Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-4 [СИ] Страница 55

— Ты куда?! — спросила мать из кухни, которая у них была как бы отделена от дома, чтобы запах не проходил.

— В школу, мам!

— Не позже двенадцати! Куртку одел?

Михаил не слышал — он уже выскочил за ворота.

Была весна — такая же как сейчас, ранняя, мрасная. Снега тут почти не бывало, он был в горах — а здесь только слякоть и грязь. Вода буквально висела в воздухе, в темноте молочно-белыми шарами горели фонари. Где-то вдалеке — звякал трамвай.

Он остановился у соседнего дома, там было что-то вроде проволоки, если ее нужным образом подергать — в нужной комнате этого дома раздался сигнал. Он подергал — и через пять минут на улицу вывалился Петька Бурак, одетый поплоше — его родаки не могли позволить покупать джинсы. Петька был красный и злой.

— Хайль — поприветствовал он друга и соратника фашистским приветствием. Это тоже было модно — вызов обществу. В школе так не здоровались — не миновать проработки у директора, если увидят.

— Хайль. Чо красный?

— Ништяк. Батя шарманку завел, едва вырвался. А у тебя — чо?

— Да ничо. Двинули.

— Двинули.

По улице они пошли уже вместе — что было намного безопаснее, чем одному. Грозовые тучи копились, они уже висели темным облаком над школой — и они это чувствовали.

— У Арзо старшак откинулся[36], — сообщил новость Петька, — вчера куролесили.

— Теперь хлебнем.

— Точняк. Арзо и так сорванный был, а щас вообще оборзеет.

Петро шмыгнул носом и заключил.

— Не знаю, как ты, старшой, а по мне — ждать нечего. Надо оборотку давать.

— Они нам пока ничего не сделали.

— Как ничего?! А Косаря отметелили — трое на одного! А твою телу по углам мацают!

От хлесткого бокового Петро уклонился, вошел в клинч со своим другом. Михаил, красный от злости, поддал ему коленом — раз, другой.

— Хорош, хорош! Хорош! Брат, ты чего?! Ну не держи зла, сдуру сказал.

— Базар фильтруй!

— Хорош!

Треснула, поползла под пальцами ткань.

— Козел!!! — взвыл Петро.

Михаил отпустил Петро, шагнул в сторону.

— Не, ну ты чо — а? Ты же мне куртку порвал!

— Базар фильтруй! — повторил Михаил, — еще раз услышу…

— Все, хорош. Ни слова. А мне чо теперь — домой?

— Разденешься и все в школке.

— Разденешься и все… — передразнил Петро, — мне дома всыплют за то, что порвал, будь здоров. А только ты…

— Что, — приостановился, сбился с шага Михаил.

— Вчера сеструха моя базарила. Видела, как Арзо и Якуб, шестерка его, твою Наташку на первом этаже под лестницей зажали. Я честно говорю, не бесись ты!

— У сеструхи твоей язык без костей.

— Как знаешь. Но я все же дал бы оборотку.

У школы уже гремела музыка, было слышно даже с улицы. По завешанным сетками окнам спортзала — метались разноцветные блики — врубили и цветомузыку.

Тогда милиционеров на входе не было, они прошли в свой класс, разделись. Танцевали на первом этаже и в актовом зале.

В зале — он увидел и Арзо и Наташку. Арзо лапал какую-то девчонку, новенькую, из русских и было видно, что ему это нравится и ей — тоже. Наташа танцевала со своей подружкой Раисой по прозвищу Галка — у нее был длинный нос и несдержанный язык. Галке нельзя было говорить ничего тайного — разболтает сразу.

Несколько минут потолкавшись в народе, он, наконец-то, решил приблизиться к предмету своего обожания. Как раз заиграл Модерн Токинг — мелодичная вещь.

— Потанцуем? Наташ!

— Уйди.

Он попытался ее перехватить — но получил в ответ лишь толчок. В этот момент он понял, что многие смотрят на него.

— Уйди! Видеть тебя не могу!

Он протолкался к стене, с размаху ударил по ней кулаком. Боль немного привела в чувство.

— Что, получил, русский?! — маленький, темный, похожий на хорька Леча оказался тут как тут, рядом. Над ним издевались с первого класса — и злобы в ответ он накопил достаточно. В чеченской группе он работал провокатором — шел впереди, лез на рожон, получал легонько по физиономии — грешно бить убогого — но это было основанием уже для вмешательства основных сил группировки. Так и начинались драки.

Уходить Михаил не собирался. Он не знал, за что заслужил такое к себе отношение и не собирался сдаваться.

Ему удалось подловить ее на втором этаже, когда к концу шла же «Вторая часть Мерлезонского балета». Она пошла в туалет… пацану в женский туалет заходить было очень позорно, но он подстерег ее у выхода, перехватил руки. Прижал к стене.

— Уйди!

— Скажи за что — уйду.

Девчонка попыталась пнуть его в пах — но получилось у нее это плохо.

— Скажи, за что — уйду.

— А сам не понимаешь?!

— Нет.

Он искренне не понимал. Не мог понять.

— Из-за тебя — все!

— Что — все?!

Глаза у Наташки были красные. Было в них и что-то такое, чего в них раньше никогда не было — затравленность и страх.

— Что — из-за меня?

Наташка начала плакать. Не так как обычно плачут, с всхлипываниями, с какими — то словами. Просто — вдруг слезы покатились у нее из глаз, все сильнее и сильнее.

— Уйди. Ну пожалуйста…

— Что он тебе сделал… — начал понимать Михаил, — что он тебе сделал, ну?!

— Эй, русский!

Михаил резко развернулся. Так и есть — Арзо, Якуб и еще один — Адам, боксер.

— Меня спроси, — лениво спросил Арзо, — ты эту б…ь зачем спрашиваешь? Мужчина должен мужчину спрашивать.

Михаил спокойно улыбнулся. Та самая пружина, щемящая духу пружина злобы и ненависти — начала закручиваться все сильнее и сильнее.

— Сейчас спрошу…

Он сделал шаг вперед, потом еще шаг, начал снимать свою модную джинсовую куртку. Якуб и Адам отодвинулись в сторону, давая свободу своему вожаку для драки один на один. Арзо был тяжелее килограммов на десять и старше на два с половиной года — из-за второгодничества. Но Михаил был русским…

Он снял куртку — якобы для того, чтобы сбросить с плеч ненужное, мешающее свободно двигаться перед дракой — и Арзо не увидел в этом ничего опасного для себя. И напрасно — моментально перехватив куртку в одну руку, Михаил резким движением хлестанул ей Арзо. Лежащая в кармане гантель с костяным стуком врезалась в голову врага…

Левой — он успел серьезно достать Якуба, настолько серьезно, что тот полетел с ног. Развернулся к Адаму, замахиваясь курткой — но Адам, уже вполне профессионально боксирующий — успел первым. Последнее, что он помнил, лежа на полу — это топот множества ног и серебристый звон разбитого стекла…

— Фамилия.

— Клевцов.

— Имя — отчество.

— Михаил Юрьевич.

— Год рождения.

— Семьдесят третий.

— Место рождения?

— Грозный…

В больницу его отвезти не дали — привезли сюда, в Грозненское ГУВД — хотя потом врачи установят у него легкое сотрясение мозга и мелкие порезы от стекла. Ему было пятнадцать лет — и его допрашивали как взрослого, без родителей, без педагога. Когда занюханный бобик остановился у здания ГУВД — и их восьмерых выгрузили из него — несколько милиционеров, которым видимо было нечего делать — погнали их в пердельник, избивая. Его ударили дубинкой и несколько раз — руками и ногами. Били всерьез.

Все восемь задержанных — были русскими. Чеченцев — кого отправили в больницу, кого отпустили домой с наказом завтра явиться в РОВД. Школе был нанесен серьезный ущерб — выбили стекла, разломали мебель — дрались обломками мебели, бросали друг в друга цветочные горшки. Разгромили оказавшийся рядом кабинет физики. Учителю труда, который попытался остановить драку — он был единственным мужчиной, оказавшимся в тот день и час в школе — пробили голову и он лежал в больнице. Еще одну, прибежавшую учительницу, которая жила напротив школы — спустили с лестницы и чуть не затоптали. Подожгли шторы в одном из кабинетов, хорошо, что не занялось. По тому крылу второго этажа, в котором дрались — как Мамай прошел.

Но этого он ничего не знал. Пришел в себя уже в бобике, в который их запихали восемь человек…

Потом их стали разводить по кабинетам. Ночью в ГУВД дознавателей не сыскать, только милиционеры дежурной смены — а из них дознаватели более чем хреновые. Их разводили по кабинетам и приковывали наручниками к стульям. До утра.

Он так и просидел до утра в пустом кабинете. Потом — пришел милиционер, который и должен был дознаваться по его делу. Большой, жирный, рыхлый, похожий на поросенка, плохо выбритый. От него с самого утра несло потом.

Закончив с оформлением шапки протокола, милиционер отложил ручку в сторону. Подслеповато уставился на него … очки, что ли разбил?

— Кто начал драку?

— Не знаю.

— За что ты ударил Цагараева гантелей по голове?

— Я не бил.

— В твоей куртке нашли гантель.

— Я никого не бил.

Мент блефовал и отчаянно. Он был русским — но давно был на подкормке у чеченцев, у организованной преступности. Пока русские пацаны сидели прикованные к стульям в кабинетах Грозненского ГУВД — по всему городу, по их району разъезжали машины. Срочно собирали показания, тут же учили, что надо говорить, чтобы избежать ответственности. Брали с родителей деньги и обещания заплатить. Русским никто помогать и не думал, русские — сами по себе. Русские верят в силу закона — чеченцы в силу дружбы и тейпа.