Марик Лернер - Другая страна Страница 54

— Я постараюсь, но ничего обещать не могу.

В дверь сунулся дежурный.

— Товарищ майор, вам из штаба звонят, никак пробиться не могут.

— Извини, кажется, я уже не приеду. Вызывают.

— Да, майор Томски слушает. Да, так точно.

Хорошо быть пророком, кажется все идет, как предсказано.

«На площади Сион в Иерусалиме состоялся массовый митинг протеста против предложений премьер-министра Бегина, при участии огромного стечения народа. По приблизительным подсчетам собралось не менее ста тысяч человек, выслушавших гневную речь Бен Гуриона, направленную против политики правительства.»

«Несмотря на экстраординарные меры, властям так и не удалось вчера предотвратить массовые выступления. Как мы уже сообщали, накануне израильское правительство пошло на беспрецедентный шаг: закрыло въезд в Иерусалим и центр страны. Одновременно в эти районы было введено несколько тысяч солдат. Однако добиться желаемого эффекта так и не удалось. Вчера вечером радио Коль Исраэль сообщило о «беспорядках практически по всей территории страны». По официальным данным, погибло четверо и ранено более 50 человек.»

Профсоюзные активисты Гистадрута прошли по центральным улицам Ашдода с транспарантами, на которых были начертаны призывы «Американцы — вон из Израиля!». Участники демонстрации также выразили свою полную поддержку лидеру оппозиции и партии МАПАЙ Бен Гуриону.

7 ноября 1947 г.

Толпа под израильскими знаменами и с херутовскими лозунгами в руках, медленно надвигалась.

— Стой! Кто тут старший, — заорал я.

Подошли несколько человек, не имеющих между собой ничего общего. В нормальной обстановке субтильному польскому интеллигенту, здоровенному рабочему в спецовке, с обожженным лицом и йемениту с пейсами совершенно нечего было делать в одном строю.

— В чем дело, майор? — спросил поляк. У нас есть разрешение на демонстрацию, мы ничего не нарушаем.

— Вон, с той стороны, — показал я, — идут прямо вам навстречу коммунисты с мапаевцами. Через два квартала вы столкнетесь. Ничего хорошего на такой узкой улице из этого не получится, даже если все будут вести себя замечательно. Сворачивайте на Кинг Джорджа и идите себе спокойно. Арик! Вон того, в кожаной куртке, взять!

Солдаты кинулись к парню, отшвыривая людей. Хорошая реакция. Он не успел понять, в чем дело, как был выдернут из толпы. При этом полы куртки распахнулись. Значит, не показалось.

— И зачем тебе обрез? — ласково спросил я, проверяя, заряжен ли он. Похоже самодельная дробь. — Ты, в кого, сука, стрелять собирался? И со всей силой заехал ему между ног ботинком. Парень свалился, взвыв.

— Этого в автобус, к полицейским, и оформить по всем правилам. Может в тюрьме поумнеет. Ну, чего тебе не понятно, — спрашиваю у топчущегося рядом работяги. Сейчас мы... вломим от всей души, всем кто полезет... короче, пиз..лей на всех хватит, так идите другой дорогой, чтоб не наваляли не тем случайно.

— Ты меня не узнаешь? — спрашивает он неожиданно по-русски.

— Не помню, — пожимаю плечами, — лицо вроде знакомое, но не помню.

— Я Гутман Александр. Механик-водитель из танковой роты. Октябрь 1944г.

— А, вспомнил! Единственный уцелевший из экипажа! Арик, бумага у тебя есть? На, запиши мне свои данные, где ты живешь. Когда это все кончится, я тебя найду.

— Ты не подумай мне ничего не надо, я просто спросить хотел, не нае... нас? Дадут жилье?

— Откуда я знаю? Так или иначе, все равно нае... А дома есть. И селить там будут. Если выбор будет, просись в города ближе к центру — Калькилия, Шхем, Рамалла. Там с работой легче будет. Освобожусь от этого бардака — найду тебя.

Есть люди, которым ты должен, даже если они так не думают. Из всей их танковой роты, он единственный остался живой. Остальные сгорели. А если б не они, моя рота лежала бы там, в Венгрии. И я вместе с ней. А его бы я, конечно, не узнал. Погибшего лейтенанта, командира роты помню, а водителя нет. В памяти осталось только черная фигура в комбинезоне, с которой сбивали огонь.

Улицу мы перегородили колючей проволокой, хорошо еще, что никому не пришло в голову ее расширять. Домов, наверное, жалко было. Так что навалиться на нас всей массой они не могли, иначе бы просто задавили числом. Зато задние не видели, что делается впереди и постоянно давили, желая пройти. Соломон сорванным голосом призывал в, очередной раз, разойтись и соблюдать спокойствие. Толпа хором скандировала лозунги о всеобщем счастье и правительственном идиотизме.

— И какой в этом смысл, — спросил Рафи. — Все равно, ничего не слышно.

— Ну, ты как ребенок. Прежде чем начать действовать, положено выполнить процедуру. Есть инструкция, о чем мне напомнили в штабе. Я ее внимательно прочитал. Тут не война, когда противник должен быть уничтожен. Там, на той стороне, такие же, как мы. Может быть, мы с ними вместе служили. Но главное не это. Когда все кончится, в очередной раз создадут Комиссию по разбору полетов. Будут выяснять, кто плохой и кто первый начал. Это любимая израильская игра — создание таких комиссий. Результат обычно нулевой, все равно решения только рекомендательные, но мне как-то не хочется, чтобы мою физиономию напечатали в газетах и потом, пугали мной детей. Поэтому, вон там стоят наш собственный конооператор и фотограф. Проявляем максимальную выдержку и все фиксируем. Хорошо бы иметь что-то вроде гранат, со слезоточивым газом.

— Ага, — сказал он, взглянув на меня. — И в газетах напишут: «Евреи травят газом евреев, как нацисты!»

Мы дружно рассмеялись.

Из толпы густо, как по команде, полетели камни и бутылки. Соломон схватился за голову и упал, двое солдат оттащили его за строй. Было видно, как капает кровь. Жаль, что щиты сделать не удалось или слишком тяжелые, или не держат удар. Доски под такое не подходят.

— Приготовиться, — заорал я, оглядываясь на камеру.

Он утвердительно закивал, показывая, что успел снять.

— Пожарные!

По взбесившимся демонстрантам ударили гидропушки. Мощная струя воды обладает значительной энергией и на близком расстоянии способна не только сбить человека с ног, но и катить его по земле. А там можно было легко напороться на обломки кирпичей и осколки стекла и серьезно пораниться. Вот только не та ситуация, чтобы их жалеть, нечего было булыжники из мостовой выворачивать.

Толпа шарахнулась назад, но уходить было некуда. Спресованная масса людей сжалась и пружиной и распрямилась в нашу сторону. Вода уже не помогала. Перепрыгивая через упавших, иногда и наступая на них из за недостатка места, люди с ревом лезли на проволоку, опрокидывая и растаскивая барьеры. У некоторых в руках камни и арматура.

— Батальон, — надсаживаясь, закричал я, — Шагом, вперед!

Заработали дубинки. Таким деревянным дрыном можно легко переломать кости. А, если умения мало и попасть по голове, можно и убить. Так что плотный строй солдат просто смел первые ряды. Потом вновь образовалась пробка, когда отступающие демонстранты уперлись в новых, только подошедших. Давка была страшная. Какое то время, казалось, что сейчас нас опрокинут и тут мы с Рафиной ротой подперли своих сзади. Еще раз надавили. Толпа не выдержала, люди стали пытаться удрать, пробку вышибло в обратную сторону.

Начали подъезжать машины скорой помощи, чтобы собрать валяющихся раненых. Полицейские тащили арестованных, не успевших разбежаться. Отходим на свою позицию и восстанавливаем заграждения. Командиры рот собрались с докладами. Веселый сегодня день. 34 раненых, из них восьмерых отправили в больницу. 62 задержанных, больше двухсот демонстрантов собрали на улице с переломами и прочими повреждениями. Как там у Гайдара: «Нам бы день простоять...» Ночь не потребуется. Сегодня к вечеру проголосуют.

«Судьбоносное для нашей страны решение принято! С небольшим перевесом, всего 2 голоса, договора с Англией, США и Иорданией были утверждены Кнессетом. Вотум недоверия правительству отклонен. Особенно неприятно для правительства было поведение группы депутатов из Херута, принявшие решение воздержаться, которое едва не раскололо партию. Кук и Мерлин ушли в отставку. Похоже, нас ожидают большие перемены.»

«Решение было принято большинство голосов. Из 20 членов кабинета против проголосовали трое представителей партии «Херут». В ходе заседания кабинета премьер-министр Менахем Бегин осудил действия раскольников как «хулиганство» и обвинил их лидеров в использовании сложившийся ситуации для удовлетворения своих политических амбиций.