Роман Буревой - Боги слепнут Страница 6

– Я бы женился, – согласился Бенит. – Но Летиция недавно надела траур. Рим такой поспешности не поймет. В роли моей жены ты будешь смотреться куда лучше. Летти – соплячка, рядом с нею я буду выглядеть молокососом. Но с достойной матроной я стану солидным мужем. Мне срочно необходима солидность. Я слишком молод.

До Сервилии не сразу дошел смысл его слов. О чем он говорит? Чего хочет? Чтобы она… Ну да, он предлагает ей, Сервилии, стать его женой.

– Уж не знаю, что и ответить, я польщена… – Она искала благовидный предлог, чтобы его выставить. Да, он привлекал ее и одновременно отталкивал… Но, пожалуй, отталкивал сильнее…

– Ответь «да»! – Бенит сгреб ее в охапку.

Сервилия испуганно ойкнула. Поцелуй был страстным, объятия – грубыми. Бенит старался поразить своей животной страстью. Сервилия не сопротивлялась. Ее всегда влекло к молодым и страстным любовникам.

– Ты надеешься на мою помощь? – спросила Сервилия, когда они уже отдыхали, бесстыдно раскинувшись на ложе обнаженными. Он – покуривая табачную палочку, она – устроив голову на сгибе его руки. Гладкое тело Бенита уже начинало заплывать жирком, заметно обозначился животик. Но ей нравились солидные мужчины.

– И на помощь твоих стихоплетов, что являются к тебе пожрать на дармовщинку, – добавил Бенит.

– Не любишь поэтов? – деланно изумилась Сервилия.

– Я – сам поэт, – гордо отвечал Бенит. – И не люблю слюнтяев и врунов.

«А он далеко пойдет», – в который раз подумала Сервилия.

Поначалу эта мысль стать женой Бенита показалась ей безумной. Потом, с каждой минутой, все более приемлемой, и, наконец, даже заманчивой.

Сегодня она еще не скажет «да». Но это не означает, что она не даст согласия потом.

В добротном старом доме сенатора Макция Проба в большом триклинии слуги накрыли стол: расставили вазы с фруктами и бисквитами, наполнили бокалы вином и удалились. Макций Проб ждал гостей, но вряд ли он собирался сегодня веселиться.

Внук Макция Проба Марк – молодой человек с бледным, будто чересчур отмытым лицом, оделся вовсе не для званого обеда – белая трикотажная туника и белые брюки до колен куда больше подходили для загородной прогулки. Возможно, Марк Проб не хотел, чтобы его форма центуриона вигилов придала нынешнему вечеру некий официальный статус. Потому что предстоящая встреча была сугубо частной, хотя преследовала отнюдь не личные цели. Марк Проб был уверен, что на приглашения деда никто не откликнется. Он был уверен в этом до той минуты, пока золоченые двери в триклиний не отворилась, и не вошел сенатор Луций Галл, опять же не в сенаторской тоге, а в пестрой двуцветной тунике, уместной на отдыхе в Байях, но не на вечерних приемах в Риме. Луция Галла совсем недавно избрали в сенат, и после Бенита он был самым молодым сенатором. Он не сомневался в том, что одна яркая речь может перевернуть целый мир, и верил, что ему удастся произнести эту эпохальную речь. Он вообще повсюду кидался спорить – в тавернах, на улицах, в театре, в Колизее с репортерами, прохожими, продавцами, гладиаторами и актерами, не всегда успешно, часто проигрывая и сильно переживая по поводу поражения в словесной перепалке.

Тонкими чертами лица, острыми скулами и высоким лбом Галл походил на Элия. Но сходство это было чисто внешним. Так же как желание яростно сражаться за истину. В Луции проглядывала главная черта истинного римлянина – намерение двигаться наверх по иерархической лестнице в погоне за самой сладостной добычей – властью. Галл и не пытался это скрыть. Его имя должно быть занесено в консульские фасты, выбито на мраморной доске, дабы люди говорили потом: «В год консульства Луция Галла произошло то-то и то-то».

Элий же был гладиатором, который сам придумывал и клеймил желания для Рима. Не только на арене, но повсюду…

Вслед за Луцием Галлом явилась Юлия Кумская, что само по себе было удивительно – и то, что она пришла, и то, что явилась на три минуты раньше назначенного времени, хотя весь Рим знал, что она опаздывает всегда и всюду. При каждом движение шурша платьем из плотного шелка, распространяя убийственных запах галльских духов, она уселась на ложе рядом с Макцием и закурила табачную палочку.

Третьим пожаловал префект римских вигилов Курций – злой, недовольный тем, что его оторвали от срочных дел, он обвел присутствующих подозрительным взглядом. И тогда Марк Проб по-настоящему испугался. В глубине души желал, чтобы никто из приглашенных не явился, чтобы все проигнорировали странное приглашения старика-сенатора. Принятие приглашения означало одно – эти люди боялись. Они сбивались в кучу, как стадо испуганных баранов. Священных баранов… Наконец явился Марк Габиний и за ним сразу сенатор Флакк – сумрачный, желчный и очень умный старик. Впрочем, стариком его называли скорее из-за консервативных взглядов, нежели из-за возраста. Но и в молодости, как и сейчас Флакк был ярым сторонником партии оптиматов [6], причем самого правого ее крыла. Популяры [7] его побаивались, а авентинцы [8] открыто ненавидели. Весталка Валерия немного опоздала, что с ней случалось редко. Она сильно похудела, лицо сделалось белым, почти прозрачным. Рассказывали, что после смерти Элия она несколько дней лежала неподвижно в своей комнате, не ела и почти не пила. Многие думали, что она решила уморить себя голодом. Но потом ей передали письмо от кого-то из друзей. Она прочла и встала. И вновь начала есть.

Последней в комнату вошла Норма Галликан. Ее живот, выпиравший под черной туникой, невольно притягивал взгляды.

Все приглашенные были в сборе. Никто не отказался придти.

Макций Проб откашлялся и проговорил ровным, чуть надтреснутым старческим голосом:

– Император Руфин умер. В Риме новый Август. Император, которому месяц и несколько дней от рождения.

– Ну и что из этого! – слишком уж вызывающе воскликнул Луций Галл, пользуясь тем, что он не на заседании сената и ему не надо ждать, пока выскажутся старшие коллеги. – У нас есть консулы и пусть они исполняют свои обязанности, заботясь, чтобы республика ни в чем не понесла ущерба! [9]

Луций Галл был членом партии популяров и всегда именовал Рим республикой. Но сейчас его возглас прозвучал как шутка, причем весьма неудачная.

– Консулы будут исполнять свои обязанности, – сухо отвечал Макций Проб. – Но согласно конституции полномочия императора не могут быть переданы консулам. На месте императора может быть молодой неопытный человек – система не позволит наделать ему ошибок. Но младенец не может принимать решения и подписывать эдикты. По конституции, если император не способен выполнять свои функции, его власть передается диктатору сроком до пяти лет. По закону этот пост переходит ближайшему родственнику по мужской линии, опекуну императора. Но… в данный момент у нас нет родственников императора. Ни одного. Вернее, есть один – Валерин. Но он слишком стар, чтобы править Империей. Надо решить, кому будет передана власть, пока Постум не подрастет.

– Его матери, – хихикнул Галл.

– Уж лучше сразу мачехе, – предложил Марк Габиний – никто не ожидал, что ему тоже захочется шутить.

– В Риме все хотят власти, а править некому, – буркнул сенатор Флакк.

– Некому… – повторил Макций Проб. – Вы, собравшиеся здесь, самые честные уважаемые люди Рима. И я хочу, чтобы вы высказались без оглядки и утайки. Возможно, нам удастся найти какое-то приемлемое решение.

– Сенат выберет кого-то из своего состава, – предположила Валерия. – И это не самое худшее решение. Пусть выбирают.

– Я в принципе против выборов, – заявил Флакк. – Я бы не стал выбирать и сенат. Есть другие способы выдвижения достойных [10].

– А я бы отдала власть Летиции, – предложила Юлия Кумская. – Девочка не глупа. И может справиться с этой ролью не хуже, чем с любой другой.

– Это не роль! – назидательно произнес Луций Галл.

– Разве? – Юлия Кумская удивилась вполне искренне.

– Летиции шестнадцать лет, – вмешалась Норма Галликан. – Она думает и говорит только об Элии. Ничто ее больше не волнует. Даже собственный сын. Возможно, позже она придет в себя. Но все равно она слишком эмоциональна, слишком порывиста. Нет, она не подойдет.

– Вы мне лучше скажите, зачем Элий поперся с этой дурацкой инспекцией крепостей в Месопотамии. Или у нас мало военных инженеров, чтобы возглавить подобную комиссию! – внезапно вознегодовал Луций Галл.

– Предсказание Сивиллиных книг. «Новую стену Рима дОлжно построить в Нисибисе». – Валерия тут же кинулась на защиту чести погибшего брата. – Или ты забыл? Предсказание вело его в Нисибис. Кто из вас, скажите на милость, смог так сражаться?!

– Элий умер. Не будем говорить о нем, – вмешался Макций Проб. – Лучше ищите решение.

Но Марк Проб в отличие от старика не удержался, чтобы не напомнить: