Летнее Солнцестояние - Уильям Хорвуд Страница 54

него те же чувства, что и блестящие черные глаза каменной совы. Он не любил Руна. Таким, как он, доверять нельзя. Мандрейк повернулся спиной к сове и направился к норе Ру. Он шел неожиданно тяжело и ощущал неведомую доселе усталость. Усталый и старый. Да, в противостоянии сове он поборол ту последнюю толику физического страха, которая таилась до этих пор в глубинах его души. Но когда крот теряет весь страх полностью, обретаемая им свобода может сделать его жертвой еще более темных и гибельных страхов, таящихся в кротовьих душах.

Рун наблюдал за тем, как Мандрейк идет по туннелю; сверхъестественная, дьявольская чувствительность позволила ему понять, что Мандрейк уже не тот, что прежде. Он вновь посмотрел в темные глаза совы. Еще немного — и он, Рун, станет единовластным хозяином Данктона.

Совершенно обезумевшая Ру вышла вслед за тремя крупными кротами на поверхность и, щурясь от света, припала к земле, ожидая решения своей участи.

— Может, убить ее? — спросил Рун, понимая, что боевик расправится с ней с удовольствием.

Ру сжалась в комок, жалобно глядя на них. Она даже не пыталась защищаться, понимая, что в любом случае ей не удастся избежать смерти.

Мандрейк посмотрел ей в глаза. Сказать, что в его глазах отразилась жалость, было бы неверно. Мандрейк не знал, что такое жалость. Жестокость и усталость — вот что угадывалось в этом взгляде. Совсем недавно он, не раздумывая, кивнул бы головой, Рун подал бы сигнал боевику, и тот с удовольствием выполнил бы привычную кровавую работу. Недавно, но не сейчас.

— Зачем? — отозвался Мандрейк.

Рун и боевик посмотрели на Ру с нескрываемым презрением, после чего все трое отвернулись от Ру так, словно ее уже не существовало на свете. Чувство собственной ничтожности буквально раздавило Ру — она не радовалась ни тому, что ее мучители ушли, ни тому, что осталась жива. Она принялась горько рыдать, прекрасно понимая, что не может вернуться ни в Бэрроу-Вэйл, ни в туннели, ставшие не так давно ее вторым домом. Идти было некуда. Ей хотелось одного — умереть, забыться вечным сном, в котором нет ни систем, ни кротов...

Когда через несколько часов Брекен подошел к халверовской системе, она продолжала сидеть на том же самом месте. Он услышал ее прежде, чем увидел. После того как кроты покинули туннели, он пробрался в них сам и, убедившись в том, что в системе Халвера никого не осталось, вылез на поверхность и тут же услышал чье-то всхлипывание.

В течение долгого времени Брекен наблюдал за Ру, пытаясь понять, почему эта странная кротиха не боится сов и не ищет убежища даже с наступлением сумерек. Он думал и о том, стоит ли пытаться заговорить с ней.

В конце концов он направился прямо к Ру. Она глянула в его сторону, однако, к крайнему удивлению Брекена, даже не сдвинулась с места. Вместо этого она понурила голову и тихо спросила:

— Вы пришли убить меня?

Ее слова показались ему такими дикими и несообразными, что он замер от изумления. Только теперь Брекен заметил, какая она маленькая, грязная и вдобавок перепуганная. Он посмотрел на лоснящуюся шерсть, покрывавшую его лапы, и почувствовал силу своих мышц. Он превратился во взрослого сильного самца!

Брекен рассмеялся и ответил, что ему приходилось играть роль жертвы, но убийцы — никогда. Она громко засопела и вытерла мордочку лапой, несколько успокоенная его смехом и одновременно пораженная его странным видом и ощущением исходящей от него силы, хотя он был куда меньше Руна и боевика. С Мандрейком она его даже и не сравнивала. Других, подобных ему исполинов на свете попросту не существовало!

— Кто ты и откуда? — спросил Брекен.

— Меня зовут Ру, а жила я возле Бэрроу-Вэйла...— ответила она.— Но меня... меня выгнали из моей норы. Я жила на склоне, пока сюда не пришел Крот Камня. А ты кто?

— Брекен, Житель Вестсайда.

Ответ его был, мягко говоря, не совсем точен, поскольку с недавнего времени он стал жителем Древней Системы. Однако, наученный горьким опытом, он решил для начала получше познакомиться с кротихой. Упоминание Древней Системы могло перепугать ее еще сильнее.

— Я знал Халвера, — добавил он, надеясь тем самым объяснить причину своего появления на склонах. Установилось неловкое молчание. Следующий вопрос был задан ими одновременно.

— Кто такой Халвер? — спросила Ру.

— Что это еще за Крот Камня? — в тот же миг спросил Брекен.

Это рассмешило их обоих — от былой настороженности и неловкости не осталось и следа.

— Стоять здесь рискованно,— заметил Брекен.— Лучше спуститься в туннель.

— Нет, я туда ни за что не вернусь, — ужаснулась Ру. — Там сова!

— Я знаю, — ответил Брекен, приведя ее в крайнее замешательство. — На нее-то я и хочу посмотреть.

В конце концов ему удалось убедить Ру, что внизу они будут находиться в большей безопасности — каменная сова на них напасть не может, а если Мандрейк и Рун вздумают вернуться на склоны, он сумеет вывести Ру в безопасное место, воспользовавшись потайным ходом. Впрочем, ее убедили вовсе не доводы и увещевания, а простое ощущение того, что он искренне желает ей добра. Вскоре они уже были в центральной норе халверовской системы. Брекен принес Ру несколько червей, которых ему удалось раздобыть без особого труда, поскольку он хорошо знал эту систему. Насытившись, они устроились в разных концах норы и вернулись к своему разговору о Халвере и Кроте Камня. Брекен поведал Ру все, что он знал о Халвере, а Ру, как могла, пересказала ему историю о Кроте Камня. Естественно, Брекен тут же понял, что этим именем данктонские кроты называют не кого-нибудь, но его самого.

— Покажи мне, где это произошло, — попросил он ее.

— Не могу, — ответила Ру еле слышно — к ней вновь вернулись прежние страхи.

— Она не тронет тебя, — сказал ей Брекен. — Это всего лишь изваяние.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась Ру.

Рун не стал бы отвечать на этот вопрос, ибо понимал, что сила крота часто состоит в умении скрыть свое знание. Говорить правду было не в интересах Брекена. Но сейчас он меньше всего на свете думал о собственных интересах, ему хотелось одного — успокоить Ру, дружелюбие которой стало для него приятной неожиданностью.

Впрочем, меж наивностью и бесхитростностью существует вполне определенное различие; вина Брекена — если, конечно, считать это