Хиллари Клинтон - Тяжелые времена Страница 55

На следующий день Ричард поехал в аэропорт имени Даллеса, чтобы встретить самолет с Руджеро. Он не мог дождаться того момента, когда сможет получить из первых рук отчет, который затем передаст мне. Они устроились в баре «Хэрри» в аэропорту, и Руджеро принялся рассказывать в то время, как Ричард впился в чизбургер.

Через несколько дней после возвращения Руджеро из Мюнхена, 11 декабря 2010 года, он вместе с Ричардом пришел ко мне в кабинет на седьмом этаже Государственного департамента, чтобы встретиться со мной и Джейком Салливаном и выработать дальнейшую тактику действий. Мы уже завершали подготовку годового отчета, который был обещан президентом Обамой, когда он одобрил наращивание численности войск. Нельзя было сказать, что в Афганистане все шло хорошо, но в отчете отмечался некоторый прогресс, который внушал оптимизм. Дополнительные войска способствовали снижению активности талибов. Улучшилась ситуация в области безопасности в Кабуле и в таких ключевых провинциях, как Гильменд и Кандагар. Наши усилия привели к определенному росту экономики, расширились масштабы нашего дипломатического взаимодействия со странами региона и с международным сообществом.

В ноябре я поехала с президентом Обамой на саммит стран НАТО в Лиссабон, в Португалию. Саммит подтвердил необходимость продолжения совместной миссии в Афганистане и твердую приверженность НАТО обеспечению безопасности и стабильности в стране, согласившись наряду с этим с поэтапным планом передачи афганской стороне ответственности за обеспечение безопасности к концу 2014 года. Самое главное заключалось в том, что саммит дал ясно понять: международное сообщество выступает единым фронтом в поддержку стратегии президента Обамы, объявленной им в Вест-Пойнте. Усиление американского военного присутствия, подкрепленное соответствующими действиями наших партнеров по НАТО и из числа стран коалиции, способствовало созданию благоприятных условий для политических и экономических преобразований, а также для поэтапной передачи ответственности в сфере безопасности и для формирования основы для дипломатического наступления. Существовала четкая «дорожная карта», которая предусматривала завершение боевых операций с привлечением американских войск и продолжение нашей поддержки, которая, как мы осознавали, была необходима для выживания афганской демократии. Теперь у нас был секретный канал связи с руководством талибов, который производил впечатление подлинного и который в один прекрасный день мог привести к реальным мирным переговорам между афганцами. (Моя пресс-секретарь Тория Нуланд, с ее талантом создавать афоризмы, суммировала три взаимоукрепляющих направления наших усилий как «Воевать, вести переговоры, строить», — и я полагаю, что это было весьма эффектной формулировкой.)

Ричард был воодушевлен результатами саммита в Лиссабоне, и на протяжении всего процесса составления нашего отчета он неоднократно повторял всем, кто был готов его слушать, что дипломатия впредь должна выступать ключевым элементом нашей стратегии. 11 декабря он опоздал на совещание в моем офисе, объяснив это тем, что вначале встречался с послом Пакистана, а затем с сотрудниками в Белом доме. Как обычно, он был полон идей и различных предложений. Однако во время разговора он вдруг замолчал, и его лицо приобрело тревожный ярко-красный оттенок.

— Ричард, что случилось? — спросила я, сразу же поняв, что дело серьезное.

Он посмотрел на меня и ответил:

— Со мной происходит что-то ужасное.

Он испытывал такие физические мучения, что я настояла, чтобы его осмотрел медицинский персонал Государственного департамента, располагавшийся ниже. Он неохотно согласился, и Джейк, Фрэнк и Клэр Коулман, моя секретарь-референт, помогли ему туда добраться.

Врачи быстро отправили Ричарда в находящуюся поблизости больницу Университета Джорджа Вашингтона. Он спустился на лифте в гараж и поехал туда в машине «Скорой помощи». Дэн Фельдман, один из ближайших помощников Ричарда, поехал вместе с ним. Когда они добрались до отделения оказания неотложной помощи, врачи обнаружили у него разрыв аорты и сразу же направили его на операцию, которая длилась двадцать один час. Повреждения были существенными, и прогноз был неблагоприятным, но врачи, спасавшие Ричарда, не сдавались.

Я была в больнице, когда операция закончилась. Врачи высказали «осторожный оптимизм» и сказали, что ближайшие несколько часов будут иметь решающее значение. Жена Ричарда, Кэти, их дети и многочисленные друзья Ричарда дежурили в больнице. Его команда из числа сотрудников Государственного департамента также на добровольной основе организовала дежурство в холле, направляя поток посетителей таким образом, чтобы те не докучали Кэти. Часы тянулись, ни один из них не покинул больницу. В Ситуативный центр поступала масса звонков от зарубежных руководителей, обеспокоенных состоянием Ричарда. Президент Пакистана Асиф Али Зардари проявил особое желание поговорить с Кэти и выразить свою обеспокоенность. Он сообщил, что многие в Пакистане молились за ее мужа.

На следующее утро, когда Ричард продолжал бороться за жизнь, врачи решили провести еще одну операцию, чтобы попытаться остановить кровотечение. Мы все молились. Я остановилась недалеко от больницы, как и все те, кто любил Ричарда. Около 11 часов утра президент Карзай позвонил из Кабула и обратился к Кэти.

— Пожалуйста, передайте вашему мужу, что он нам нужен в Афганистане, — сказал он.

Пока они разговаривали, на телефоне Кэти раздался вызов нового звонка. Это был президент Зардари, который пообещал перезвонить. Ричард был бы рад узнать, что так много широко известных людей настойчиво интересовались его состоянием. Ему бы не понравилось, что он упускает эту информацию.

Поздно вечером хирург Ричарда, который по стечению обстоятельств был из Лахора, Пакистан, сообщил, что Ричард «медленно двигается в правильном направлении», по-прежнему оставаясь в критическом состоянии. Врачи были поражены его стойкостью и восхищались упорством, с которым он боролся за жизнь. Для тех из нас, кто знал и любил его, это не было неожиданностью.

По второй половине дня понедельника, когда ситуация в основном оставалась той же самой, Кэти и семья решили присоединиться ко мне и президенту Обаме на ранее запланированном в Государственном департаменте приеме для дипломатического корпуса по случаю праздника. Я пригласила всех в зал Бенджамина Франклина на восьмом этаже и вначале сказала нескольких слов о нашем друге, который боролся за свою жизнь всего лишь в нескольких кварталах отсюда. Я сказала, что врачи «узнали то, что дипломатам и диктаторам во всем мире было уже давно известно: нет никого сильнее Ричарда Холбрука».

Всего лишь несколько часов спустя ситуация стала ухудшаться, и около 8 часов вечера 13 декабря 2010 года Ричард Холбрук скончался. Ему было только шестьдесят девять лет. Врачи были явно расстроены тем, что они оказались не в состоянии спасти его жизнь. Наряду с этим они отметили, что Ричард, оказавшись в больнице, вел себя с достоинством, обычно не свойственным тем, кто госпитализируется с таким диагнозом. Я в спокойной обстановке навестила семью Ричарда — Кэти, его сыновей Дэвида и Энтони, его приемных детей Элизабет и Крис и его невестку Сару, — а затем спустилась на нижний этаж ко множеству его друзей и коллег. Со слезами на глазах, держась за руки, они говорили о необходимости воздать должное жизни Ричарда, а также продолжить ту работу, которой он был так предан.

Я зачитала собравшимся официальное заявление, которое только что подготовила: «Сегодня Америка потеряла одного из своих самых энергичных защитников, одного из самых преданных государственных служащих. Ричард Холбрук служил стране, которую он любил, почти половину века, представляя Соединенные Штаты в удаленных от родины военных зонах и на мирных переговорах на высоком уровне и делая это всегда блестяще, целеустремленно и решительно. Он не имел себе в этом равных. Он был одним из истинных государственников, и это делает его уход еще более болезненным». Я поблагодарила медицинский персонал и всех, кто молился за него, а также тех, кто в последние дни предложил свою поддержку, и добавила:

— Характерно, что Ричард оставался бойцом до самого конца. Врачи удивлялись его силе духа, его силе воли, однако для его друзей именно в этом и заключался настоящий Ричард.

Все начали делиться своими любимыми историями о Ричарде и воспоминаниями об этом замечательном человеке. Через некоторое время в порыве, который, как я думаю, Ричард бы вполне одобрил, мы большой группой направились в бар близлежащего отеля «Ритц-карлтон». В течение следующих нескольких часов мы провели импровизированные поминки, воздав должное жизни Ричарда. У каждого было что рассказать о нем замечательного, и мы в равной мере смеялись и плакали, иногда одновременно. Ричард воспитал целое поколение дипломатов, и многие из них прочувствованно говорили о том, что значило в их жизни и карьере иметь такого наставника. Дэн Фельдман поделился с нами тем, что на пути в больницу Ричард сказал, что он считает свою команду в Государственном департаменте «лучшей из тех, с которыми он когда-либо работал».