Филип Дик - Человек из Высокого Замка Страница 6

Он признал: вопли радиоприемников, шум автомобилей, толчея, блеск реклам успокаивали его, ибо заглушали. внутреннее беспокойство. Приятно, когда тебя везут, приятно физически ощущать мускульные усилия китайца, передающиеся через равномерные покачивания экипажа. «Будто массажер», — думал Чилдан. Ему нравилось находиться в положении обслуживаемого, хотя бы и на какое-то время.

Он очнулся с ясным ощущением вины: не время для послеполуденной дремы, — слишком много еще следует обдумать. Например, одет ли он соответствующим случаю образом? А вдруг он почувствует себя плохо при подъеме в скоростном лифте? К счастью, у него припасены специальные таблетки немецкого производства. А сколько существует форм обращения к собеседникам… но и они ему известны. Он знает, к кому следует отнестись со всей почтительностью, а к кому — с высокомерием. Пожестче можно вести себя с портье, лифтерами, проводниками, с горничными и рассыльными. Кланяться, несомненно, придется каждому японцу, пусть даже по сто раз кряду. Вот только эти пиноки… Нечто расплывчатое, неопределенное. Нужно раскланиваться, но смотреть сквозь них, будто их не существует. Но всегда ли это оправдано? А что, если он встретится с иностранцем? Ведь торговые миссии часто посещают немцы и представители нейтральных государств…

Кроме того, он может столкнуться с рабом.

Немецкие корабли и суда с Юга — постоянные гости в порту Сан-Франциско, и негров иногда ненадолго отпускают на берег. И всегда группами: не менее трех человек. Им запрещается оставаться в городе после наступления темноты, и, даже находясь под юрисдикцией Тихоокеанского Сообщества, они обязаны соблюдать комендантский час. Рабы, занятые на разгрузке судов, живут в пристройках к складам и от домов не отходят. В бюро Торговых Миссий их нет, но если речь идет о переносе тяжестей… например, следует ли ему собственноручно вносить свой багаж в бюро господина Тагоми? Очевидно, нет. Он обязан найти для этого раба, даже если придется ждать целый час и опоздать на встречу с господином Тагоми. Нельзя допустить, чтобы рабы увидели, как он несет что-либо сам. Ему нужно оставаться особенно собранным. За подобную ошибку можно дорого заплатить, утратив уважение присутствующих или всех, заметивших его промах.

«С другой стороны, — думал Чилдан, — даже неплохо средь бела дня собственноручно внести багаж в помещение «Ниппон Таймс». Великолепный вышел бы жест! Тем более, и законом не запрещается, и в тюрьмуза это не посадят. Великолепная возможность показать свое настоящее лицо, хотя подобное и не принято в нашем обществе. Но…

Я так бы и поступил, не будь здесь этих проклятых черных рабов. Перенести высокомерие тех, кто стоит выше меня, не составит труда, — так или иначе они подчеркивают свое превосходство, унижая меня ежедневно. Но, если меня увидят те, кто стоит ниже… почувствовать пренебрежение с их стороны, — вот, например, этого китаезы, нажимающего на, педали впереди меня. Стоило мне обойтись без услуг рикши, и он увидел бы, как я пешком добираюсь к месту встречи…

Во всем виноваты немцы. Они всегда стараются откусить больше, чем могут проглотить. Едва им с величайшими усилиями удалось выиграть войну, как они тотчас принялись покорять планеты, одновременно издавая законы, которые… ну, хотя, впрочем, идея-то в принципе неплохая. Ведь вышло же у них когда-то с евреями, цыганами. И славяне, отброшенные в своем развитии на две тысячи лет назад, в свою азиатскую колыбель. Выдворены из Европы ко всеобщему удовольствию. Назад — к скотоводству и охоте с луками и стрелами. А эти большие, в ярких глянцевых обложках журналы, отпечатанные в Мюнхене и рассылаемые во все библиотеки и киоски… Каждый может полюбоваться цветными снимками на всю полосу: голубоглазые блондины — арийские колонисты, миролюбиво пашущие, сеющие и собирающие урожай на бескрайних нивах Украины — мировой житницы. Вне всякого сомнения, эти люди — счастливы, а их ухоженные усадьбы и хозяйства приятно радуют глаз. Зато исчезли фото пьяных поляков, сидящих в оцепенении у входа в свои разваливающиеся халупы или торгующих двумя-тремя жалкими брюквами на сельском рынке. Все это ушло в прошлое, так же, как и заезженные проселки, превращаемые осенними ливнями в непролазные топи.

Но Африка… Вот где дали развернуться энтузиазму, и, хотя полагалось бы восхищаться, рассудок советует немного подождать, ну, хотя бы до завершения плана «Плуг». О, здесь гитлеровцы показали, на что они способны, полностью раскрыв свою артистическую натуру. Средиземное море перекрыто, осушено, дно его превращено в возделываемые поля, — и все благодаря атомной энергии. Какой размах! Как это сбило спесь с разных там шутов с Монтгомери-стрит. Правда, в Африке удалось почти, почти… однако в планах такого типа почти — ключевое слово. Впервые оно появилось в известной брошюре Розенберга, изданной в 1958 году: «Что касается окончательного решения африканского вопроса, то нам почти удалось реализовать наши цели».

Между прочим, чтобы избавиться от американских аборигенов, понадобилось двести лет. В Африке у немцев на это ушло лет пятнадцать. Итак, для критики нет никаких оснований. Кстати, он, Чилдан, недавно поспорил на эту же тему за обедом со знакомыми торговцами. Те, видимо, ждали чуда — будто гитлеровцы в состоянии изменить мир с помощью магии. А дело лишь в их науке, технике и работоспособности, вошедшей в поговорки. Немцы прилежны во всем. И если уж за что берутся, то делают это на совесть.

В конечном счете, полеты на Марс отвлекли внимание мира от Африки. Итак, все свелось к тому, о чем он и говорил своим приятелям-торговцам: «Чего у немцев в избытке (и чего, к сожалению, недостает нам) — так это идеализма. Можно поражаться их добросовестному отношению к работе или рациональному ведению хозяйства, но всему причина — их сентиментальность. Космические полеты — вначале на Луну, а затем на Марс. Это ли не воплощение извечной мечты человечества, нашей мечты о всемогуществе? А японцы? Я их неплохо знаю, в конце концов, дела имею с ними ежедневно. Говоря откровенно, это все же люди Востока. Желтые. Мы, белые, должны им кланяться, ибо власть принадлежит им. Но взоры наши обращены к Германии: именно она показывает, чего можно достичь, если побеждают белые, — и это совсем другое дело».

— Уважаемый господин, мы подъезжаем к «Ниппон Таймс», — проговорил, тяжело дыша после подъема в гору, китаец. Теперь он отдыхал.

Чилдан силился представить себе гостя господина Тагоми. Несомненно, исключительно важная персона: тон господина Тагоми в разговоре по телефону, и его волнение — убедительное тому подтверждение. Чилдан представил одного из своих самых солидных клиентов, — человека, способного в значительной мере обеспечить Чилдану прочную репутацию в высших кругах Побережья.

Четыре года назад Чилдан еще не мог назвать себя, как теперь, специалистом по редким и ценным предметам. В то время он содержал неказистый магазинчик антикварных вещей. По соседству размещались заведения, торговавшие подержанной мебелью, скобяные лавки и прачечные. Район далеко не престижный. По ночам тут случались вооруженные нападения, иногда — изнасилования, и это несмотря на все усилия полиции Сан-Франциско и даже их японских шефов — «Кемпетай». Витрины магазинов закрывались на ночь железными жалюзи в целях предотвращения ограблений. И вот однажды сюда забрел пожилой японец, отставной офицер Ито Хумо. Высокий, худощавый, седой, подтянутый майор первым дал Чилдану понять, как можно преобразовать его дело.

— Я коллекционер, — объяснил майор Хумо. — Объездил все южные страны и переворошил горы старых журналов.

Тихим голосом он рассказывал о чем-то таком, чего Чилдан в то время еще не мог оценить в полной мере: для многих богатых и культурных японцев исторические предметы американской маскультуры — не менее интересны, чем антиквариат. В чем причина — майор не знал. Величайшей страстью его стало коллекционирование старых каталогов латунных пуговиц и самих пуговиц. Это увлечение подобно коллекционированию значков или монет, и подыскивать этому разумное объяснение — пустая затея. Состоятельные люди готовы платить бешеные деньги.

— Я приведу пример. Известны ли вам открытки, изображающие ужасы войны? — осведомился майор с жадным блеском в глазах.

Минутное раздумье — и Чилдан что-то такое начал припоминать. Много лет назад, во времена его детства, такие карточки вкладывались в обертку жевательной резинки. По центу за штуку. Целая серия, посвященная бедствиям и ужасам войны.

— Один мой лучший друг, — продолжал майор, — собирает «Ужасы войны». У него недостает единственного экземпляра — «Потопление „Панай“». И он готов выложить за его приобретение значительную сумму.

— Подбрасывание карточек! — внезапно воскликнул Чилдан.