Империя. На последнем краю - Владимир Викторович Бабкин Страница 53

– Куда вы теперь?

– В Москву к мужу. Дом у нас там, в Скатертном переулке. Купили до войны у Рекка. Будем рады вас у нас видеть.

Вот как! А я-то уже оженил Есенина.

– А сам-то, Питирим, откуда в Москву?

– С Тамбова еду. Навещал нашего общего друга Разумника.

– Почто он там?

– Опросы делаем. Наши партии поднимаются. Но не свиделись мы с ним – карантин.

– Знакомо. Там знатно бурлит. Я даже государя на встрече спрашивал.

– И что государь?

Сергей остановился, будто подбирая слова, потом махнул рукой:

– Сказал, что разберутся. По справедливости.

Мы замолчали.

– А ну его все! Я вот пока ехал, стихи дописал. Послушай, первым вам прочитаю:

Я покинул родимый дом,

Голубую оставил Русь.

В три звезды березняк над прудом

Теплит матери старой грусть.

Золотою лягушкой луна

Распласталась на тихой воде.

Словно яблонный цвет, седина

У отца пролилась в бороде.

Я не скоро, не скоро вернусь!

Долго петь и звенеть пурге.

Стережет голубую Русь

Старый клен на одной ноге.

И я знаю, есть радость в нем

Тем, кто листьев целует дождь,

Оттого, что тот старый клен

Головой на меня похож.

Все-так, великий поэт – Есенин! Сергей читал нам свои стихи почти до самой Москвы. О политике мы больше не говорили. Напряжение двух последних дней отпускало, пока не узнали мы в столице не поспевавшие за нами в дороге печальные вести.

* * *

Империя Единства. Ромея. Остров Христа. Усадьба «Орлиное гнездо» (Убежище Судного дня). 6 октября 1918 года

Больше не было слез. Больше не было сил.

«Пресвятая Богородица, за что мне это все? Чем я прогневала Тебя? Господи-Господи. Твоя воля…»

Маша истово крестилась на образа в углу.

– О, Мати Божия, помоще и защита наша, егда попросим, буди избавительнице наша, на Тя бо уповаем и всегда вседушно Тя призываем: умилосердися и помози, пожалей и избави, приклони ухо Твое и наши скорбныя и слезныя молитвы приими, и якоже хощеши, успокой и обрадуй нас, любящих твоего Безначального Сына и Бога нашего. Аминь!!!

Слеза пробежала по ее щеке.

Значит, есть еще слезы. Есть еще. Не все выгорело в душе.

Она целовала спящих детей. Губы горячо шептали:

– Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных… Господи, спаси и помилуй Мишу! Разве заслужил он гибель за все то, что он сделал? Он же делал все, что Ты хотел! За что ему это, Господи?! За что Ты наказуешь его?! За что?!! Или это испытание Твое? Господи-Господи…

Слезы текли по ее пылающим щекам, но она уже не замечала их. Она рыдала от бессилия, не зная, чем еще может помочь любимому.

– Господи! Господи, прими душу мою грешную, только спаси его! Спаси!!! Господи!!!

Но молчат образа. Нет ответа. Лишь свечи трещат перед иконами.

– Господи, спаси его. Я готова. Только спаси. Молю тебя всем сущим. Спаси. Я готова. Своей жизнью клянусь. Я готова! Спаси его, Господи!!!

* * *

Империя Единства. Ромея. Остров Христа. Усадьба «Орлиное гнездо» (Убежище Судного дня). 6 октября 1918 года

– Я надеюсь на тебя, Натали. Мне больше не на кого надеяться.

– Не волнуйтесь, государыня. Жизни не пожалею, защищая наследника и царевну. Но, может, лучше вам остаться на Острове, с ними?

Императрица прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Глаза ее наполнились слезами, и она отвернулась. Несколько раз пыталась что-то сказать, но спазм сдавил горло. Маша лишь сжала руку своей верной гофмейстерины и, накинув капюшон плаща, молча поднялась по трапу на борт «Царевны».

Натали, в окружении немногочисленной челяди и придворных, провожала взглядом императорскую яхту, сопровождаемую крейсером и двумя эсминцами. Небольшая эскадра скрывалась в ночи, и лишь навигационные огни еще светились в кромешной тьме.

Мария покидала Остров, уходя в мрак грядущего.

Смертельная схватка за власть началась.

Глава IX. Улыбка хищника

Империя Единства. Россия. Москва. Воробьевы горы. Шуховская башня. 6 октября 1918 года

Окоченевшие пальцы продолжали стучать ключом телеграфа, выбивая в эфир символ за символом. Сотни радиостанций по всему миру ловили и расшифровывали эту передачу.

«Говорит башня инженера Шухова в Москве. Мы пока еще здесь, и мы живы. Знаю, что огромное количество людей переживает за нас. Я все время слышу в эфире сообщения со словами поддержки. Спасибо всем. Пока у нас без изменений. Снег усиливается. Однако снег и не дает температуре слишком упасть. Но в любом случае, несмотря на тяжелые условия, дух среди «шуховцев» силен. Империя своих никогда не бросает, и мы это твердо знаем. Мы уверены, что как только погода позволит, нас сразу начнут спасать. Это была передача с Шуховской башни в Москве. Вел передачу подпоручик Лев Термен».

* * *

Империя Единства. Ромея. Мраморное море. Императорская яхта «Царевна». 6 октября 1918 года

Телеграммы из Москвы были ужасны.

Наступает кризис. Нет никакой уверенности в том, что течение болезни позволит Мише прийти в себя. Его самочувствие ухудшалось с каждым часом. Наступает кризис. Кризис, который чаще всего заканчивался смертью.

СМЕРТЬЮ.

Вот и все.

Вот и все…

Все.

* * *

Империя Единства. Россия. Московская губерния. Императорская резиденция «Марфино». Охотничий домик «У трехглавого дуба». 6 октября 1918 года

– Вы что же, соколики, так и не ложились?

Георгий промолчал, глядя в пламя камина, да и остальные тоже подавленно молчали. И лишь Мишка, самый вежливый из них, кивнул:

– Да, Силантий Модестович. Не спится.

– Ох-хо-хо…

Императорский лесник не стал, вопреки обыкновению, распекать своих подшефных сорванцов и даже не погнал их спать в принудительном порядке. Лишь подбросил дров в огонь. И сел рядом с Георгием.

За стенами выла вьюга, стонал ветер, в трубе завывало зловещими перекатами, пламя то и дело вспыхивало ярче, подхваченное тягой, или же наоборот, обманчиво пригасало, словно изготовившийся к прыжку хищник.

Говорить было не о чем. Говорить было нечего.

Да и о чем говорить?

О том, что всю усадьбу немедленно изолировали от внешнего мира? О том, что уже выявлено несколько заболевших «американкой», а это значит, что зараза уже бродит по Марфино? О том, что «банду Георгия» заперли в «Трехголовом дубе», как именовали мальчишки этот охотничий домик?

Вести из Кремля угнетали. Причем все понимали, что сообщают им далеко не все. А значит, дела обстоят значительно хуже.

Потому молчат все, глядя в огонь.

Что тут говорить?

Остается лишь ждать…

* * *

Из