Капкан для «Барбароссы» - Александр Викторович Горохов Страница 57

Ларионов, как и другие комбаты, теперь имел собственный связной бронетранспортёр с одной коротковолновой и аж тремя ультрокоротковолновыми радиостанциями, переговоры которых, по словам связистов, немцы не могли перехватить в принципе. Юдин, конечно, ничего не понял из их разъяснений про способы модуляции, но его вполне устроила информация про то, что у противника нет аппаратуры, работающей на столь высоких частотах передачи. Переносные УКВ-станции имелись и в роте Юдина. Одна «большая», ранцевая, для связи с батальоном, и по одной крошечной, размеров как портсигар и толщиной как два портсигара, у ротного и каждого командира взвода. При этом ранцевая «била» на 5-10 километров, а «карманные» на 1,5-3 км.

Полностью поменяли и форму. Начиная с «кирзовых» сапог, немногим более коротких, чем у обычной пехоты, но с более изрезанной всевозможными геометрическими фигурами резиновыми подошвами, препятствующими скольжению даже по грязи. Вместо галифе появились бесформенные брюки ни брезентовом пояске, а гимнастёрку сменила короткая куртка, подпоясанная ремнём из заменителя кожи с мощной латунной бляхой. Поверх куртки надевались безразмерные жилеты с множеством кармашков и колечек, подгоняемые по фигуре ремешками. Именно в этих кармашках переносились запасные магазины к автоматическим карабинам, индивидуальные перевязочные пакеты, алюминиевая (а не стеклянная, как раньше!) фляжка, окрашенная в защитный цвет, и прочие мелочи. На колечки подвешивались гранаты. У бойцов штурмовых рот во внутренние карманы жилетки, называемой добровольцами «разгрузкой», вставлялись изогнутые по форме тела стальные листы, тем самым превращая «разгрузку» в «броник». Полностью запрещалось ношение командным составом фуражек, вместо них гвардейцы-командиры получили точно такие же, как и у рядовых красноармейцев, пилотки.

Всё обмундирование, за исключением сапог и ремней, было раскрашено фабричным методом разноцветными бесформенными пятнами различных оттенков зелёного и коричневого цветов. Даже петлицы и знаки различия на них стали неприметного зелёного оттенка, не говоря уже о нарукавных нашивках.

Все эти изменения командование объясняло тем, что дивизия отныне гвардейская, теперь с неё не только особый спрос, но и отношение к ней особое. Выразившееся, кстати, даже в полуторном денежном довольствии для рядового и младшего командовании состава и двойном для среднего и старшего. На вопросы же, почему на оружие, некоторых боеприпасах и технике стоят года выпуска конца 1940-х, 1950-х, 1960-х, 1970-х и даже (на «Газелях») 2000-х, приказано было отвечать, что это — военная хитрость, чтобы запутать противника.

А фильм действительно оказался отличным, хотя играли в нём совершенно неизвестные актёры, ни киностудии, ни года выпуска авторы не указали, а фамилии снявшихся актёров были тщательно размазаны, чтобы невозможно было прочесть.

Глава 44

В 126-м истребительном полку эту песню пели по-своему, просто заменив одно-единственное слово «Як» на «Миг». Ну, просто потому, что летали в полку не на «Яках», а на «Мигах». Но до отвода на пополнение хорошо летали!

Я — «Миг», истребитель,

Мотор мой звенит,

Небо — моя обитель,

Но тот, который во мне сидит,

Считает, что он — истребитель.

В этом бою мною «юнкерс» сбит.

Я сделал с ним, что хотел.

А тот, который во мне сидит,

Изрядно мне надоел.

Я в прошлом бою навылет прошит,

Меня механик заштопал,

Но тот, который во мне сидит,

Опять заставляет — в штопор.

Из бомбардировщика бомба несёт

Смерть аэродрому,

А кажется, стабилизатор поёт:

«Мир вашему дому!»

Вот сзади заходит ко мне «мессершмитт».

Уйду — я устал от ран,

Но тот, который во мне сидит,

Я вижу, решил на таран!

Что делает он, ведь сейчас будет взрыв!..

Но мне не гореть на песке:

Запреты и скорости все перекрыв,

Я выхожу из пике.

Я — главный, a сзади, ну чтоб я сгорел! -

Где же он, мой ведомый?

Вот он задымился, кивнул и запел:

«Мир вашему дому!»

И тот, который в моем черепке,

Остался один и влип.

Меня в заблужденье он ввёл и в пике -

Прямо из мёртвой петли.

Он рвёт на себя, и нагрузки — вдвойне.

Эх, тоже мне лётчик-ас!

И снова приходится слушаться мне,

Но это в последний раз.

Я больше не буду покорным, клянусь!

Уж лучше лежать на земле.

Ну что ж он, не слышит, как бесится пульс?!

Бензин — моя кровь — на нуле.

Терпенью машины бывает предел,

И время его истекло.

Но тот, который во мне сидел,

Вдруг ткнулся лицом в стекло.

Убит! Наконец-то лечу налегке,

Последние силы жгу.

Но что это, что? Я в глубоком пике

И выйти никак не могу!

Досадно, что сам я немного успел,

Но пусть повезёт другому.

Выходит, и я напоследок спел:

«Мир вашему дому!»

Мир вашему дому!

Да, потери были огромные: из полусотни Миг-1 и Миг-3 к моменту переброски далеко на восток в строю осталось только восемь, два полноценных звена. Из двух с лишним десятков И-16 — только три штуки.

«Ишачков» сразу же передали «штурмовикам». Тягаться в воздушных схватках с «мессерами» они на равных уже не могут, а вот поработать эрэсами по земле — за милую душу. Если в самые первые дни войны их ещё применяли для борьбы с бомбардировщиками, прорывающимися на восток в плотном строю эскадрилий и даже авиагрупп, то потом гоняться на них за тройками и шестёрками, да ещё и идущими под прикрытием истребителей, стало не с руки. Тем более, с подцепленными под крылья «бочонками» пусковых установок на 32 реактивных снаряда. К тому же, противоавиационные эрэсы С-5, как и предупреждали снабженцы, быстро закончились. Зато в тех, что предназначены для борьбы с пехотой и бронетехникой противника, нужды не возникает.

А уцелевшие «миги», не единожды пробитые и заштопанные, как поётся в песне, отправили на заводской ремонт. «Технари» из батальона аэродромного обслуживания, конечно, старались поддерживать машины (включая поступавшие в полк уже в ходе войны) в работоспособном состоянии, но каждый механизм имеет свой ресурс, и по выработке его машина может просто рассыпаться в