Лев Портной - Хроники похождений Страница 57

— Но ведь Траумлэнд не входит в Российскую империю! Да в России вообще никто не знает про это… маркграфство.

— Правильно, — Мэри-Энн рассмеялась. — Потому что Польшу делили по российским картам, а Траумлэнд на них не обозначен. Видно, великие российские географы рисовали эти карты!

— И что же, Траумлэнд остался беспризорным? — спросил я.

— Угу, — подтвердила Мэри-Энн. — Насколько я знаю, князь Дуров пытался напомнить вашей императрице и о себе, и о завоеванных землях, но Екатерина Великая повелела ему сидеть тихо до поры до времени. И пруссаки тоже молчали. Никому не хотелось нарушать шаткое равновесие.

Потом мы долго молчали. Казалось, что время остановилось. А наступившая ночь не принесла успокоения. Теперь я боялся, что экипажи Мировича проедут под покровом ночи, а мы их и не заметим. Отрадно было то, что с наступлением темноты не нужно было сидеть сложа руки, наступила пора решительных действий.

— Ну, в путь! — выдохнула Мэри-Энн и направила «Бобика» к Шлосс-Адлеру.

Когда монгольфьер оказался над замком, я обнаружил новый сюрприз. Выяснилось, что Траумштадт — это не те несколько домиков, что разбросаны перед замком. Оказалось, что город находится за Шлосс-Адлером. Его узкие улочки и маленькие площади в свете бесчисленных фонарей и факелов выглядели сказочными. Горожанам, похоже, не объяснили, что по ночам нужно спать. Они прогуливались по набережным и пировали в маленьких тавернах. Теплый ветер разносил над крышами аппетитные запахи. Иногда до нас доносились веселые голоса и смех.

— Потрясающе! — воскликнул я. — И как я мог забыть о такой красоте?! Вот что значит вода забвения.

Как бы мне хотелось сейчас пройтись с Аннет по этим улочкам мимо каменных домиков с причудливыми крышами, купить блинчики с шоколадным соусом, выйти к озеру, в темноте вдыхать аромат ее волос и слушать всплески полусонной рыбы. Ради этого я бы придушил и князя Дурова, и десяток Мировичей в придачу. Попадись мне велетень — и ему бы не поздоровилось!

Монгольфьер завис над донжоном. Я спустился на плоскую крышу.

— Серж, я буду ждать до рассвета, — сказала Мэри-Энн. — Думаю, вы вернетесь раньше.

— Я не прощаюсь, — ответил я и, пригнувшись, направился к люку.

— Серж, чего ты согнулся в три погибели?! Здесь тебя никто не увидит! — раздался голос Мэри-Энн. — Главное, не высовывайся за зубцы.

Люк открылся легко, но со скрипом. Я замер, прислушался, но ничего не услышал. Каменный орел сидел спиной ко мне, смотрел куда-то вбок и на шум не обернулся. Левой ногой я нащупал в темноте ступеньки и начал спускаться. На всякий случай люк я закрыл, его скрип вновь заставил понервничать. Придерживаясь левой рукой за стену, с кинжалом — в правой, я двинулся вниз по винтовой лестнице. Спускался медленно, перед каждым шагом ногами на ощупь проверяя габариты ступеней — все они были кривыми, разной высоты и ширины. Пахло пылью и плесенью. Я оказался на небольшой площадке и под левой рукой почувствовал деревянную поверхность. Это была дверь в гостевую спальню. Прямо за нею могла оказаться Аннет. Сердце мое рвалось прочь из груди, дыхание перехватило. Я провел руками по периметру двери и нашел железное кольцо. Потянул за него, и дверь приоткрылась. Слабая полоска света вырвалась наружу. В ожидании чуда переступил я порог. Никого в помещении не было. В углу на треножнике горел тусклый фонарь. Его скудный свет освещал широкую постель под балдахином и драпировку на стенах.

Я вышел из комнаты и пустился в дальнейший путь. Посещение гостевой спальни странным образом придало мне уверенности. То, что я открыл дверь и ничего не случилось, успокоило меня. Сердце больше не прыгало, дыхание выровнялось. Я спускался вниз быстро, но — не теряя бдительности.

На следующей площадке я задержался. Навстречу по стене скользили отблески пламени. Кто-то поднимался вверх. Я выглянул из-за колоны, вокруг которой по спирали закручивалась лестница, и увидел горничную в черном платье и белом фартуке. Она поднималась, освещая ступени свечой. Женщина смотрела под ноги и не видела меня. Я попятился, наткнулся спиной на дверь, нащупал кольцо и потянул. Дверь скрипнула, я прошмыгнул в помещение и услышал голос:

— Кто здесь?

В ноздри ударил запах отдушин и сушеной травы. Я находился в бане.

— Кто здесь? — голос женщины дрогнул.

Она остановилась прямо за дверью. Я заткнул кинжал за пояс. Угораздило же меня нарваться на служанку! С досадой приготовился я к тому, что придется оглушить женщину и оставить ее в бане, а предварительно еще и связать, и рот заткнуть. Звякнуло кольцо, дверь вздрогнула, я напрягся, и вдруг что-то мягкое коснулось моих ног. От неожиданности чуть кондрашка меня не хватила. Я едва не вскрикнул, но не удержался и пнул ногой невидимое существо.

Тишину нарушило обиженное мяуканье.

— Тьфу! Кот паршивый! Чуть до смерти не напугал! — воскликнула женщина.

И я был солидарен с нею.

Она бросила кольцо, оно звякнуло, шаги удалились.

Я приоткрыл дверь — на беду слишком поспешно. Несмазанные петли опять привлекли внимание горничной.

— Да что там такое?! Выбраться, что ли, не можешь?

Отблески пламени на стене качнулись, застучали каблуки, женщина возвращалась. Я бросился назад в баню. Скрипнули — в который раз — петли. Горничная решила, что кот толкается в дверь изнутри, пытаясь выбраться из бани.

Ох, как не хотелось мне обижать женщину!

Я метнулся подальше от входа и наткнулся на кадушку. В высоту она доставала мне по грудь. Качнув ее и убедившись, что она пустая, я забрался внутрь и скрючился кренделем.

Дверь отворилась. Скупой свет проник в баню. Я надеялся, что если князь Дуров и моется перед сном, то горничной не придет в голову прямо сейчас наполнить кадушку кипятком.

— Митц-митц-митц! — позвала женщина.

Кот мяукнул и пробежал на выход.

— Иди-иди сюда, обормот, — молвила горничная.

Хлопнула дверь. Оставшись один в темноте, я вздохнул, не зная, на кого теперь списывать скрип. Я выбрался из кадушки и некоторое время стоял в темноте, представляя себе, как служанка поднимается по лестнице и входит в гостевую спальню. А куда еще она могла идти? Не на крышу же. Время остановилось. Я вообразил, каково было Мэри-Энн в неведении поджидать нас наверху, и понадеялся, что ей хватит выдержки. Когда, по моим ощущениям, горничная должна была переступить порог гостевых покоев и закрыть за собою дверь, я решился покинуть баню. Мой расчет оказался верным, и скрип петлей никого, кроме меня, не побеспокоил, а я беззвучно, одними губами выругался.

На следующем этаже оказался небольшой холл, освещенный настенными факелами. Там я обнаружил две массивные дубовые двери все с теми же железными кольцами вместо ручек. Толкнул первую, она не поддалась. На всякий случай заглянул сквозь замочную скважину, но ничего не разглядел. За дверью было темно. Судя по тому, что на мой толчок никто не отозвался и не ткнул мне в глаз через скважину, там никого не было.

Я подкрался ко второй двери, и кто-то отвратительным, скрипучим голосом прокричал мне в самое ухо:

— Bonjour!

Я подпрыгнул от неожиданности, чуть не получив от испуга разрыв сердца. На специальном кронштейне в стене висела огромная клетка. На жердочке сидел попугай и, склонив голову, смотрел на меня. Ну, эта птичка сама напросилась! От перенесенного шока я даже не успел сообразить, что делаю. Открыл клетку, просунул внутрь руки и со словами: «Au revoir»[70] свернул попугаю шею.

Вторая дверь открылась легко, за нею находилась домовая церковь. И она оказалась пустой в этот час. До сих пор мне везло! Если б еще кошки с горничными под ногами не путались! И попугаи не вопили истошными голосами!

Только я подумал об этом, как послышались шаги. Выбор, куда спрятаться, был невелик. Так я переступил порог католической церкви во второй раз в жизни. Святые с икон смотрели на меня неприветливо. Я приложил ухо к замочной скважине и услышал голос князя Дурова. Он что-то говорил, поднимаясь по лестнице. Только что, укрывшись в бане, я надеялся, что Афанасий Федорович на ночь не моется, но теперь рассчитывал, что он еще и не молится перед сном. По крайней мере, не в католической церкви. Авось у него в спальне какой-нибудь православный образок найдется.

Голос князя раздался совсем близко.

— Ну, пойдем-пойдем, дорогуша! — ворковал он. — Ох, как мы сейчас с периной поборемся! Ох, как ее одолеем!

Неожиданно как-то игриво взвизгнула женщина. Я содрогнулся от омерзения. Наверное, он ущипнул ее. В который раз поразился я циничности этого негодяя, который намеревался вкусить плотской радости напоследок, перед тем как передать наложницу в руки палачей.

Я заглянул в замочную скважину и увидел его, князя Дурова. Он стоял перед ступеньками, ведущими выше, и обнимал женщину в белом платье. По причине недостаточности перспективы я не мог видеть их ноги и головы. Нас разделяло несколько шагов, всего несколько шагов отделяло меня от Аннет, живой и невредимой, но я все еще не мог прикоснуться к ней, заключить в объятия, зарыться лицом на ее груди, вдохнуть аромат ее волос. И еще нас разделял этот мерзавец. Я видел клинья его бороды, и еще я видел, как его толстая ручища похлопывает женщину ниже талии.