась в ту сторону; а затем, когда он шагнул в сторону чтобы рассмотреть это получше, кровь устремилась в обратном направлении, к колонне, возле которой она была пролита.

Звезды в небе, казалось, тоже медленно куда-то сползали, и, когда Шелли повернулся чтобы забраться в гондолу, он заметил, что отбрасываемые пожаром тени имели необычайно резко очерченные края, без размытости.

Шелли чувствовал, что на него смотрит что-то огромное и безликое; ему пришлось взглянуть вверх, чтобы убедиться, что никто не склонился над ним, уставившись на него своими огромными глазами. В небе не было ничего, кроме холодно мерцающих звезд.

― Это колонны, ― хрипло сказал Байрон, толкая его в гондолу. ― Они ― очевидно, зачарованы тобой.

Когда Шелли забрался внутрь и сел, Аллегра незаметно отодвинулась от него к носу гондолы, и на мучительный миг ему показалось, что она ненавидит его за то, как он обошелся с телом Клары; но затем она спрятала лицо за диванной подушкой и приглушенным голосом пискнула, «Почему этот глаз так строго глядит на тебя, дядя Перси?» ― и он с облегчением понял, что она всего лишь хотела оказаться подальше от объекта, на который было устремлено подавляющее внимание Грай.

И они, в самом деле, пристально на него взирали, он чувствовал на себе их жгучий интерес. Сердце учащенно билось в груди, словно ему приходилось выполнять дополнительную работу, толкая кровь против направленного на него внимания.

Байрон отвязал причальные тросы и запрыгнул в лодку.

Тито, орудуя веслом, поспешно отчалил от фондамента. Вода была покрыта необъяснимой рябью, хотя небо очистилось от туч уже несколько часов назад и сияло словно наколотыми на нем звездами. Шелли снова почудилось, что звезды двинулись в небе, ощутимо покачиваясь, словно игрушечные кораблики на поверхности покрытого рябью пруда. Он наклонился над бортом и отбросил вспотевшие волосы со лба, чтобы увидеть, что происходит в канале.

Что-то тяжело плескало в воде в пятидесяти ярдах от них, перед церковью Санта Мария делла Салюте, и мелкие брызги тускло мерцали в звездном свете ― Тито громко и несвойственно ему молился, изо всех сил налегая на весло ― а затем на мгновение что-то громадное показалось из воды, что-то сделанное из камня, но живое, и его грубая голова с бородой из морских водорослей, покрытая коркой наростов, казалось, с пристальным вниманием была обращена к ослепительно освещенной пьяцца, а затем, спустя миг, оно с плеском обрушилось обратно в воду и пропало из виду.