Писатель: Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров Страница 57

В квартире Курбан развил бурную и продуктивную деятельность. Минут через десять был сервирован стол по всем правилам — изящно, не обжорно, слегка выпить-закусить на двоих.

— Давай, брат, — он взялся за бутылку. — Так, чуть-чуть, чтобы спалось лучше.

И мы жахнули по рюмашке.

— Слушай, — поинтересовался я после того, как закусили бутербродами с икрой, — а можно чуть подробнее… Я про того типа, который за столом распсиховался. Кто он? Как вообще на свадьбе очутился?

— Ха! — воскликнул Курбан, с видимым удовольствием жуя бутер. — Кто такой!.. Это, брат, целая история. Тебе это интересно?

— Ну еще бы! Я ж писатель, мне все интересно. То есть все может пригодиться! Понимаешь?

— Понимаю, — важно кивнул Курбан.

— Давай по второй.

— Давай, — охотно поддержал он.

И мы замахнули по второй.

Курбан поведал следующее. Скандальный персонаж — из здешней богемы (признаться, я так и подумал). Сын крупного туркменского просветителя, поэта, педагога, вообще гуманитария широкого профиля. Такого местного Ушинского+Макаренко. Имя этого человека в республике овеяно почетом и славой, в честь него названа улица в Ашхабаде, а в приморском городе Красноводске (он родом из тех мест) стоит памятник. Бюст — честно поправился Курбан, хотя бюст, разумеется, тоже памятник. Впрочем, и улица там тоже есть. В Красноводске. И… И как часто водится, на детях гениев природа отдохнула.

Курбан увлекся, ударился в рассказ, а я, слушая его, думал, что не природа тут отдохнула, а случился слишком резкий переход из одной цивилизации в другую. Из патриархального устойчивого общества в тревожно-динамичный социум модерна. Причем получилось точно по присказке «сапожник без сапог»: педагог не смог нормально воспитать собственных детей в новой формации. Дочь пустилась во все тяжкие — уже под сорок лет, ни мужа, ни детей. Кошмар и ужас всей родни. С одним развелась, с кем-то еще сожительствовала вне брака, тоже расплевались, и в разные стороны… И сын примерно такой же. Не пойми кто: закончил Московский институт культуры, в просторечии «Кулёк», журналист-не журналист, драматург-не драматург… Числится в редакции журнала, что-то вроде бы пишет, да толком никто его произведений не видал, не читал. Пьет, безобразничает. Но все делают вид, что не замечают: уж очень уважаемым человеком был отец, да и принадлежал к почтенному старинному роду.

Здесь Курбан засмеялся несколько смущенно:

— Ну вот у нас так… Очень почитают предков.

— Так это ж здорово, — искренне сказал я. — Мне только непонятно, зачем его… сына, то есть, на свадьбу приглашать?

— Хозяин с отцом очень дружны были, — объяснил Курбан. — Хоть из разных родов, но была дружба. Уважение. Поэтому никак нельзя было не пригласить.

А далее я узнал, что с отцом невесты у журналиста были давние нелады. Трудно сказать, какие тут были корни — наверняка они были, но Курбан о них деликатно умолчал. Возможно, они уходили в родоплеменную глубь… Словом, только туркмен может это понять и вряд ли захочет сказать постороннему. Ну, а я, естественно, не стал настаивать.

Приглашая, организаторы все же надеялись, что горе-драматург удержится от скандалов. Но не сбылось.

— И что теперь?

Курбан сделал такое замысловатое выражение лица, по которому я понял, что, скорее всего, ничего не изменится. Бузотера все так же будут терпеть, держа в уме заслуги его отца. Ну, разве что…

Тут рассказчик запнулся, а я понял его без слов. Так и сказал:

— Понял. Дальше можно не говорить.

Ясно, что директор племсовхоза может и не стерпеть оскорбления. И с журналистом вдруг произойдет нечто. Несчастный случай, например. И все поймут, и никто ничего не скажет вслух. Но будут обмениваться многозначительными взглядами, читая в них все то, чего нельзя произнести.

Вот и мы с Курбаном молча все прочитали верно. Он чуть приметно улыбнулся, одобряя то, как я начал понимать местные тонкости. И сказал:

— Ну, давай еще по одной. И мне хватит. А ты, если хочешь… — он повел рукой и заговорил деловито: — А насчет завтра так. Я утром возьму билет. На вечерний рейс. Он вылетает в шесть. Это нормально же?.. Ну вот. А до того отдыхай.

И тут мне почудилась особая интонация в его словах… а может, я уже так научился по-здешнему видеть то, чего нет. Но тут я решил сказать прямо:

— Скажи, а Карина сможет завтра ко мне прийти?

Говоря это, я ожидал любой реакции, типа хитрого подмигивания, лукавой усмешки, однако Курбан ответил просто и спокойно:

— Если нужно помочь, пришлю. Надо?

— Надо, — кивнул я.

— Сделаем.

И все. И больше ни слова об этом. Курбан после третьей рюмки и правда не стал больше пить, да и я одну выпил и на том тормознул. Он сказал, что еще телек посмотрит, а я отправился в дальнюю комнату спать, но, конечно, прихватил с собой ручку, блокнот, сделал пару эскизов будущих новелл. Сюжеты я подобрал из того, что со мной за последние дни случилось, домыслилось воображением… ну и заработала творческая лаборатория. Писал с удовольствием, чиркал, марал, зачеркивал целые абзацы, переписывал набело. Короче говоря, поработал. Уснул крепким здоровым сном, а когда утром проснулся, завтрак был уже готов.

— Прошу к столу! — весело воскликнул Курбан.

За завтраком мы еще обговорили детали, хотя вроде бы все уже было переговорено. Я хотел было напомнить про Карину, но подумал, что столь ответственному и пунктуальному человеку напоминать излишне. И не ошибся.

Курбан забрал мой паспорт, мотанул за билетом. И часа через полтора я услышал легкий скрежет замка.

Я поспешил в прихожую… и увидел как в нее со смущенным видом входит Карина, а за ней маячит довольный Курбан. Вот тут он позволил себе, весело скалясь, подмигнуть мне так, чтобы девушка не увидела.

Она и не увидела. Смущенно потупясь, прошла в прихожую, скромно встала поодаль. А Курбан вручил мне билет, указал на время вылета, сказал, что заедет за мной примерно за