Дмитрий Хван - Ангарский Сокол [СИ] Страница 55

— Мама, а вот тот на Агея похож, — сказал мальчуган, теребя мать за рукав и показывая пальцем на воина.

— Похож, Ивашка, — грустным голосом согласилась она. — Не болтай много, Машку веди.

Корнеевым указали на брёвна, что были ровными рядами положены на полянке близ земляной крепости, предлагая там присесть. Но Ивашка и так насиделся и належался на лодии, хотелось уже погулять, да посмотреть крепость поближе. Посадив Машку рядом с родителями, паренёк незаметно для них ускользнул в сторону и стал пробираться поближе к тёмным провалам пушечных бойниц.

— А ты куда, малец? — Ивашка почувствовал, как тяжёлая рука схватила его за ворот уже тогда, когда он намеревался подпрыгнуть, чтобы заглянуть внутрь крепости.

— Пушку глянуть хотел, — запросто заявил мальчишка.

— Да бойница изнутри закрыта, — улыбнулся воин с закрученными усами, — сам посмотри.

Он приподнял Ивашку над землёй и тот с разочарованием увидел, что так и есть.

— Дуй к родителям! Потом посмотришь.

Ивашка обиженно засопел и поплёлся обратно, выискивая отца с матерью среди гомонящего люда. Обернувшись, он увидел, что усач следил, чтобы паренёк выполнил его приказ.

— Внимание! — вдруг раздался зычный голос, разом заставивший всех крестьян замолкнуть.

— Меня зовут Ярослав Ростиславович, я воевода этой вот, — Петренко рукой сделал дугу, как бы объяв лес на том берегу Ангары, остров и городок на этом берегу, — крепости и земель окрест.

— Енто уже Ангарское княство, воевода? — выкрикнули из толпы.

— Да, это пограничная крепость, именуемая Владиангарском, — кивнул Ярослав. — За крепостью лежит Илимский посёлок. Большинство из вас будет жить там и немного дальше — у Железной горы.

Петренко сделал паузу, чтобы крестьянам дать время осмыслить его слова и затем продолжил:

— Сейчас из городка выйдут телеги, и я прошу всех, кто ослаб или болен, а таковые, мне сказали, есть, залезать в них.

И вправду, вскоре из-за открытых ворот укрепления показались три телеги, которые тянули неведомые прежде волжанам животные.

— Тятя, это те рогатые олешки, о коих в Енисейске говорили.

— Что-то они не больно и рогатые, — усмехнулся отец.

К Ивашкиному удивлению вместо рогов у оленей на голове оказались лишь небольшие отростки, покрытые шестью. Посадив людей в телеги и покидав туда же мешки с нехитрым барахлишком, большая часть людей пошла за развернувшимися телегами в городок, который отстоял от земляной крепостицы и стены примерно на версту. А на поляне осталось около восьми десятков человек, среди которых были и Корнеевы.

— А мы что же? — Игнат подошёл к разговаривающим неподалёку ангарцам.

— А вы пойдёте обедать после них, — тот, что назвался воеводой, махнул рукой в сторону ушедших крестьян. — Телеги вернутся — детей и женщин на них посадим. А вы пока побудьте тут.

— Эй, малой! — Ивашку позвал уже знакомый ему усач, — пошли, посмотришь пушки.

— Он, бедовый, — предупредил Игнат, — да шустрый, не углядишь.

— Это ничего! — улыбнулся ангарец. — Нам такие как раз и нужны — шустрые да бедовые. И чем больше, тем лучше!

Наконец, снова пришли телеги, и Ивашка с удовольствием запрыгнул в одну из них, рядом с матерью, которая держала Машку. Отец шёл рядом. За воротами начинались поля, где зеленела незнакомая ботва. Что это за растение не знал и Игнат, отец Ивашки. Зато слева от дороги росла свекла, которую мальчуган узнал сразу. В поле ходило несколько человек с деревянными заступами — открывая и закрывая доступ воде в кадки, где она собралась для полива. Источником воды был запруженный посередине поля ручей, обложенный камнем, протекавший разделительной чертой сквозь посадки. Ворота городка были распахнуты настежь, телеги въехали во двор и остановились у длинного дома с большими составными окнами.

— Идёмте за мной! — перед крестьянами появилась полная черноволосая женщина с узкими глазами на широким лице.

— Вещи оставьте здесь — их никто не возьмёт, — сказал один из воинов — ангарцев, когда крестьяне потянулись к своим пожиткам, сложенным в телегах.

А несколько молодых ребят всё в тех же одеждах, что и у воинов, уже распрягали оленей. Потом Ивашка попал в длинное светлое здание, похожее на вытянутую горницу, где стояли лавки и длинные столы. На столах стояли тарелки с хлебом, стопочки с солью, ложки и глубокие миски. Посреди стола стояли котлы с дымящимися ароматными щами. Женщины в передниках принялись разливать щи по мискам, а крестьяне с большим удивлением смотрели на это, но ничего не посмели сказать. Хотя Ивашкин отец пробормотал, что, мол, могли бы и из общего котла щи похлебать. Ну а после того, как котлы из-под щей опустели, несколько женщин в передниках и чепчиках с помощью мужчин занесли такие же котлы, но уже с истекающей маслом гречей и кусками варёного мяса. Ивашка объелся тогда до полного изумления. Для маленьких детей, которых было не так уж и много, приготовили сладкую молочную кашу и творог, да тёплое молоко с мёдом. Когда все уже доедали кашу, знакомый уже Ивашке ангарец с усами громко сказал, выйдя к столам и обращаясь к крестьянам:

— После обеда прошу не вставать, а обождать, пока с вами не поговорят.

Через некоторое время к отцу Ивашки подсел ангарец с листами бумаги:

— День добрый! Назовите свои имена и возраст, сколько вам лет?

— Игнат, Корнеев сын, двадцать девять вёсен.

— Родовое, семейное прозвище есть? — уточнил ангарец и, увидев покачивание головы, спросил:

— Как деревня ваша называлась?

— Засурье! — крикнул Ивашка.

— Игнат Корнеевич Засурский, — ангарец записал имя Ивашкиного отца деревянной палочкой, из которой торчал чёрный, похожий на уголь, кончик и посмотрел на мать.

— Евдокия, Петрова дочь я, — смущаясь, молвила она. — Двадцать семь вёсен.

— Ивашка, девять годов мне, а это Машка, ей скоро три весны будет, — громко отвечал мальчуган, показывая на всё ещё потягивающую сладкое молоко сестру.

— Ремеслом владеете, Игнатий? — задал следующий вопрос ангарец.

— По дереву могу работать, бортничать. Борти у меня остались, — отвечал отец.

— Это очень хорошо! — воскликнул ангарец, — отпишу вас в Свирское! Там как раз нужны люди, умеющие обращаться с деревом.

— А ты, Евдокия, ткать умеешь? — обратился он к матери. — Очень хорошо! — обрадовался он, увидев, как та кивнула.

Ивашка, вчера получивший свою фамилию, сегодня пытался это осознать, зачем она вообще эта фамилия? Рядышком, свернувшись калачиком и покачиваясь на мешке с одеждой, спала Машка, а мать и отец сидели на краю телеги, свесив ноги. Как сказал сержант Василий, один из ангарцев, Засурские и ещё семьдесят пять человек определены на поселение в Свирское. Поначалу их везли на подводах по дороге, идущей параллельно реке и петляющей по вырубленной и вычищенной от кореньев лесной просеке, приходилось огибать и скалы, подступающие к самой Ангаре. Слева, за скалами, порогами шумела река, скатываясь по камням и проскальзывая в скальных теснинах. А в лесу было тихо и спокойно, умиротворяющее действовал птичий пересвист в шумящих кронах деревьев. Ивашка смотрел на облака — в высоком голубом океане неба парили белые островки самых причудливых форм. Мальчуган и не заметил, как провалился в глубокий сон. Снился ему родной дом, да рядом с ним седой дед с бабкой, улыбавшихся ему, но глаза их были полны печали. А Ивашке надо было догонять ушедших уже вперёд родителей и Машку, которая тонким голосом звала его за собой. Рядом ужом вился любимый пёс, громко и визгливо лая, пытавшийся не пустить Ивашку далеко от дома. И тут мальчуган с ужасом понял, что не помнит ни клички пса, не имён своих родных деда с бабушкой, всё ещё смотревших на него и прощально машущих ему руками, стоя у невысокого заборчика в тени высокой яблони, на которую любил он прежде забираться. Вдруг не стало пса, а тени принялись обступать мальчишку со всех сторон, совершенно закрыв собою отчий дом. На Ивашку навалился липкий ужас, ноги его сковал кандалами страх и он застыл на месте, не в силах двинуться. А вокруг него сгущалась тьма, обволакивая и превращая в серую, волнующуюся массу всё вокруг — цветы, травы и Ивашкины лапти уже стали сереть, а за ними и порты. И только обернувшись, он увидел родителей, шедших в ореоле света. Заорав дурным голосом, Ивашка… проснулся.

Поскрипывала телега, рядом тихонько сопела Машка, подоткнув под щёку кулачок. Мальчик быстро чмокнул сестрёнку в лобик и, повернувшись, сел, свесив ноги. Вечерело. Возница негромко переговаривался с одним из мужиков.

— Скоро середина пути, чуть далее зимовье будет, — уже погромче проговорил ангарец, — там на ночёвку встанем.

И правда, через некоторое время показалась покрытая зеленью леса скала, а дорога упёрлась в ворота небольшого зимовья, устроенного вплотную к скале. Барак, домик охраны, стойла для животных, поленница, отдельно стояла, как оказалось, уборная и будка пса — вот и все постройки окружённого частоколом зимовья. Пока распрягали оленей, крестьян проводили устраиваться в барак. Кто-то из воинов подбрасывал хворост для костра, чтобы приготовить кашу на ужин. А к сержанту Василию подошёл для доклада бывший в зимовье старшим молодой парень из первых переселенцев. С четырьмя товарищами он смотрел за этой частью дороги, что шла мимо ангарских порогов, прямо через зимовье.