Андрей Посняков - Удар судьбы Страница 56

— Жалованье, говоришь? — отсмеявшись, куратор сузил глаза. — Экие вы, пафлагонцы, меркантильные люди! Ишь, сразу ему и жалованье подавай. Пять аспр в день — вот пока твое жалованье. Это, за вычетом праздников и нерабочих дней, получается сто тридцать два иперпира в год! Сто тридцать две золотые монеты! Ты, пафлагонец, держал хоть когда-нибудь столько в руках?

— Нет, — честно признался Лешка.

— То-то, что нет! — куратор снова рассмеялся, видать, настроение хорошее было — это Лешка удачно попал.

— Должность твоя будет называться — тавуллярий — ну, это по ведомости, на самом же деле — пока послужишь помощником старшего тавуллярия, Никодима Калавра, он тебе все и расскажет… Да, писать умеешь?

Лешка вздохнул.

— Ну да, — хохотнул господин Цикос. — Грамотный пафлагонец — это, я скажу, нонсенс! Значит, Никодим тебя заодно и писать научит. Об оплате уж ты сам с ним договаривайся, из своего жалованья, ха-ха…

— Никодим! Эй, Никодим! — неожиданно громко закричал чиновник.

Скрипнув, приоткрылась дверь:

— Звали, господин куратор?

В комнату протиснулся согбенный лысенький старичок… впрочем, нет, старичком его, наверное, нельзя было назвать, скорее так — человек средних лет. Сорока там, пятидесяти. Бледное лицо его было каким-то вытянутым, словно крысиная морда, маленькие бесцветные глазки с обожанием облизывали преданным взглядом начальство.

— Вот! — куратор холодно указал на Лешку. — Этот парень будет служить младшим тавуллярием в твоем отделе. Он из Пафлагонии — научить писать, читать, ввести в курс дела. И чтоб через месяц был результат!

— Будет исполнено, господин куратор, — поклонился Никодим. — Разрешите идти исполнять?

— Не задерживаю.

Рабочее место нового работника располагалось в торце здания, в небольшой сыроватой каморке, вдоль стен которой тянулись дощатые стеллажи с документацией, а между ними умещалось три стола, на каждом из которых стоял чернильный прибор, бронзовые стаканы с перьями и заостренными палочками — стилосами — Лешка знал уже, что такими писали на вощеных деревянных пластинках.

— Ну, вот твой стол, — шмыгнув носом, ласково кивнул старший тавуллярий.

Юноша чуть было не засмеялся — уж больно его непосредственный начальник походил на типичную канцелярскую крысу, которой, собственно говоря, и был. И точно такой же, по его мнению, должен был стать и Лешка.

— Значит, ты из Пафлагонии, — усаживаясь за противоположный стол, утвердительно кивнул Никодим.

— Да, собственно говоря, нет! — возмутился Лешка. — Это куратору так показалось, не знаю — и почему!

— Во-первых, не куратору, а «господину куратору», — невозмутимо заметил тавуллярий. — А во-вторых — начальству ничего не кажется, на то оно и начальство! Ему виднее. Сказано — «пафлагонец», значит — будешь пафлагонцем, хоть, может, ты македонец или из какой-нибудь там Каппадокии. Понял?

— Угу, — угрюмо кивнул юноша.

— Ну, вот и славно, — чиновник потер ладони. — Теперь слушай и запоминай свои обязанности. Вот, посмотри на документы… — поднявшись, он взял с полки целую кипу бумаг и пергаментов и вывалил все на Лешкин стол.

— Но я пока не умею читать, — на всякий случай напомнил парень.

— Ничего, — все так же невозмутимо ответил старший тавуллярий. — Скоро научишься… Это, кстати, и в твоих интересах, не быть же тебе всю жизнь младшим помощником! Пока же уясни для себя главное. Видишь вот эти пергаменты? Что на них?

— Какие-то записи?

— А номера видишь? Вот эти, зеленые…

— Ага.

— Зелеными чернилами — это входящие номера, они же заносятся в особую книгу — вот в эту, — чиновник похлопал рукой по увесистому тому, лежавшему на столе прямо перед ним. — Красными чернилами — наши исходящие. Они заносятся в другую книгу — журнал исходящей документации. И не дай бог их тебе перепутать! Теперь сюда посмотри… Что видишь?

Лешка пожал плечами:

— Блямбы какие-то.

— Сам ты блямба пафлагонская! — неожиданно рассердился чиновник. — Это печати! Вот, смотри — восковая, вот свинцовая… вот эта серебряная… А вот эта… — Никодим любовно протер печать рукавом. — Золотая! Особой важности! Его императорского величества государя автократора канцелярии!

— Красивая, — согласился Лешка. — Ух ты, как у нас — с двуглавым орлом!

— А ты что, не знал, что вот уже двести лет двуглавый орел — герб царственного рода Палеологов?

— Не знал… я же пафлагонец!

— Теперь знай. И хорошенько запомни следующее, — чиновник наставительно поднял вверх указательный палец. — Простая восковая печать — срок исполнения месяц, свинцовая — десять дней, серебряная — три, ну а золотая, автократорская — всего день! За ненадлежащее исполнение — нарушение сроков — можно не только половины жалованья лишиться, но и сесть в тюрьму хорошо и надолго. Вот, в общем, главное. Есть еще вопросы?

— Есть, — Лешка кивнул и осведомился о структуре ведомства.

— Хороший вопрос, — похвалил чиновник. — Я как-то это упустил.

Как понял юноша, ведомство, куда он поступил на службу, курировало исполнение императорских указов церквями, монастырями, госпиталями и прочими «богоугодными заведениями», расположенными как в черте города, так и в его ближних пределах… ныне весьма сжатых, благодаря нараставшей экспансии турок. Весь «секрет» делился на четыре отдела — «церквей», «монастырей», «больниц и домов инвалидов» и «приютов». Первые два считались привилегированными, но в них работало очень мало чиновников — церквями с монастырями, и кроме этого «секрета» занималось немалое число ведомств, откровенно дублировавших друг друга, так сказать, в целях добросовестной конкуренции. Что же касается оставшихся двух отделов, то те должны были функционировать вполне добросовестно — курированием больниц и домов инвалидов вообще никто не занимался, не говоря уже о приютах.

— Вот приютами-то ты и займешься! — «обрадовал» Лешку чиновник. — На, читай… — он протянул юноше грамоту, но тут же ее отдернул. — А, ты же неграмотный… Ладно, сам изложу… Коротко — в этом документе сказано о направлении государственных средств в приюты, которые — средства — они там должны освоить в определенный срок, естественно, под нашим руководством, но дело сейчас не в этом. Нужно решить, в какой из приютов направить средства! Всего их восемь, три в самом Константинополе, и пять — в близлежащих пригородах.

— А нельзя сразу всем дать? — поинтересовался Лешка.

— Всем? — старший тавуллярий хитро прищурился, отчего еще больше стал напоминать крысу. — Можно и всем… Только — нужно ли? Сумма ведь не очень большая, на восемь частей поделить — совсем сущая останется мелочь. Надобно выбрать один. Вот ты этим и займешься!

— Я? — юноша опешил. — Что, я буду выбирать?!

Никодим вдруг засмеялся неприятным дребезжащим смехом:

— Не ты, успокойся. И не я. Есть люди и повыше нас с тобой! — он многозначительно поднял палец. — Вот они-то и будут определять. А для того им потребуется информация… добывать которую придется как раз тебе, парень! Пять загородных приютов нас не интересуют — их все равно рано или поздно захватят турки, если уже не захватили, так что речь идет только о городских заведениях, а их всего три — приют Галаиды, что в Эксокионии, у ворот Святого Романа, приют при церкви Святого Ильи, это у площади Быка, ближе к гавани Феодосия, и приют Олинф, между церковью Апостолов и стеной Константина. Запомнил?

— Лучше бы записать.

— Ты ж неграмотный?

— Ну, кое-что разберу… — Лешка уже увидал, что ромейские буквы очень сильно походили на русские. Не так-то и трудно будет учиться грамоте!

— На вот, — быстро накарякав адреса на обрывке какой-то старой грамоты, Никодим протянул ее Лешке. — Теперь смотри сюда… Какая печать?

— Свинцовая, кажется.

— Кажется ему… Не кажется, а свинцовая! Значит, что?

— Срок исполнения — десять дней!

— Молодец, верно! — старший тавуллярий даже соизволил улыбнуться. — По каждому приюту мы с тобой вместе составим отчет. Будет называться — «справка о злоупотреблениях и мздоимствах, чинимых руководством приюта».

Лешка хлопнул глазами:

— Ничего себе, справочка! А если у них не будет никаких злоупотреблений?

Теперь настала очередь удивляться начальнику:

— Ага, а еще говоришь, что не из Пафлагонии! Да как же не быть в приютах злоупотреблениям? Обязательно будут. Твоя задача — их быстренько отыскать. Короче говоря, нарыть на каждый по объемистому корыту всяческой грязи, а она у них есть, ты не сомневайся. — Никодим вдруг прищурил глаза. — Только хочу сразу предупредить — работать тебе придется честно. Боже упаси хоть что-нибудь выдумать и тем ввести в заблуждение богоспасаемое начальство, ибо нет ничего страшнее его досточтимого гнева!