Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Александр Дмитриевич Прозоров Страница 58

Кроме этой встречи, были и еще раунды-беседы, Вожников просто добивал Гуса убежденностью в своей правоте, уводя от костра – которого профессор ни капельки не боялся и даже желал! Желал по идейным соображениям, все же не мазохист, да и человек умный – а умного всегда можно переубедить разумными доводами, это только дурак глух к слову, что ему в башку втемяшили, то и орет. Слава богу, в средние века еще не было ни телевидения, ни гламурных журналов… правда, один из таких появился – благодаря Вожникову и Гансу Фуггеру – комиксы-то кто печатал? Философия роскоши и богатства, впрочем, для феодального общества – что здесь, что в России – была вполне органичной.

Одному из послушников – стражнику Конраду Минцу – узник как-то помог, посоветовав отправить постоянно кашлявшую племянницу в Аугсбург, к знакомому доктору, взявшему за осмотр и консультацию вполне умеренную плату. Слава богу, у девчонки оказался вовсе не туберкулез, а лишь бронхит, грозивший вот-вот перейти в хронический – и выписанные врачом снадобья пришлись как нельзя более кстати, о чем с искренним удовлетворением и благодарностью поведал «господину Никто» сам послушник Минц. Он же как-то задержался, вернувшись забрать грязную после ужина посуду:

– Знаете, господин, я встретил тут одну девушку…

– Поздравляю вас, Конрад! – потянувшись, ухмыльнулся князь.

Тюремщик замахал руками:

– О, нет, нет, это совсем не то, о чем вы подумали… вернее, мы тут подумали с братией и решили… решили устроить вам праздник, ведь женщина не может без мужчины, а мужчина без женщины, если только оба они не посвятили себя Господу Иисусу…

Речь послушника показалась Егору несколько путаной и невнятной, князь все никак не мог взять в толк – при чем тут женщины и о каком празднике шла речь?

– Она ведь сама и напросилась… сказала, что из хорошего лупанария… ну, из бани…

– Ах, вон оно что! – наконец-то догадался узник. – Так вы мне девчонку подогнать решили! Жрицу свободной любви. Понятно… как аугсбургская святая Афра, до того еще, как принять крещение и стать святой. Хм… не знаю даже, что и сказать… Спасибо, наверное.

– Не надо благодарить, господин. Это мы делаем от всех наших сердец.

От сделанного «от всех сердец» подарка отказываться не стоило – зачем обижать и корчить из себя ханжу непонятно кому в угоду? Абсолютно незачем.

– Но это же безнравственно, как всенепременно воскликнули бы ханжи, – после ухода стражника сам себе заявил князь. – Причем совершенно непонятно, а что именно их (ханжей) так раздражает? Отношения между мужчинами и женщинами… даже и между женатым мужчиной и женщиной… так скажем – вполне определенного рода занятий. И что здесь такого безнравственного? Ну, секс – и что? Без него только одни импотенты обходиться могут, евнухи да еще вот – монахи… и те ведь иногда тоже грешат, а уж что говорить про мирян? Нечего.

Сказать по правде, князь был даже заинтригован, все представлял – просто не мог об этом не думать! – что за женщина? Старая или молодая? Красивая или не очень? Умная или…

Так вот весь день и промаялся, бедолага, до самой ночи… Вечером даже позвал через стражей цирюльника, вымыл голову, привел в порядок вновь отпущенные усы и бородку. Уселся в кресле, близ горящих свечей… их в подсвечнике горело сразу четыре… не слишком ли ярко? Да, ярко. Оставить две… нет – одну… Вот теперь хорошо, вот теперь – приятный полумрак. Да! Вино – хорошее ли?

Князь плеснул из высокого кувшина в серебряный кубок с ножкой в виде птичьих лап, сделал глоток… вроде ничего вино, неплохое, бодяжить еще не научились – химия неразвита, одна алхимия, а алхимики больше поисками философского камня пробавлялись, превращением свинца в золото, на производство фальшивого вина времени не оставалось.

Да, вино неплохое… а вот ложе – кровать, матрас… балдахин этот – не слишком ли вычурно?

Князь покачался в креслице и вдруг замер – показалось, что кто-то постучал в дверь, что было бы нонсенсом – стучаться к узнику, запертому с той стороны на засов!

Впрочем, нет… не показалось, стук повторился снова, на этот раз совершенно отчетливо.

– Входите! – волнуясь, молодой человек бросился к двери, открыл…

– Добрый вечер, мой господин…

Войдя, женщина откинула капюшон…

Дрожащее пламя свечи отразилось в глазах цвета настоявшегося чая, упали, растеклись по плечам черные кудри…

Князь невольно отпрянул – та самая красавица, которая… Марта! Ведьма!!! Господи… не может быть!

– Наконец-то я вижу тебя, мой господин, – поклонилась женщина. – За мной долг, я пришла вернуть его.

– Ну… проходи, садись вот… – Вожников несколько растерянно пригласил гостью к столу. – Вино будешь? Знаешь, а я давно о тебе думал.

– Я тоже думала, – усевшись на лавку, улыбнулась колдунья. – Рада, что мы встретились.

– И я… рад… Вот, плащ снимай… бросай прямо на лавку.

Под плащом оказалось скромное серое платье, какие носили жены не слишком-то зажиточных горожан, впрочем, вороник был отделан кружевом, а узенький кожаный пояс выгодно подчеркивал талию.

– Еще… вина? – предложил узник.

– Не откажусь, – Марта улыбнулась как-то стеснительно, словно бы позабыв, зачем сюда явилась.

Юная ведьма явно испытывала перед князем какую-то необъяснимую робость, нечто похожее на застенчивость, однако темно-шоколадные очи ее пылали нешуточной страстью, и эту страсть, это томление, скрытое трепетом пушистых ресниц, Егор прекрасно чувствовал… и знал – что и сам охвачен чем-то подобным. Оттого и не мог сейчас поддерживать разговор ни о чем… не мог, не желал – и не стал!

– Знаешь, Марта, в моей стране есть такой обычай – пить на брудершафт.

– На брудершафт?

– Ну да. Держи бокал… давай руку… Ага. Только потом надо обязательно поцеловаться.

Последнюю фразу князь произнес шепотом.

– Конечно, поцелуемся… – тяжело дыша, так же, шепотом, отозвалась колдунья. – Раз уж такой обычай… я чужие обычаи уважаю… уважаю… ува…

Словно электрическим током пронзило обоих! Тысяча вольт! Десять тысяч! Миллион! Смертельное напряжение страсти, влекущей сейчас обоих и не оставляющей времени ждать!

Полетел на скамью пояс… платье, шурша, упало на пол, и обнаженная красавица упала в распахнутые объятия князя.

Нежная шелковистая кожа… волнующая ямочка пупка… худенькие лопатки… Блеск желания в темно-шоколадных глазах, призывно распахнутые губы…

Князь и юная ведьма рванулись друг к другу, чтоб утонуть… и тонули, тонули в объятиях, и каждый хотел захлебнуться, пойти на дно, пропасть с головой в бархатной нежной страсти… коей так завидуют ханжи.

Дернулось пламя свечи, и шелковый балдахин ложа качнулся над головами. Как