Харуки Мураками - 1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь Страница 54

Проснувшись, Аомамэ почувствовала, что вся мокрая от пота. Холодного неприятного пота. Сбросив влажную пижаму и обтерев тело полотенцем, надела на себя новую футболку. Некоторое время посидела на кровати. Неужели должно произойти что-то плохое? Может, кто-то намерен отнять ее маленькое творение? Может, это тот, чье приближение сюда она чувствует? Надо как можно быстрее найти Тэнго. Но сейчас у нее была возможность только следить каждый вечер за детским парком. И возможность внимательно, упорно и тщательно присматриваться к этому миру. К его узкой, ограниченной части. К примеру, к вершине детской горки. Однако человек обычно что-то пропускает. Он, увы, имеет только два глаза.

Аомамэ захотелось заплакать. Но слезы не капали. Она снова легла на кровать, приложила ладонь к низу живота и начала спокойно ждать, когда придет дремота, а с ней и сон.

Глава 18 . Тэнго

Реальность там, где течет красная кровь, если кольнуть иголкой

- После того, как я очнулся в своей камере, в течение трех дней ничего не происходило, - сказал Комацу. - Я ел, что подавали, ночью засыпал на узкой кровати, утром просыпался и производил нужду в маленькой уборной с дверью с жалюзи, но без замка. На улице стояла жара ранней осени, но я ее не чувствовал - очевидно, комната была с вентиляцией.

Ни словом не обмолвившись, Тэнго слушал рассказ Комацу.

- Еду подавали трижды в день. В котором часу - не знаю. Потому что у меня забрали часы, а в комнате не было окна, поэтому день и ночь не отличались. Даже прислушавшись, я ничего снаружи не слышал. Наверное, и от меня во двор не доходил ни один звук. Куда меня привезли, я не догадывался. Только имел смутное впечатление о том, что это место где-то на отшибе. Во всяком случае, за те три дня, что я там был, ничего не случилось. Я не уверен, что это продолжалось три дня. Знаю только, что девять раз мне приносили пищу. Трижды гасили свет в комнате, и трижды я спал. Обычно мой сон неглубок и нерегулярный, но на этот раз я почему то без трудностей засыпал. Если подумать, странная история, но ты меня понимаешь?

Тэнго молча кивнул.

- Эти три дня я ни с кем не разговаривал. Еду приносил мне какой-то парень. Худощавый, в бейсбольной кепке на голове и белой маске на лице. В спортивном костюме с джерси и грязных теннисных туфлях на резиновой подошве. Еду приносил на подносе, которую забирал, когда я заканчивал есть. Тарелки были бумажные, нож, вилка и ложка - пластмассовые. Еда была пастеризованная, в банках, не очень вкусная, но такая, что можно есть. Подавали ее мало. Но я был так голоден, что съедал всё до последней крошки. Я сам удивлялся. Обычно у меня аппетита нет и я иногда вообще забываю о еде. Пить давали молоко и минеральную воду. Кофе и чая не было. Как и односолодового виски и свежего пива. Тем более сигарет. Да ладно! Ведь я приехал не в санаторий.

Словно вспомнив, Комацу вынул красную пачку «Marlboro», взял одну сигарету и прикурил от бумажной спички. Втянув дым глубоко в легкие, выдохнул его, а потом поморщился.

- Парень, который приносил мне еду, всегда молчал. Возможно, начальство запретило ему говорить. Он, конечно, принадлежал к мелюзге, которой поручают различные дела. Но, скорее всего, обладал навыками каких-то боевых искусств. В его осанке ощущались признаки такого обучения.

- И вы его ни о чем не расспрашивали?

- Потому что знал, что тот ничего не ответит, сколько бы я не спрашивал. Он молчал, как ему велели. Я съедал принесенную еду, выпивал молоко и, когда тушили свет, ложился спать. Когда свет в комнате зажигали, я просыпался. Утром приходил тот молодой парень, приносил электробритву и зубную щетку, а сам выходил из комнаты. Я брился и чистил зубы. После того он забирал обратно электробритву и зубную щетку. В комнате не было ничего, кроме туалетной бумаги. И не было ни душа, ни перемены белья. Об этом я даже не смел думать. Было зеркало, и я поэтому не испытывал особого неудобства. Но больше всего меня мучила скука. Ведь я проводил время в кубической комнатке с белыми стенами в одиночестве с утра до вечера, не перекидываясь ни с кем ни словечком. Равнодушный к сервису и еде, я, наркозависимый от печатного текста, не мог успокоиться. Но ни книг, ни газет, ни журналов не было. Так же, как телевизора, радио и игр. Я ни с кем не мог поговорить. Не оставалось ничего другого, как сидеть на стуле и смотреть на пол, стены или потолок. Я был в довольно странном настроении. Я шел улицей, когда меня схватили неизвестные типы и дали понюхать чего-то похожего на хлороформ, а затем куда-то увезли и поместили в комнату без окон. Как ни крути, непривычное положение. Такая тоска, что можно с ума сойти.

Некоторое время Комацу взволнованно смотрел на дым, поднимавшийся между пальцами, а потом стряхнул пепел в пепельницу.

- Наверное, они отправили меня на три дня в эту тесную комнату, чтобы подействовать на нервы. Они в этом хорошо натренировались. Научились, как сломить волю человека и поставить его на колени. На четвертый день после завтрака ко мне пришло двое мужчин. «Наверное, те же, что меня похитили", - подумал я. Нападение на меня был таким внезапным и неожиданным, что я даже не увидел их лиц. Но, присмотревшись к ним теперь, я постепенно вспомнил, как все произошло. Они затащили меня в автомашину, скрутили руки так, что казалось, сломают их, и приложили к носу и рту тряпку, смоченную каким-то лекарствами. Все время они молчали. Все произошло в одно мгновение.

Вспоминая прошедшие события, Комацу слегка нахмурился.

- Один был невысокий, коренастый, с постриженной наголо головой. Достаточно загорелый, скуластый. Второй - высокий, с длинными руками и ногами, со впалыми щеками и волосами, завязанными сзади узлом, наподобие конского хвоста. Вместе они были похожи на двух актеров-комиков. Долговязого и приземистого, с бородкой. И с первого взгляда я понял, что они опасны. Если надо, то они, не задумываясь ни на секунду, способны сделать все что угодно. Но они этим не бравировали. Вели себя спокойно. А потому вызывали еще больше опасений. Взгляд имели очень холодный. На обоих были черные полушерстяные брюки и белые рубашки с длинными рукавами. Оба имели возраст от двадцати пяти до тридцати лет, причем Лысый казался чуть старше. Оба были без часов.

Тэнго молча ждал продолжения рассказа.

- Беседовал со мной только Лысый. Худощавый Хвостатый не обмолвился ни словом, он, вытянувшись, стоял неподвижно перед дверью. Я думаю, он прислушивался к разговору между Лысым и мной. А может, вообще ничего не слышал. Лысый разговаривал, сидя напротив меня на складном стуле, который сам принес. Я сидел на кровати. Лицо Лысого ничего не выражало. Разумеется, он шевелил губами, но остальные его лицо оставалось неподвижным. Как у куклы, используемой для чревовещания.

«Вы догадались, кто мы и куда вас привезли?» - вначале спросил Лысый Комацу. Тот ответил, что не догадался. Некоторое время Лысый смотрел на Комацу своими пустыми глазами. Потом спросил: «А если скажем: « Угадайте », - то о чём подумаете? » Лысый говорил вежливо, но в его словах звучала твердая нота. И голос его был тверд и холоден, как металлическая измерительная линейка, долго пролежавшая в холодильнике.

Немного поколебавшись и учтя пожелания Лысого, Комацу честно признался, что, возможно, речь идет о «Воздушном коконе» . Потому что, мол, ничего другого не может придти ему в голову. То есть, они, наверное, принадлежат к религиозной организации «Сакигаке», а он находится сейчас на их территории. Хотя это, конечно, не выходит за рамки предположения. Лысый не подтверждал и не отрицал того, что сказал Комацу. Он молча смотрел на него. Молчал и Комацу.

- Итак, поведем разговор, опираясь на такое предположение, - спокойно продолжал Лысый. - Наша дальнейшая беседа будет продолжением вашего высказывания. На таких условиях. Вы согласны?

- Согласен, - ответил Комацу.

Они пытались вести разговор не прямо в лоб, а намеками. Неплохой признак. Если бы они не собирались отпускать его живым, то чего ради должны были так усложнять допрос?

- Как редактор издательства вы отвечали за выпуск «Воздушного кокона» Эрико Фукады, не так ли?

Комацу признал, что отвечал. Это общеизвестный факт.

- Насколько мы понимаем, при присуждении премии для молодого автора от литературно-художественного журнала допущено незаконное действие. Прежде чем подать рукопись этого произведения на рассмотрение конкурсной комиссии, по вашему указанию постороннему лицу было поручено его значительно переделать. Тайно переработанное произведение получило премию, получило огласку в обществе и, выйдя отдельной книгой, стало бестселлером. Это все правда, не так ли?

- Все зависит от того, как на это посмотреть, - ответил Комацу. - Я не возражаю, когда конкурсное произведение по совету редактора бывает переработано...

Чтобы остановить Комацу, Лысый поднял ладонь.

- Нельзя назвать незаконным то, что автор внесла правки в рукопись по совету редактора. Это правда. Но, как ни крути, то, что постороннее лицо значительно переработало произведение для получения премии, - это действие, которое противоречит закону. Кроме того, используя фиктивную компанию, был разделен авторский гонорар. Я не знаю, как можно это истолковать юридически, но с точки зрения общественной морали и нравственности, вы, наверное, заслуживаете сурового осуждения. Такой поступок нельзя никак оправдать. Вследствие шума, который создадут газеты и журналы, ваше издательство, несомненно, подорвет доверие к себе. Господин Комацу, надеюсь, вы все хорошо поняли. Мы раскопали все подробности этого поступка и можем обнародовать его конкретные доказательства. А поэтому вам лучше не выкручиваться. Такие вещи для нас неприемлемы. Бесполезная трата времени как для вас, так и для нас.