Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ] Страница 59

— Тогда лижи языком.

— Кого?

— Пятку, ты что, плохо соображаешь? Другой бы послал ее куда подальше, тем более веревки на ее лапах еще не перепрели, но беда в том, что парень знал ее лично. И это бы еще ничего, но он вспомнил:

— Дама была не только командиром его Тягомотины, но и вообще на пару с Кали командовала гарнизоном Царицына, и намерена была даже короноваться, как:

— Принцесса Сириуса.

Он начал уже лизать ее укушенную, но все равно очень грязную пятку, когда ребята так сзади его напугали, что он предпочел укусить эту пятку уже по-настоящему, чем от ужаса откусить себе язык. А ему только сказали просто:

— Мы за тобой пришли, мил человек. — И даже не очень громко, а так это ласково:

— Собирайся.

— Куды?

— Так, а куда еще, как не на тот свет, ибо мы оттудова.

— Черти, что ли?

— Естественно. Он испугался, но не Щепка уже продолжительное время закованная без рта и рук. Но теперь она окровавленной пяткой ударила по мордасам обеим — они ведь женского рода — чертям, как и выразилась фигурально:

— Получите, черти по рылам. — Одному, а потом, не опуская ногу — другому. Далее, эти четверо тоже принимают участие в атаке на Царицын.

Почему на город соглашается идти Щепка?

— Ладно, ладно, — выставил вперед руку Парик, — мы сразу не поняли, в чем здесь дело.

— А в чем здесь дело? — спросила Щепка, отплюнув, висящую у губ ленту.

— Он поймал козу, и не захотел делиться, — сказал Буди.

— А коза кто? — спросил Щепка, опять немного поплевавшись.

— Ми… мы нэ… не можем ответить, — наконец родил Буди, посовещавшись с Пархоменко.

— Я могу ответить? — Вара обратился к Щепке.

— Мо… мозесь, и да, отклей ленту до конца, и развяжи мне сначала руки, а то я думаю, они затекли, ибо узе их не чувствую. Пока развязывал Щепку он обратился одновременно и к ребятам-демократам:

— Сколько дадите, если я улажу ваш конфликт с лэди?

— У нас ничего нет, — быстро ответил Буди.

— Есть, есть, — немного подумав сказал Пар, — зачем обманываешь хорошего человека, он же чувствует запах спирта. Чувствуешь? — Пархоменко шлепнул Вару по плечу.

— Нет.

— Налей ему, — сказал Буди, — пусть будет нашим проводником в этом мире больших неожиданностей. И налили. Куда? Прямо в ладонь, немного. И вовремя, потому что Вара начал этим спиртом мыть ноги Щепке. Она немного поорала и счастливо успокоилась. Все были рады. Но не долго, ибо дама сказала:

— Вы за Зеленых али за Белых? Практически все задумались, в том смысле, что Вара посчитал себя не обязанным, так как заслужил прощение не только за омовение ног Щепки, и освобождение ее рук, но и в память о том, что:

— Когда-то они вместе служили. Правда тут же забеспокоился, потому что к ужасу своем понял:

— Не помнит на кого они хотели наехать в броневике, на этих, или на:

— Тех?

— Ты чё? — Щепка взяла Вару за кончик носа, и поводила им легонько туда-сюда. — Забыл за кого я?

— Да ты что?!

— Помнишь, тогда скажи, а то я сама забыла. Честно.

— Мы идем на Царицын, — ляпнул Буди, и сам понял, что лучше было сначала подождать, пока скажет Пархоменко, ибо он-то, да, шел на Царицын, но только для того, чтобы сдаться в его цепкие лапы. — Впрочем, я шел туда добровольно-принудительно, как человек, не способный самостоятельно переплыть такую широкую и глубокую реку, как Волга.

— Прекрасно, — сказала Щепка, — среди нас есть хоть один, который знает, чего хочет. Я, между прочим, тоже думаю пойти на…

— Мы з вами, — процитировал кого-то Пархоменко, правда не подумавши, так как боялся, что ему так и не дадут слова сказать, а в результате он окажется в обозе этой армии. В том смысле, то на нем и поедут, а он уж определил в эти роли друга Буди.

— Что значит з-з-з? — привязалась Щепка. — Ви иносранные шпиёны?

— Не обращайте внимания, леди, — как ее личный секретарь влез Вара, — он пошутил.

— Шутки кончены! — рявкнула Щепка, — мы идем на Вы. Ты будешь моей лошадью, — и дала саечку Пархоменко. А ведь только что не могла и пошевелить этими ручонками. Дай только человеку повластвовать, и руки тут же оживают сами. Зачем? Ибо теперь они должны командовать.

— Прощеньица просим, дорогая синьора, — сказал Парик, — но я продал свою упряжь. Мы все можем поехать на моем тяжеловозе Буди.

— Поехать, конечно, можно, взмолился конно-армеец, но мы — как я понял — воевать собрались, верна? Паэтаму.

— Па-э-э-та-му-му-у, — передразнила его Щепка, — а я тебя предупреждала: прекрати нести эту околесицу, или нет? Паэтаму-му будете моими пленниками.

— А хо-хо не хо-хо? — огрызнулся Пархоменко.

— Да, между прочим, мы сильнее, — сказал Буди.

— Вы лошадники не понимаете, что сами по себе мы не можем напугать и взять город Царицын.

— Почему?

— Просто потому, что он неприступен?

— Они над нами смеются, — обратился Вара к еще не пришедшей в себя Щепке.

— У нас Шекспир есть?

— Шекспир? — переспросил Пархоменко, — нет. Спирт есть, а закуски нэма, как Шекспиру.

— Не говори, чего не знаешь, — сказал Буди, — может оказаться, за закуска и Шекспир — это одно и тоже.

— Да, есть люди, которые и музыку считают вкусной, — сказал Вара.

— Один парень, или одна девушка — сейчас не помню точно — мне рассказывал, что вместо ужина для похудения они пели песню:

— Протрубили трубачи тревогу, всем по форме к бою снаряжен собирался в дальнюю доро-о-о-гу-у броневой ударный батальон-н.

— Хорошо, я тебя поняла, — сказала Щепка, — нам нужна тяжелая бронированная техника, а не эти лошади-пердешади.

— Некоторые могут обидеться, — сказал Буди.

— Ты успел пукнуть? — Пархоменко ласково погладил своего коня по голове.

Если кто не помнит, то люди тогда могли — а может эта способность проявилась у них с прилетом инопланетян, хотя вряд ли, потому что говорят:

— И раньше так было, — ходить со своим лицом, но тело у них было, как тело их любимой лошади. Не все, разумеется, только избранные, как они сами считали. Но другие смеялись, по крайне мере, относились недоверчиво к таким сказкам, ибо были уверены:

— Это не что иное, как:

— Атавизмус, — по просто-деревенски:

— Ата-визм. Буди считал:

— Пусть. — Пусть атавизмус, и даже просто атавизм, потому что, если я чего решил, то:

— Хочу быть лошадью и всё тут. И даже согласился назло всем быть запряженным тройкой таких отъявленных мушкетеров, какими были Щепка, Пархоменко и Вара — водитель стрелок броневика, и не только. Пахоменко тоже обладал такой антикиннерской способностью:

— Становится лошадью со своей собственной головой, а не наоборот, но как известно, пропил свою упряжь. — Пусть не пропил, а просто выменял на четверть самогона, даже вообще чистого спирта — скорей всего медицинского, по крайней мере, все себя этим успокаивали, пока его пили, ибо лучше сдохнуть от чистого медицинского, чем от какого-нибудь самопала:

— По крайней мере, при жизни не будете мучиться. — А после? А после:

— Авось там будет Всё Равно? — Да будет, будет, конечно. Ибо:

— Не может везде быть плохо.

— Поехали? — спросил он.

— Ес-с-сс!

— Но я должен знать, — сказал Буди, за кого мы. И знаете почему?

Иначе я завезу вас к черту на куличики, а там нас грохнут.

— Он прав, — сказал Пархоменко, — и я бы хотел знать.

— Что, куда? Куда в случае чего отступать?

— Мы отступать не будем, — поддержал — как он считал уже — боевую подругу Вара.

— Друзья мои, спасшие меня из плена веревок и клейких лент, можно сказать, из вечной тьмы кромешной! Не могу сказать о полной ясности моего разума, скорее всего, замутненного, или наоборот, просветленного прилетом инопланетян, ибо ясно чувствую раздвоение не только души и тела, но и отдельно души, и отдельно тела. Прости меня, Господи, чего я сказала? Но! как говорится:

— Против правды не пойдешь, — ибо лучше обмануть другого, чем саму себя. Прошу высказаться в прениях.

— Я, эта, хочу вас спросить пристрастно, — сказал Вара, и поправил надежный замок спортивного костюма, доставшегося ему — как он надеялся — от дележки субсидии, посланной в Царицын, инопланетянами с Альфы Центавры, еще когда их здесь самих не было и в помине, а так только для потенциального задабривания:

— Вы за кого, за Белых, или за Зеленых?

— Спасибо за вопрос, ибо в нем скрыт правильный ответ, которого я не знала раньше, мой старый друг. Итак, ты потрогал с любовью замок спортивного костюма Монтана, а их раздавали в Царицыне — вывод:

— Ты из Царицына. А так как ты помнишь меня, как командира ударного батальона, то были мы:

— Вместе! — Значит, мы за Царицын, а кто там, спрашивается?

— Кто? Кто? — так это мяукнули Парик и Буди, хотя были далеко не податливыми котятами, а леопардами в атаке, просто железная логика этой серебряной леди привела их в легкое замешательство.