Пятнадцать ножевых - Алексей Викторович Вязовский Страница 57

Купил талончик на три минуты, дома набрал прославленный телефон 07. Разговор как-то отличался от предыдущих двух попыток. Оказалось, что я очень нужен маман для каких-то серьезных разговоров. И голос какой-то несколько возбужденный. В пятницу вечером сяду в поезд, утром в субботу в Орле. И вечером, пожалуй, назад. Даже ночевать не придется.

Ни «Ласточки», на которой можно домчать за неполных четыре часа, ни «Блаблакара», где можно решить вопрос с поездкой буквально за час, если повезет, еще даже в проектах нет. Так что только Курский вокзал, только хардкор! Поездов через Орел сейчас валом, считай, почти всё гигантское табло — проходящие через него. Про город этот я знаю только то, что в гражданскую до этого места дошел Деникин, ну, и про сорок третий, город первого салюта. Но чего мне бояться? Адрес есть, основные сведения о матери студента мне известны, как-нибудь протяну до вечера.

На привокзальной площади темно и пусто. Парочка такси умчала самых расторопных и богатых пассажиров, а остальные разделились на два неравных потока. Большая часть пошла направо, меньшая — налево. Оказалось — троллейбус и трамвай соответственно. Спросил у местных, выяснилось, мне ехать по рельсам. Хорошо — конечная, недолго подождав, сел в холодный и полупустой красный вагон и погнал на первую экскурсию.

Смотреть откровенно не на что было. Частный сектор, по которому петлял трамвай, ничем не выделялся. Обычные домики, не очень большие. Чуть не половина — деревянные, довольно сильно вросшие в землю. Потом уже пошли магазинчики, кирпичные двух- и пятиэтажки. Переехали по мосту через реку, не очень большую. Какая хоть здесь течет? Ока, что ли?

Ехать пришлось довольно долго, с полчаса, наверное. Хорошо, хоть кондукторша предупредила меня, что выходить надо, а то от бесконечных пятиэтажек за окном в сон клонить начало.

Блин, а дома тут, все как на подбор четырехподъездные серые хрущевки, на этой Комсомольской улице в три ряда стоят — одни вдоль, другие поперек, с очень сложной логикой нумерации. Хорошо хоть, аборигены нашлись, со второго раза попал.

Четвертый подъезд, третий этаж — по въевшейся в кровь скоропомощной привычке вычислять локацию адреса я семьдесят первую квартиру не искал даже. Женщина, открывшая дверь была той самой, с фотографии. Чуть старше, без косметики, с приглаженными после сна кое-как волосами, но она, Валентина Семеновна Панова. Сорок восемь, в разводе, врач-окулист второй поликлиники. Имеет сына, меня, то бишь. Не была, не имела, не привлекалась. Наверное. Хотя, если местная, то первый пункт под сомнением. Могла и быть на оккупированной территории. Сейчас соответствующих товарищей это сильно интересует. А с другой стороны — лет ей тогда было всего ничего.

Поздоровались... Да обычно, ритуальные объятия, поцелуй в щеку, ой, мам, мне с дороги хоть руки помыть, проходи, тапочки твои стоят там же.

Квартира — такая же примерно двушка, что и у Томилиной. Но на полу какой-никакой паркет, на кухне вон фартук плиткой выложен, ковры, хрусталь в стенке, макулатурный дефицит на полочке. Уж не ей ли книги студент доставал? Хотя женщина эта заслуживает как минимум уважения. Сына вырастила, в Москву учиться отправила, уют дома создала, и всё это одна. Понятно, что благодарные пациенты попадаются, и в кармане после некоторых приятно шелестит, но все равно...

Пока умывался, заметил в ванной следы присутствия мужика. Вон, помазок под зеркалом, полотенце второе, причем не для меня вывешенное, а пользованное уже. Волосок темный к углу раковины прилип, коротковат для хозяйки. Короче, есть тут кто-то, и не набегами, живет. Я, пожалуй, помолчу. Надо ей — сама скажет.

Ждать пришлось недолго. Пока я умывался, Валентина Семеновна засунула в холодильник дары московских гастрономов, накрыла на стол. Чай, бутеры с колбасой и сыром, плюшки...

После я жевал и пил, а она сначала сидела, потом зачем-то встала, мяла кухонное полотенце. Короче, никак не могла набраться смелости.

— Андрей, тут такое дело... — наконец-то выдавила она.

— Да, — я поставил чашку на стол и посмотрел на нее. А она ведь даже успела переодеться, я и не заметил. Вместо халата, накинутого на ночнушку, надела платье.

— Даже не знаю, как и начать.

— С начала. Только часть про зарождение жизни на планете можно пропустить, — помог я ей. Ну да, сам на нервах, вот и лезет из меня искрометный юмор. — Замуж, что ли, собралась?

— Да, — выпалила она и замолчала. — Ты не подумай, он хороший человек, пойми...

— Слушай. Это тебе с ним жить, а не мне. Выходи замуж, я не против. Совет да любовь, всякое такое. Заявление в загс подали уже?

— На той неделе... Тут вот какое дело еще... У Федора Викторовича, там дочка замуж, жить негде, он ей свою квартиру... А сам у меня... Ну, у нас...

— Ничего не могу сказать, — ответил я. — Может, он и человек очень хороший, но у меня единственная просьба: ты его у себя не прописывай. А начнет настаивать — гони сразу.

Вроде и кивает, но чует мое сердце — всё мимо. Мне то что, я в общаге жить не буду — дом вот-вот сдадут. Но говорить об этом не стану. Потому что это моя квартира будет, а не её. Не хватало только «там тетя Света, подруга моя, на пару недель приедет по магазинам побегать». Я свободу ходить в каком угодно виде в сортир не променяю ни на что. А также право не мыть тарелки сразу после еды и приходить когда и с кем захочу.

— ...сегодня придет. В три. Познакомиться, — вырвало меня из сладких дум объявление об официальном визите жениха.

— Я не против, — сказал я. — Пообедаем. Только я пить не буду — мне вечером ехать.

— По рюмочке за знакомство можно, — наседала Валентина Семеновна.

— Посмотрим, — обтекаемо ответил я. — Слушай, тут вот какое дело. Один товарищ продает кольцо. Старинное и дорогое. Нет ли кого на примете, чтобы купил? Никакого криминала, просто человеку афишировать не хочется.

О возможности продать перстень в Орле я подумал с самого начала. Здесь, конечно, цеховиков поменьше, но мать Панова должна быть знакома с