Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая - Геннадий Борисович Марченко Страница 58

переступил не кто иной, как глава республики Турдакун Усубалиевич Усубалиев. Я его сразу узнал — сходство с висевшим в аэропорту портретом было несомненным, хотя в жизни он выглядел всё же постарше. Помимо главврача его сопровождал ещё один важный товарищ в белой форме и в фуражке с белым же верхом, со значком «ОСВОД» на груди. Я сидел на постели, но при появлении столь представительной делегации поднялся, пару секунд спустя пожимая протянутую руку.

— Здравствуйте, Евгений Платонович! — сказал первый секретарь ЦК компартии Киргизии на чистом русском. — А вы, оказывается, у нас герой, спасли тонущего ребёнка, не испугались кинуться в ледяную воду. Ещё и вытащили мальчишку, можно сказать, с того света. При этом никому об этом не сказали и, если бы не ваш тренер — так бы никто ничего и не узнал. Те ребята тоже язык за зубами держали, боялись наказания от родителей. Что ж, скромность украшает человека, хотя при ваших регалиях вы могли бы ходить, задрав нос. Жолон Кудайкулович, давайте.

Он обернулся к сопровождавшему ему осводовцу, тот достал из портфеля грамоту и с торжественностью в голосе произнёс:

— Дорогой товарищ Покровский! Позвольте от лица республиканского Обществ спасения на водах выразить вам благодарность за спасение человека, вручить вам эту грамоту, а также значок «ОСВОД».

После чего ещё и пришпилил мне на лацкан больничной пижамы этот самый значок.

— А я от себя также хочу выразить благодарность, — добавил Усубалиев. — И также преподнести… Нет, не грамоту, а вот такой настоящий мужской подарок.

Жолон Кудайкулович снова подсуетился, быстро извлёк из портфеля какой-то продолговатый свёрток и протянул главе республики. А тот развернул кусок материи, и моим глазам предстал то ли нож, то ли изогнутый кинжал в красиво отделанных ножнах. Усубалиев протянул его мне, я принял презент с некоторым даже благоговением. Вытащил наполовину клинок из ножен, по лезвию шёл витиеватый узор.

— Дорогая работа, — довольно улыбаясь, прокомментировал Усубалиев. — Такие делает только один кузнец на всю Киргизию, живёт он в горах, его предки тоже были кузнецами… А это — вашей супруге. Я знаю, она у вас певица, сам по телевизору её видел, для сцены будет в самый раз. Тоже ручная работа.

И он протянул очередной подарок. На этот раз это был широкий браслет с большим зелёным камнем посередине. Мне оставалось только искренне поблагодарить за подарки.

Когда гости попрощались и покинули палату, я снова принялся вертеть в руках клинок. Да-а, и впрямь штучная работа, стоит, наверное, немало… А в самолёт с ним пустят? Впрочем, в это время ручную кладь досматривают не столь придирчиво, как это было в моём будущем. Конечно, не как в «Бриллиантовой руке», когда таможенник просто ставил всем подряд мелом крестики на чемоданах, но во всяком случае в личных вещах никто не роется.

Да и Полине, думаю, подарок придётся по вкусу, смотрится солидно. Куда всё это спрятать, пока меня не выписали… Ладно, пока в карманы засуну, благо что они широкие и глубокие. А значок не забыть потом отцепить, а то какому-нибудь больному достанется после меня. Нет, так-то понятно, что одежду после каждого больного должны по идее стирать, тогда значок достанется сестре-хозяйке.

Дверь палаты снова приоткрылась, на этот раз заглянула дежурная медсестра Варя — довольно миловидная девушка с русой косой из-под медицинской шапочки.

— Покровский, собирайтесь, на выписку.

На крыльце больницы меня поджидал Казаков. Пожали друг другу руки, а потом ещё он и обниматься полез, но так, скупо, по-мужски.

— Рад, — сказал он, — рад, что всё обошлось. Вчера снова твоей звонил, обрадовал, что сегодня выписываешься. Всё ещё думает, что палец лечил.

— Ну пусть пока думает, дома уж растолкую, что к чему. Да и подарки вон, гляди, какие везу.

Показал кинжал и браслет, оружие Лукича, естественно, заинтересовало больше, повертел в руках, осмотрел внимательно лезвие, проверил ногтем остроту заточки, поцокал языком.

— Да-а, знатная вещь… Ладно, держи свой ножик. Поехали в аэропорт, через два с половиной часа самолёт на Свердловск.

На работу я вернулся через три дня, даже не успев закрыть больничный. Не думал, что так соскучусь по чиновничьим делам. Хотя чиновничьими их можно было назвать с натяжкой.

С работы мне ещё домой звонили, в том числе те же Гена с Валей, наперебой выражали своё восхищение моим поступком, о котором гудит весь обком, и намекали, что местное начальство меня так же отблагодарит за проявленный при спасении ребёнка героизм. А Ельцин так лично заехал после работы, пришлось его чаем с вареньем поить, он, наверное, литра два выдул за разговорами, ну да и чай, и варенье у меня знатные. Покалякали о делах наших скорбных, которые на самом деле не такие уж и скорбные, а вполне себе животрепещущие.

Например, о том, что на местной швейной фабрике выпустили пробную партию джинсов, которая со дня на день должна поступить в продажу. А тут ещё 9 мая на носу с акцией «Бессмертный полк», в котором мы с Полиной тоже собирались принять участие. Я планировал пронести портрет одного из двух воевавших дедов, того самого, что не вернулся с войны. Так-то у меня и батя воевал, но он и второй дед были живы, тьфу-тьфу. А Полина тоже понесёт портрет умершего двадцать лет назад деда, и тоже по материнской линии.

Тут ещё пресса подоспела, и не только местная. Наших-то интересовало только спасение ребёнка, а «Комсомолку» — идея проведения Дня города и «Бессмертного полка». Скорее всего, главреду газеты просто подсказали, что надо бы просветить советских граждан насчёт таких тем, глядишь, хороший пример окажется заразительным.

Так что пришлось давать интервью, тщательно выверяя каждое слово. Вроде ничего лишнего не сболтнул, и всё, что нужно, упомянул. Номер с моим интервью вышел аккурат 8 мая. А 9-го мы с женой шли в колонне «Бессмертного полка». Я держал в руках портрет своего деда по материнской линии Якова Ивановича Фурсова — рядового, погибшего 23 сентября 1943 года при форсировании Днепра. Полина несла портрет также своего деда Порфирия Никаноровича Земцова, повоевавшего ещё и в Первую Мировую, а затем прошедшего всю Великую Отечественную, закончившегося войну в звании старшины и скончавшегося в 1953 году, аккурат через неделю после смерти Сталина.

В колонне шло около двух тысяч человек. Растиражированная прессой, включая телевидением, куда меня тоже приглашали в студию, акция нашла отклик в сердцах жителей Свердловска. И я, как и окружавшие меня люди, испытывал самый настоящий душевный подъём, аж ком к горлу подкатывал под звуки песни «Вставай, страна огромная!».

На следующий день спустя Рябов пригласил меня к себе. Вид он имел весьма довольный.

— Очень, очень понравилось, и не только мне, — сказал Яков Петрович. — Из Москвы звонили, поздравляли.

Он явно дожидался от меня какой-то реакции, и я изобразил на своей физиономии благодарную улыбку, мол, без вас, Яков Петрович, у нас ничего бы не получилось.

— Я вас, Евгений Платонович, собственно, зачем пригласил… Как вы смотрите на то, чтобы принять участие во всесоюзной конференции по патриотическому воспитанию? Выступите там с докладом, как реализуете проект на уральской земле, поделитесь, так сказать, опытом. Во всяком случае, на вас поступило официальное приглашение.

— Да в общем-то не против. А где это будет проходить?

— А я что, не сказал? Старею… Во Львов придётся лететь.

— Львов⁈ Хм, не ближний свет, — качнул я головой.

— Не ближний. Но есть шанс заявить о себе на весь Советский Союз. И Свердловск заодно лишний раз упомянуть не помешает.

— Ну, если уж Свердловск, то конечно, — улыбнулся я. — Когда эта самая конференция?

— С 17 по 19 мая включительно, с четверга по субботу, — уточнил он, полистав календарь.

На Львов из Свердловска прямых рейсов не было, пришлось лететь с пересадкой через Москву. Занятие утомительное, которое я скрашивал чтением прессы и свежего номера нашего иллюстрированного альманаха «Приключения и путешествия». Да ещё зубрил доклад, с которым мне предстояло выступить. Сильно мыслью по древу я не растекался, памятуя, что краткость — сестра таланта. Должен уложиться в пять-семь минут, после чего могут последовать вопросы из зала.

Аэропорт «Львів», куда приземлился наш самолёт, находился в 7 километрах от столицы Западной Украины. Солнечно, тепло (даже, я бы сказал, жарко), вдалеке виднеются горы, Карпатские, наверное… Участники конференции приезжали и прилетали каждый сам по себе. Поэтому меня никто не встречал, но десятка, которую я сунул водителю такси, позволила без проблем добраться до гостиницы «Турист».