Евгений Лукин - Разбойничья злая луна Страница 58

Да, но стоило отступить шагов на десять и поглядеть в обе стороны, как становилось страшно от одной лишь мысли, сколько же это им понадобилось металла, чтобы протянуть чудовищные эти трубы через всю пустыню…

Притихшие, они стояли и смотрели на ужасное и дивное сооружение. Слышно было, как ветер метёт песчинки через гребни барханов, треплет белые балахоны и щёлкает длинной тряпицей на копье, установленном над могилой Кахираба. Косматое пьяное солнце клонилось к закату.

— Значит, если на север, — подала голос Алият, — то выйдем к кивающим молотам… А если на юг? — Она обернулась к Ар-Шарлахи и въелась в него тёмными, внезапно запавшими глазами.

Он нахмурился и не ответил. Алият буквально выжимала из него при всех роковое слово, сама его произнести не решаясь. Он оглядел суровые, встревоженные лица, скрытые повязками почти до глаз. Все прекрасно понимали, о чём идёт речь. На севере — горы, исток жизни, родина предков. А на юге — море, царство мёртвых… Так даже и на картах обозначено.

— Ну что… — проговорил он наконец, недовольно щурясь на пару напряжённо вытянувшихся над песком металлических змей, ближе к горизонту истончающихся подобно лезвию копья. Дрожал раскалённый воздух, и казалось, что оцепеневшие змеи мелко подёргивают хвостами. — С Пальмовой Дорогой, видимо, всё кончено, и я вам больше не владыка… Стало быть, мы с вами снова разбойнички. Никто сейчас за нами не гонится, так что сядем в кружок да потолкуем…

Расположились прямо на песке, расстелив коврики в длинной вечерней тени «Самума». На борту оставили всего нескольких человек, хотя даже и эта предосторожность смысла не имела. Вряд ли кто-нибудь ещё рискнул бы углубиться в запретные для всех пески.

— Давайте думать, — хмуро говорил Ар-Шарлахи. — На запад нам дороги нет, через трубы мы «Самум» никак не перетащим. Значит, этот путь отпадает. Уже легче… Можно двинуться на восток, а потом взять севернее, то есть вернуться по своим следам…

Сидящие переглянулись, кто-то покряхтел осторожно. Улькар наверняка послал подкрепление своим караванам, погибшим вместе с ополчением Пальмовой Дороги. Идти сейчас к месту битвы означало прямиком попасть в лапы голорылым. Можно, конечно, взять восточнее, обогнув опасные пески, но что это даст? Жители оазисов сейчас смертельно напуганы, они просто выдадут бывшего своего владыку вместе с сообщниками, чтобы избегнуть государевой кары…

— Что молчите?

— А что говорить?.. — проворчал Айча. — Проще уж самим в бархан закопаться…

— Улькар в барханы не зарывает, — холодно поправил Ар-Шарлахи. — Улькар выводит в пустыню и сжигает боевыми щитами…

Кто-то хмыкнул. Большое утешение…

— И стало быть, остаются два пути, — невозмутимо продолжал Ар-Шарлахи, других мнений так и не услышав. — И оба вдоль труб…

Сидящие шевельнулись беспокойно, пробежал шепоток.

— На севере у нас — кивающие молоты. Что это такое, вы уже немного знаете. Были. Тронуть они нас скорее всего не тронут, но вряд ли нам обрадуются. Самое большее — пропустят беспрепятственно…

— В Турклу? — безнадёжно предположил кто-то. Вокруг него злобно зашумели, завозились.

— Вот там-то всех и повяжут! Забыл, что ли, как в прошлый раз вышло?..

— Илийзу спроси! Он тебе всё точнёхонько разобъяснит…

— Придумал: в Турклу!..

Ар-Шарлахи подождал, пока гомон стихнет.

— А можно вообще никуда не идти, — сказал он. — Оставаться здесь, пока провиант не кончится… Кстати, как у нас с провиантом?

— Дней на десять, — буркнул Ард-Гев. — Под завязку нагружены…

— Ну вот… Стало быть, десять дней мы можем здесь сидеть на своих задницах и думать, что делать дальше.

— Да не тяни ты, Шарлах! — жалобно выкрикнули из задних рядов. — Сразу уж добивай, не жалей, чего там!.. К морю, что ли, собрался?

— К морю, — твёрдо сказал Ар-Шарлахи. Все давно уже ждали этого слова. Может быть, именно поэтому взрыв возмущения не удался, хотя кое-кто даже вскочил на ноги. Кричать — кричали, но опять-таки как-то слишком уж безнадёжно.

— Бунт из-за чего поднимали, а? На «Самуме», а? Из-за того же и поднимали, чтобы к морю не идти! А теперь? Сами, да?..

— Вам с Алият хорошо! Вы вон заговорённые! Вам что к морю, что в Турклу… А нам?..

Ар-Шарлахи поднял руку, и галдёж на секунду смолк.

— Так я и вас заговорил, — глядя открыто и нагло, сказал он. — И вас, и корабль.

Все обмерли. Вскочившие, не сводя очумелых глаз с главаря, опускались один за другим, нашаривая нетвёрдой рукой свой коврик.

— Слушайте, а ведь верно!.. — вымолвил кто-то. — После битвы-то, а? Мы ведь только одни и уцелели…

Несколько секунд прошло в мёртвом, как пустыня, молчании. Наконец прозвучал одинокий страдальческий голос:

— Всё равно что-то… боязно…

— Вот в том-то и дело, — кряхтя, ответили ему. — Туда — боязно, обратно — страшно… Вот и думай тут…

Думали всю ночь. Сквозь тонкие переборки в каюту Ар-Шарлахи то и дело проникали отдалённые выкрики, взрывы ругани, а однажды, кажется, даже хлёсткий звук затрещины. Под утро угомонились, так, по-видимому, ничего и не решив. Да он и сам, честно говоря, не знал, на что решиться. Поход к морю «разрисованные» могли счесть открытым вызовом, а уж как они поступают с теми, кто им неугоден, Ар-Шарлахи видел. Причём не раз…

Иллюминатор стал серым, потом начал наливаться синевой. В каюте было уже совсем светло. Рядом тихо посапывала Алият. Осторожно, чтобы не разбудить, Ар-Шарлахи сел на низком и когда-то просторном ложе, достал из-под подушки черепашку Кахираба и, включив, повёл металлический, похожий на заклёпку бугорок вдоль прорези. Алият тут же открыла глаза и, недовольно что-то пробормотав, перевернулась на другой бок.

Шорохи, потрескивания, два разговора на всё том же певучем и непонятном языке… Потом мелькнуло что-то знакомое, но тут же пропало, потому что Ар-Шарлахи, вздрогнув, сдвинул заклёпку до упора. Вернулся, пошарил… А как это ещё назвать? Конечно, пошарил… Наконец нащупал звук и поднёс устройство к уху.

— Вот с Кимиром разбирайся сам, — внятно произнёс мужской голос, забавно выпевая гласные. — Прекрасно ведь знаешь, что выхода на Гортку у нас нет и что никакого вмешательства в свои дела он не потерпит… — Голос помолчал и добавил, кажется, усмехнувшись: — Гортка идёт по стопам Орейи Третьего и, видимо, тоже плохо кончит. Но не сейчас. Позже.

Секунду устройство потрескивало, а потом другой голос, резкий, сухой, неприятный и при этом удивительно знакомый, бросил, почти крикнул:

— Потеряна треть флота!..

— Но остальные-то две трети целы, — резонно заметил первый собеседник — явно кто-то из «разрисованных». — Стяни все силы к границе. Думаю, этого вполне хватит для сдерживания.

— А Пальмовая Дорога? — задохнулся второй, и Ар-Шарлахи даже отпрянул, уставившись на устройство чуть ли не со страхом. Он понял наконец, кто это говорит.

— А что Пальмовая Дорога? Даже если Шарлах выжил после песчаной бури, второго такого же ополчения он собрать не сможет. Он потерял весь флот под Ар-Нау.

Краем глаза уловив движение, Ар-Шарлахи повернул голову. Алият сидела на ложе и, сведя брови, напряжённо слушала.

— Это бунтовщики! — проскрежетал второй. — И они должны понести заслуженную кару!..

— Всё! — решительно оборвал «разрисованный». — Прекращаем разговор. И в ближайшие дни постарайся меня не вызывать. Сейчас это опасно…

Снова послышались шумы, похожие на шорох песчинок в парусах. Несколько мгновений Ар-Шарлахи слушал их, закусив губу, потом решился.

— Улькар! — позвал он, поднеся устройство к самым губам. — Улькар, ответь!..

Некоторое время черепашка шуршала. Он решил уже, что ответа не будет, когда встревоженный голос Улькара осведомился отрывисто:

— Кто говорит?

— Это Шарлах! — Почувствовав удушье, Ар-Шарлахи сгрёб и рванул натруди тонкую ткань рубахи. — Тот, кого ты послал к морю… Ты слышишь меня?

— Слышу. Продолжай.

— Я обманул тебя, Улькар! Я не знал тогда никакой дороги. Но сейчас я нашёл её, слышишь? — Ар-Шарлахи сорвался на крик. — И я привезу тебе морской воды! Ты слышишь меня?..

На этот раз черепашка шуршала особенно долго. Улькар обдумывал услышанное.

— И что ты за это хочешь?

— Хочу, чтобы ты не трогал Пальмовую Дорогу. Пусть она остаётся твоей, но не трогай её! Никаких кар, никаких усмирений! Она и так уже достаточно потерпела…

— Ты ставишь трудное условие, — снова помедлив, надменно сказал Улькар.

— А других условий не будет! Только это…

— Верблюжьи храмы я всё равно разорю!..

— Разоряй хоть до основания! Людей не трогай!..

— Хорошо, — с отвращением бросил Улькар. — Будь по-твоему. Но если хоть один оазис окажет сопротивление властям…

— Улькар… — злобно осклабившись, перебил Ар-Шарлахи. — Когда я буду возвращаться с морской водой и услышу, что ты сжёг или вырезал хотя бы одну тень, я вылью воду на первом бархане.