Коррупционер - Роман Феликсович Путилов Страница 55

— Ну, че, Санек, сколько получается? — мужики обступили гаишника.

— Вот щас нормально, хватает — голос старшины потерял начальственную строгость: — Где брать будем?

— Какой у тебя, старшина, экипаж интересный — я шагнул к группе экспроприантов, скромно пряча лопату за спиной: — Что замолчали, товарищи гаишники?

— Сержант, ты это, иди своей дорогой, не мешай проведению спецмероприятия — старшина нашелся, что сказать, секунд через десять.

— Да, не вопрос, документы только покажите, будьте так любезны, товарищи гаишники.

Мужики переглянулись, затем старшина полез в нагрудный карман кителя.

— Вот мое удостоверение — старшина показал издалека, не разворачивая, «корочки» в кожаной обложке, с большой надписью «ГАИ СССР».

Тусклый свет фонарей не давали мне рассмотреть все подробности этого документа, но, мне этого и не требовалось. Этих удостоверений я насмотрелся вволю. Вроде бы очень похожи на настоящие, со специальным званием владельца, фотографией. Только при внимательном прочтении текста внутри солидных корочек выходило, что его обладатель является пенсионером — бывшим сотрудником Госавтоинспекции. А изучил я их подробнейше, когда рулил очередью в вино –водочном магазине Аллы, когда такие же мужички, лет пятидесяти, с обветренными на ветру лицами и безжалостными, холодными глазами, ласково улыбаясь, рвались, размахивая такими удостоверениями, без очереди, отоварится водкой. А у конкретного, данного старшины, видно, деньги закончились, а выпить очень захотелось, да друзей — закадык угостить, а у таксистов цены не божеские. А может это его постоянный приработок, кто его знает.

— Старшина, ты у меня деньги взял, нехорошо!

Старшина пригляделся, на лице проступило узнавание, он грустно вздохнув, вытащил из кармана горсть монет и смятых купюр. Я сгреб их все, поднес ближе к лицу.

— Нет, это не мои — я сунул деньги в карман: — наверное у вас, давайте сюда все, что от старшины получили!

— Санек, что за дела? — один из обладателей похмельных рож, как-то резко дернулся, но замер, так как я перестал прятать свой сельскохозяйственный инвентарь за спиной, а отточенное, блестящее лезвие штыковой лопаты, замершее в паре сантиметров перед лицом очень нервирует.

Заставив мужиков выгрести все наличность, я сложил добычу в карман брюк, пообещав, что потом посмотрю, какие из них мои.

— Старшина, еще раз тебя за такими делами увижу — не обижайся…, ну ты понял. Всем хорошего вечера.

— Ты же сам таким будешь, через несколько лет поймешь — старшина решил воззвать к моей совести. Я замер, попытавшись представить себя, лет в пятьдесят, как я одев старую, ставшую тесной форму, выворачиваю карманы припозднившимся пьяненьким гражданам, но не смог.

— Нет, старшина, таким не буду, точно. А насчет себя — не забудь.

— Вы молодые все так говорите, а станешь старым, и без удостоверения, сразу поймешь, что ты на хрен никому не нужен….

— Слушай, ты меня не жалоби. Тебе сколько лет? Сорок восемь? Так, какой ты, сука, старый? Тебе работа нужна? Как тебя зовут? В понедельник приходи в вино-водочный, который здесь, за углом. Директора зовут Алла Петровна. Поговори с ней, возможно, она тебя грузчиком возьмет. Давай, удачи.

Помахивая лопатой, я двинулся к машине, а сзади возбужденно забубнили хриплые голоса. Наверное, сейчас устроится в вино-водочный магазин, это как в будущем в Газпром попасть, на топовую должность.

У Аллы сегодня был выходной, ночевала она у себя дома. Я позвонил по телефону, спросил, не хочет ли она завтра съездить на барахолку, так как наш отдел завтра, с утра, отправляют туда на усиление. Женщина подумала, и отказалась. Значить, с утра придется ехать в отдел, а оттуда уже, с отделом, на выделенном автобусе, на вещевой рынок. Вставать не свет не заря, и почти весь выходной день коту под хвост, так как обратно автобус поедет около трех часов. Согласилась бы Алла ехать на барахолку, поехал бы на ее «Жигулях», ну и обратно, пораньше бы оттуда уехали. Но, не судьба.

На барахолке было все как обычно. Сбор в семь часов утра в Ленинской комнате Дорожного РОВД, инструктаж, проверка, чтобы все взяли с собой спецсредство ПР-73, так как огнестрельное оружие в местах массового скопления людей применять категорически запрещено. В половину девятого утра, нас, злых и сонных выгрузили у двухэтажного домика администрации вещевого рынка. Затем, на виду хихикающих граждан, новое построение и инструктаж, после чего нас отправляют на бесконечное хождение по плотным рядам торгующих граждан. Нырнув в плотную толпу, пристроившись за спиной какого ни будь крупного человека, бредущего вдоль бесконечного ряда продавцов, с красивыми, импортными упаковками в руках, начинаем бессистемное задержание спекулянтов с особо крупными сумками. А это почти каждый второй. Огромные горы импортного дефицита каждое утро завозится сюда, продаваясь за две-три, пять государственных цен, чтобы на следующее утро опять ввести через ржавые ворота новых товаров на миллионы- миллионы рублей. И люди едут в Город со всех ближайших областей, потому, что такого выбора, как на вещевом рынке Города, нет во всей Западной Сибири. А мы как ужас, летящий на крыльях ночи, как неумолимый и слепой рок, останавливаемся напротив очередного спекулянта, и предлагаем гражданину последовать с нами. И люди идут, наверное, сохраняя в душе частичку надежды, что эта сумка, полная косметики или джинс, останется с ними. Человек заходит в комнату дежурного народного судьи, чтобы через пять минут выйти оттуда без товара, но с постановлением о наложении административного штрафа. Все шло по накатанной. Толпы народу, съехавшегося со всех окраин, мощными волнами втекали в широко распахнутые многочисленные ворота вещевого рынка, захлестывая тонкие ручейки счастливчиков, нашедших, в бесчисленных живых торговых рядах, то, что им нужно для счастья. А так как купить в государственных магазинах что-то ценное было невозможно, если не считать магазины столицы нашей родины — города-героя Москвы, то здесь продавали все — от лекарств до автомобилей. Я выкатился из административного здания, сдав на правеж мужика с большой спортивной сумкой, полной, якобы, польской губной помадой и двинулся в дальний угол рынка, где торговали авто- мототехникой. Вдруг впереди раздались крики, народ, как испуганные мальки при появлении щуки, рванули в разные стороны. На освободившемся заасфальтированном пятачке, разбросав руки, лежал, беспорядочно мотая головой из стороны в сторону, молодой, прилично одетый мужчина. Не понимая, что произошло, я бросился к пострадавшему. Глаза мужчины закатились под лоб, черты лица периодически искажали судороги, зубы то сжимались в мертвой хватке, то начинали беспорядочно выстукивать дробь. Окружающие в ужасе, молча смотрели на ужасающую картину, не понимая,