Михаил Дулепа - Господин барон Страница 6

Патриот, поняв, что придется все-таки говорить правду, помялся еще чуть-чуть, но, сообразив, что дальше молчать опасно, откашлялся и начал издалека.

Небольшой полуостров, а во время высоких приливов и вовсе «часть суши, окруженная водой». В прошлом, очень-очень далеком прошлом, почти легендарном – маленькое самостоятельное государство. Было это настолько давно, что уже никто толком и не помнит, когда именно. Редкие периоды независимости сменялись приходом очередных захватчиков, которых вскоре прогоняли другие, третьи, десятые, местные обычаи переплетались с обычаями пришельцев, местные законы разбавлялись законами чужими, но что с того? Люди живут, им бы поесть чего, детей вырастить да денежку на старость отложить, а как эта денежка называется, пфенниг, эре, пенс или цент – какая разница?

Впрочем, с наступлением долгих сытых времен местным захотелось чего-то большого и чистого. Ну что может быть невиннее намерения вернуть старые имена земле предков? Ведь это просто название одного из федеральных округов, они, как добропорядочные граждане, имеют право на подобный каприз? К проблеме подошли с положенной в тех местах практичностью, составили подробный план и привели его в действие. Не учли только одной маленькой детали, о которой и рассказывал мне сейчас Шнитце.

– Мы не хотели давать повода некоторым не слишком разумным людям… повода обвинить нас в… э-э… некоторой поспешности принятия решений.

Я поощрительно хмыкнул.

– В чем же именно вы налажали?

Фон Шнитце, еще раз откашлявшись и нервно посмотрев за окно, продолжил:

– Наша страна, как всем известно, состоит из восемнадцати федеральных земель. Да, мы часть одной из них, так уж сложилось, но у нас есть своя история и своя гордость! Вы, конечно, слышали о великой борьбе эсков за восстановление герцогства в его исторических границах?

– Ни разу.

– Как?! Это длится веками, нет ни одного человека в герцогстве, который остался бы равнодушен! Явка на референдум составила девяносто девять процентов, и мы знаем всех не участвовавших!

– Вы их спрашивали поименно?

– Конечно! Вдруг мы не учли какие-то пожелания наших соотечественников?

Вот и шути тут.

– Недавно мы все-таки нашли способ, показавшийся разумным и правильным. В одной из политических игр прошлых веков неудачливый претендент на владение нашей землей пытался провести референдум. В те времена и слова такого не знали, к тому же у других сторон было попросту больше грубой силы, поэтому идея с народным волеизъявлением не прошла. Но – предложивший ее в тот момент имел все права на это, поскольку формально считался главой государства! Мы подняли предложение двухвековой давности, проверили и установили, что оно в самом деле оказалось не отмененным, а отложенным в связи с известными событиями. К сожалению, в оригинальном тексте были некоторые… м-м… не совсем корректные формулировки. К примеру, там предполагалось отменить «чуждые законы», оставив только «исконные обычаи».

– Подразумевалось, что сверху укажут, какие из этих обычаев исконные?

– Вероятно, так. – Старик еще раз посмотрел за окно и вздохнул. – Тем не менее, текст был, документ все еще имел силу, и мы решили, что времени на обдумывание ушло достаточно, оставалось только возобновить процедуру, что в компетенции окружного фольксраата, и провести сам плебисцит. Но формулировка… Видите ли, господин барон, поскольку формулировку двухсотлетней давности не изменяли, то в результате получилось, что мы… В самом деле слегка поспешили. Видите ли, это довольно сложный вопрос, тут надо рассматривать разные стороны, к тому же…

– Конкретнее!

Он вздрогнул и, странно кося в сторону, полушепотом завершил:

– Получилось так, что мы отменили в стране все законы. Вплоть до того времени, когда наша страна еще была свободна.

Отменили. Законы. Дикая, блин, Европа!

– Ну отмените решение референдума, чего тянуть?

Старик вдруг гордо выпрямился и процедил через губу:

– Мы живем в свободной, демократической стране! Решение фольксраата невозможно отменить! – Но тут же обмяк. – К тому же теперь по закону правом принимать подобные решения обладают только бароны. Видите ли, в тексте обсуждаемого изменения было написано «Возвращение к законам, принятым во времена независимости», однако как-то забылось, что наша страна последний раз была полностью независима в одна тысяча сто седьмом году. Но поймите, нам очень хотелось наконец вернуть свое имя!

– Проведите еще один референдум!

– Если бы… – Он печально на меня посмотрел, подвигал бумаги и еще раз вздохнул. – Вот как раз этот закон все еще работает. Он, видите ли, записан в древнейшем рукописном своде законов страны. Право голоса теперь принадлежит только баронам! И лишить их этого права, передав его всем гражданам, может только герцог!

– А утвердить наследника герцога могут только бароны.

– Именно так. И произойти это, в соответствии с традицией, должно в последний день лета. То есть через два месяца.

– А до тех пор…

– Судебная, законодательная и исполнительная власть принадлежит вам, господин барон, и вашим… э-э… коллегам. Каждому в пределах своих земель.

– И ты заманил меня сюда, чтобы я работал судьей и мэром?

– Мэра вы можете назначить… – Быстро подняв на меня глаза, фон Шнитце поежился. – Но да. Я виноват, так как не раскрыл все подробности. Это моя вина, господин барон, только умоляю меня понять… Баронство Гравштайн – это одиннадцать тысяч человек, им нужна справедливая, а главное – законная власть! Конечно, кроме писаных законов, есть обычаи, здравый смысл наконец, жизнь продолжается. Через два месяца выбранный и коронованный герцог, в соответствии с заключенным с ним договором, подпишет свой первый указ, и все прежние законы снова обретут силу.

– А до тех пор?

Старик снова уставился куда-то в угол:

– До тех пор, я надеюсь, вы исполните свой долг перед подданными.

Молча встав, я подошел к сумке и вытащил из нее подаренную книгу. На обложке бородатый мужчина в странном наряде свысока наблюдал за столпившимися перед ним изможденными людьми. Услышав за спиной шорох, я обернулся – старик открыл свою папку и вытащил точно такую же книгу, только уже основательно захватанную и с десятком разноцветных закладок. Поймав мой взгляд, фон Шнитце печально посмотрел в ответ и пожал плечами. Мол, что поделать, Шурик, такие дела.

– Завтра. Все – завтра! Кыш отсюда, господин барон изволят почивать!

– Да, господин барон! Ваша постель уже приготовлена.

Спальня, как оказалось, примыкала к кабинету. Кровать мелкая, неудобная, но я смог рухнуть наискосок, почти целиком уместившись под балдахином.

Итак, Александэр, что мы имеем?

Имеем головняк. Во-первых, ситуация стремная, во‑вторых, если я соглашусь на мольбы этого интригана, то получу массу геморроя с сомнительными удовольствиями. А если выяснят, что никакого я не боярского рода? Ну что же, бабушка намекала что-то на татарские корни деда. Не выйдет с фальшивым румынским боярством – буду настоящим татарским мурзой!

Перевернувшись на отчаянно скрипящем ложе, я уставился в потолок, потом вскочил и подошел к окну.

Был у меня приятель, он с удовольствием купался в бассейне, неплохо плавал. Но когда во время морской прогулки мы начали прыгать с яхты и ему сказали, что здесь глубина почти километр – тут же начал тонуть, причем не особо барахтаясь. Когда вытащили, даже не мог толком объяснить, что произошло. Только старался держаться подальше от борта. А казалось бы, какая разница, сколько до дна, если больше, чем твой рост?

Вот и сейчас – ну баронство, ну титул, и чего? Та же работа, глаза боятся, а руки уж как-нибудь. Только что же теперь мне делать? Что вообще положено делать в таких случаях? Я в самой-самой европейской дыре, где ни закона, ни нормальных людей, и мне надо как-то два месяца, пользуясь одной только популярной книжкой и здравым смыслом, прожить, занимаясь… да в общем все тем же.

Говорить с людьми, убеждать их, решать мелкие проблемы, судить мелкие дрязги… ну что в этой унылой глуши может произойти серьезного? А в награду – целый замок! В самом деле, отпуск, еще и девчонок сюда привезу! А чего – море есть, живописные развалины – наличествуют, Европа опять же! Эльке нос утру, мол, барона бросила, коза! Митрича рассказом порадую, он такие закавыки любит. Вот только благородное поведение… ну да, буду кивать, что у меня на родине так принято, я их традиций не знаю, потому веду себя как привычно боярину!

Что, кстати, мне положено делать в подобных ситуациях? Припоминалось только одно – высунувшись в окно древней башни и с удовольствием полной грудью вдохнув свежего воздуха с моря, я заорал: