Разведка боем - Василий Павлович Щепетнёв Страница 53

Тромбоэмболия легочной артерии, думаю. Сморю наверх, и указываю Лисе и Пантере на Шпильмана — бегом вниз, работать нужно. Указываю, как зритель на гладиаторской арене — большой палец книзу.

Савченко мечется вокруг Штильмана, а кровь тем временем прибывает и прибывает. Делать нечего, придется и самому подавать реплики. Хорошо, операционная сестра сохранила хладнокровие. Анестезиолог же следит за больным, не замечая ничего вокруг. Фторотан, он такой…

— Работаем, — это я Игнату. — Аспиратор!

Игнат удаляет кровь, я пережимаю сосуд, потом перевязываю его. Смотрю, нет ли иных источников крови. Промокаю рану, выжидаю. Нет. Ну, и хорошо. Кисетный шов на толстую кишку. Еще раз смотрю. Ничего не кровоточит. Значит, можно уходить. Как учили. Послойно. Но сначала проверить — ничего не забыли в животе? Тампоны, салфетки, зажимы? Нет, ничего. И операционная сестра посчитала. Ничего.

Ну, значит, на волю, в пампасы.

И, уже накладывая последние швы, смотрю по сторонам, что происходит в операционной.

А происходит вот что: Штильмана на носилках куда-то уносят. Должно быть, в реанимацию, поскольку Пантера показывает — живой. Сердце запустили. Ну, а дальше — уж как получится.

И тут к столу вернулся Семен Гаврилович Савченко.

— Что? Где? Почему?

Волнуется. Молодой ещё. Под обстрелом не бывал, пороху не нюхал.

Можно подумать, я нюхал.

Можно.

Я вежливо и культурно объяснил, так, мол, и так. Пришлось завершить операцию в связи с непредвиденными обстоятельствами. Подробности письмом.

Это не шутка, ход операции в подробности следует записать в историю болезни и операционный журнал. Орднунг — наше всё.

Размываемся, снимаем казённые халаты, шапочки, маски, бахилы. Я мокрый, но душа у них, похоже, нет. Да мне и переодеться не во что.

Не барин, перебьюсь.

С Игнатом возвращаемся в учебную комнату, но учёба на сегодня кончилась. Не до нас. Шпильман в реанимации, и вообще — ЧеПе.

Лиса и Пантера рассказывают о технике прекардиального удара. Все слушают, но тут слушать мало, тут нужно видеть, а потом отрабатывать до автоматизма. Нет, друг на друге такое отрабатывать не стоит. Вредно для здоровья. Очень. На манекене нужно, на трупе. Мы вот на трупе отрабатывали, да. Зимой. В морге. Шутка, шутка, у нас и прав-то таких нет. Просто прочитали, вообразили, и получилось.

Тут и на меня насели, мол, как это я сумел.

Я попытался отнекаться, всё-де уже было сделано Шпильманом, я только швы наложил, но они-то видели, сверху всё видно. Но я повторял вновь и вновь, пока не поверили: я только швы наложил.

Ну, почти поверили.

— Тебе прямая дорога в хирурги, — безапелляционно заявила Нина Зайцева. — Швы накладывать тоже уметь нужно, а ты уже умеешь. И вообще, мы не слепые.

— Нет, нет и нет. Я буду курортным врачом. Моцион прописывать, нарзан сульфатный. Или доломитный. А в хирурги не хочу.

— Это почему же?

— Я недавно с бароном виделся, с Яшей. У них в автохозяйстве как? У них в автохозяйстве водителя перед выездом обязательно фельдшер осматривает. Пульс считает, давление измеряет. После бессонной ночи никаких поездок: автомобиль есть источник повышенной опасности.

А у нас — человек сутки отработал, а его на операцию ставят. Нет, не хочу. Неправильно это. Светя другим, сгори? Я не свечка копеечная. И вы не свечки. Никто не свечка — сгорать на работе. Не война.

Тут меня вызвали в ординаторскую, и заведующая кафедрой профессор Стечкина Нина Викториновна тоже начала допытываться, что и как. Я ей сказал то же, что и группе: только швы наложил, а все сделал Игорь Абрамович. А швы, что швы… Швы всякий сможет, стоит только потренироваться.

Записал в историю: в связи с внезапной болезнью оперирующего хирурга завершил операцию студент Чижик. И описал операцию, как это положено. Только и гемостаз, и остальное в моем описании выполнял Шпильман, а не я. Он и не вспомнит ничего, Шпильман. Если жив останется. А мне лишние хлопоты ни к чему: не положено студентам делать такое. А я и не делал. Только швы наложил, и то — последние.

Все с этим согласились, потому что это всех устраивало. Врач Шпильман И.А. завершил операцию, и только после этого с ним случился… А что с ним случилось-то?

Тромбоэмболия легочной артерии. С хирургами это бывает. Работа на ногах — варикозное расширение вен нижних конечностей — тромбофлебит — ТЭЛА. Такая вот комбинация. Ну, я так думаю. А вы доктора наук, кандидаты, вам виднее.

Но ТЭЛА тоже всех устроила. Со всяким случиться может, виноватых нет.

И меня отпустили с миром.

Один Игнат не поверил. Он-то стоял рядом.

— Ты не крути, я же видел. Где научился оперировать?

— Строго говоря, я не оперировал. Я только завершил операцию.

— Не виляй. Где?

— Да здесь, где же ещё? Смотрел, представлял себя на месте хирурга, мысленно повторял его движение. Эффективное мышление плюс развитая мелкая моторика. Я ведь пианист, каждый день играю на рояле по часу, вот и пальцы слушаются, — для наглядности я показал Игнату пальцы.

Они не дрожали.

Глава 20

ГАМБИТ КАРПОВА

Таль на игру не вышел: Латвия выставила запасного.

Имеют право.

И вот вместо Михаила Нехемьевича я играю с Айварсом Петровичем. Тоже сильный шахматист, но не Таль. Если победа над Талем принесла бы мне шесть пунктов рейтинга, то над Гипслисом — только три. Или два. Точно не скажу, обсчитываются не отдельные игры, а результат турнира в целом.

Ну, буду стараться выиграть у Гипслиса. Не корысти ради, а токмо во славу России. Потому что играю в первенстве СССР среди команд союзных республик, в рамках Спартакиады Народов СССР.

Играю на первой доске и, теоретически, должен встречаться с сильнейшими шахматистами страны. А они, сильнейшие шахматисты, как один вдруг сказываются больными, уставшими, или просто без указания причин меняются