Иван Кузмичев - Поступь Империи. Бремя Власти Страница 55

— Быстрее, государь, они ворвались в опочивальню императрицы!

Окидываю окна на третьем пролете и с ужасом понимаю, что времени осталось с гулькин хрен, или и того меньше…

— Делайте что угодно, но только спасите, — рычу в ответ, срываясь с места.

Вот только впереди уже несется будто табун коней преданные телохранители, они мимоходом оттеснили часть гвардейцев-семеновцев, попавших в Кремль вместе с нами. И ведь понимаю — не виноваты они в случившейся трагедии — разумом знаю, а сердце не принимает, отказывается доверять полностью. Посему и чувствую спокойней в окружении нарушкинских бойцов: верных, опытных и надежных как гранитная скала.

В коридорах на каждом углу попадались мертвые тела врагов, кое-где попадались изрешеченные пулями или порубленные десятком клинков защитники. Видно, что оборонялись не жалея ни себя ни тем более противника. Но силы заведомо оказались неравны…

— Скорее, мать вашу! — подгоняю я бойцов, перескакивая одним махом пяток ступеней.

До опочивальни Оленьки осталось меньше сотни метров — мелочь казалось бы, но когда на кону жизни родных каждая секунда промедления может оказаться последней.

Впереди внезапно вспыхнула скоротечная схватка. Выстрелы, сабельная сшибка и мгновенно разлившаяся патокой тишина, изредка нарушаемая отдышкой бойцов.

— Сдавайтесь и тогда вам оставят жизнь, — без намека на эмоции предложил бунтовщикам Михаил Нарушкин.

И ведь каков шельмец — десять секунд тому назад бежал рядом со мной, а как понадобилось, вырвался вперед. Ну что ж, пусть проведет переговоры, время потянет, авось поведутся ублюдки. Нет нарушать слово я бы не стал — раз переступив черту обратной дороги не будет, но вот устроить так, чтоб до последних минут жизни бандиты проклинали свою участь мне под силу.

— Зови государя, с тобой лясы точить мне не с руки, — рыкнул в ответ заправила бандитов.

— А ты не много ли хочешь, смерд? — панцирь отчужденности треснул и голос Михаила зазвенел от неприкрытой злобы.

— Ого-го каков пес! — рассмеялся главарь. — Ты еще гавкни на меня. Все утомил — умолкни и зови государя!

Нарушкин на сей пассаж не ответил, но если б взглядом можно было бы убивать: бандит преставился бы в тяжких муках в тот же миг.

— Кто тут такой разговорчивый?

А что меня звать, если я рядом стою. Вон пара шагов и внимательно гляжу на главаря бандитов, держащего подле себя мою ненаглядную Оленьку, кривой кинжал в локоть длиной замер в миллиметре от шеи любимой. В двух шагах от них стоят Ярослав с Иваном: оба чуток растерянные, но готовые защищать маму до последнего. Вот только никто им этого не позволит — подельники аль подчиненные главаря держат их больно надежно.

Сердце сжимается от одной мысли, что может пролиться кровь близких, но и слабину дать нельзя — аукнется потом так что любое восстание покажется детской игрой в песочнице!

— Ну слава Богам, явился…

Атаман, или как его еще назвать не знаю ощерился, в серых рыбьих глазах вспыхнула радуга безумства и тут же пистоль, что до сего момента плотно прижимался к спине императрицы вынырнул у нее из под локтя. Дуло смотрело прямо мне в живот. От неожиданности я будто одурманенный глядел на металлическую трубку с насечкой, но даже понимая, что медлить нельзя заторможено смотрел на оружие, не в силах сдвинуться с места. И ведь какое скотство — в бою не единожды Старухе с Косой в лицо глядел, а тут как юнец розовощекий духовно опростался…

Выстрел!!!

Сбоку прилетел сильный удар, да такой, что я не удержался и отлетел к стенке коридора. Мгновением позже послышался свист рассекающих воздух метательных ножей. Смачные удары, бульканье и глухие удары тел о деревянный настил.

Произошло все так быстро, что я пару секунд не мог понять, что случилось и почему тело не болит от ранения? Аккуратно ощупываю себя едва ли не с головы до пят, но ни одного мокрого пятнышка, к тому же боли от ранения нет, лишь плечо саднит от удара, да бок ноет.

— Уводите наследников! Лекаря сюда!!

'Что?!'

Вскакиваю с пола, уже не замечая боли, бешено гляжу на людскую кучу-малу, образовавшуюся в проходе, где еще недавно стоял разговорчивый бандит.

Ярослав с Иваном уже окружены телохранителями, лишь глазенками хлопают, пока еще не поняв окончательно, что произошло.

— Детей в их покои, приставить охрану и вызвать Игнатьева, пусть осмотрит, — приказываю бойцам, сам же направляюсь к лежащей на спине жене…

Приталенное розово-абрикосовое платье залила алая кровь, всю левую сторону: от шеи до пояса.

Мое сердце казалось вот-вот остановится, но неожиданно Оля заговорила:

— Рана неглубокая, уж мне можешь верить, главное кровь остановите, как Гариэнтос учил, тогда все хорошо будет.

По тихому голосу любимой было видно, что сил у нее осталось чуть-чуть, потеря крови велика. И ведь паскудство — я без понятия, что делать в таких случаях, ну не на шею же жгут накладывать?

Вдруг меня кто-то настойчиво подтолкнул под локоть, а затем вовсе отодвинул от Оли. Я на подобную дерзость хотел было осерчать, но увидел знак медика: алый крест на черной форме телохранителя мгновенно остыл. Каждый должен заниматься своим делом, в том который он мастер.

Лекарь достал из сумки тонкую полоску льняной ткани, ловко сложил до состояния плотной скатки, после чего приложил ее к ране.

— Олег, зафиксируй, — приказал лекарь стоящему рядом с ним бойцу.

Тот достал еще одну полоску ткани и начал аккуратно наматывать на шею, при этом плотно фиксируя скатку на ране.

— Кладем на носилки на счет два. Раз… два. В операционную несем, зовите травниц и старика — придется шить очень быстро!

Меня быстро оттеснили от Оленьки, идти вместе с ней не позволили, мягко намекнув, что буду мешаться. Ну что ж, они правы.

Между тем заметил, что на месте остался еще один лекарь, возясь рядом с Михаилом Нарушкиным. Левая рука у него была залита кровью, с предплечья до ладони. Командир телохранителей морщился и шипел, но лекарь был неумолим — внимательно осматривая рану, попутно обрабатывая ее спиртом.

— Тебе повезло, командир, пуля прошла на вылет — кость не задета. Ну а мясо нарастет, месяца через два рука будет как новая.

— Лешка, скорей уже заматывай!

— Уже, надо только края сшить, да мазь наложить, чтоб заражения не случилось.

— Живодер.

— Не без этого…

Я подошел к Мише. Положил руку ему на плечо и легонько сдавил.

— Спасибо.

Нарушкин улыбнулся.

— Моя жизнь в том чтобы защищать тебя — государь. А рана… да хрен с ней, авось не первая и не последняя. На тренировках и хуже бывало.

Хорохорился майор. Я это видел.

— В любом случае — спасибо. Да и подумал я над одним вопросом. Пора наших 'чернышей' из батальона в нормальный полк переводить. Так что поправляйся, полковник, и набирай толковых бойцов, чтоб подобного, — окидываю беспорядок хмурым взглядом, — больше не повторилось.

— Будет исполнено!

— Вот и хорошо, занимайся, а мне надо с детьми поговорить, успокоить.

'Вот ведь ситуация… как Ярославу с Ванькой произошедшее объяснить так, чтоб рана душевная от увиденного на всю жизнь не осталась?'

Да, та еще проблема…

Вопреки опасениям — рана Оли оказалась неопасной, хоть и кровавой. Гариэнтос не подвел и вместе с учениками сделал все, чтобы императрица поправилась. И пусть императрица еще слаба, но ей ничего не угрожает — это главное, а потери крови есть чем восполнить, благо вина красного и мясца молоденького достаточно.

То, что ожидает изменников, послужит уроком всем остальным на многие поколения вперед. Прощать покушение на семью государя нельзя, необходимо донести до остальных простую истину неприкосновенности. Эгоистично? Может статься и так, однако в мире где один человек привык подчиняться другому иначе нельзя. И дело не в том, что я идеалист-монархист, вовсе нет, я прагматик — изучал немало примеров истории и всегда во все времена, вне зависимости от государственного строя за страну отвечал именно ее глава, а не прихлебатели.

Порой государства складываются как карточные домики из-за ошибок правителя, а иногда возрождаются из пепла аки сказочная Жар-птица. И как бы не хотел люд уравнять всех — этого никогда не добиться, просто потому как человек животное стадное, а значит зависимое от воли сильнейшего.

— Дмитрий Колпак к государю!

Как частенько бывает иную нетривиальную мысль, прерывают самым обычным образом, просто неудачно объявив о прибытии давно ожидаемого соратника.

Видимо что-то отразилось на моем лице, потому как Никифор ретировался быстрее обычного, едва Димка переступил порог кабинета.

— Здравия тебе, государь-император, — поклонился изобретатель.