Аркадий Казанский - Свидетельство Данте. Демистификация. Ваше Величество Поэт. Книга 2. Чистилище. Серия «Свидетели времени» Страница 6

Наказание и очищение будет происходить в бане, которую путникам необходимо принять, чтобы очиститься от дорожной грязи; при этом пройти наказание, исхлестав друг друга розгами. Только очистившись и получив наказание, можно будет идти навстречу первому из слуг – Святому апостолу Петру – первому папе Римскому, стражу и привратнику Рая.

Весь этот островок обвив вокругВнизу, где море бьет в него волною,Растет тростник вдоль илистых излук. 102

Растения, обильные листвоюИль жесткие, не могут там расти,Затем что неуступчивы прибою. 105

Вернитесь не по этому путиВосходит солнце и покажет ясно,Как вам удобней на гору взойти». 108

Катон поясняет, где взять хорошие розги, которые как раз по весне и заготавливают. Возле берега моря растёт много гибких растений, наилучших для изготовления розог. Это – берёза, ива, орешник, в общем, растения не грубые и не жесткие, которыми можно пораниться.

Банные веники, которые сегодня мы используем, чтобы хлестаться в парной бане, мы предпочитаем с листвой, которая смягчает удары. В описываемое время в бане используются именно розги без листвы для эффективного массажа всего тела, что больно, но исключительно полезно для здоровья.

На восходе Солнца можно спуститься к морю прямо по замёрзшему полю; потом, когда оно пригреет, подняться по грязи будет невозможно, но в светлое время можно увидеть тропинку, по которой легко и чисто поднимешься обратно на гору.

Так он исчез; я встал с колен и, страстноПрильнув к тому, кто был моим вождемЕго глаза я вопрошал безгласно. 111

Он начал: «Сын, ступай за мной; идемВ ту сторону; мы здесь на косогореИ по уклону книзу повернем». 114

Пока Вергилий говорит с Катоном, поэт смиренно стоит на коленях и слушает с закрытыми глазами, так как живому человеку нельзя видеть Посланника бога. Как только Катон исчезает, Данте страстно начинает вопрошать Вергилия о дальнейших действиях. Тот просто предлагает поэту следовать за ним.

Созвездие Лев, в котором находится лицо старца, освещаемое четырьмя планетами, заходит 5 апреля 1743 года незадолго до утренней зари, ещё в темноте.

Уже заря одолевала в спореНестойкий мрак, и, устремляя взгляд,Я различал трепещущее море. 117

Мы шли, куда нас вел безлюдный скатКак тот, кто вновь дорогу, обретаетИ, лишь по ней шагая, будет рад. 120

Предрассветные сумерки редеют; на небе занимается утренняя заря, это ещё раз подтверждает, что в начале песни был вечер, и Венера зажигается именно на вечернем небе. Вергилий показывает Данте путь и вскоре, спустившись с косогора, путники выходят на берег рукотворного моря – только что освободившегося ото льда Заводского водохранилища.

Дойдя дотуда, где роса вступаетВ боренье с солнцем, потому что там,На ветерке, нескоро исчезает, – 123

Раскрыв ладони, к влажным муравамНагнулся мой учитель знаменитый,И я, поняв, к нему приблизил сам 126

Слезами орошенные ланитыИ он вернул мне цвет, – уже навек,Могло казаться, темным Адом скрытый. 129

Солнце, пригревая, растапливает ночной иней на траве, покрывая её миллионами бриллиантов росы. Вергилий омывает утренней росой сначала свои руки и лицо, затем проделывает это с Данте. Холодная роса, смывая грязь с рук и лица, покрывает их обильным румянцем, который, казалось, навсегда утрачен в дорожной грязи Ада.

Затем мы вышли на пустынный брегНе видевший, чтобы отсюда началОбратный путь по волнам человек. 132

Здесь пояс он мне свил, как тот назначил.О удивленье! Чуть он выбиралСмиренный стебель, как уже маячилСейчас же новый там, где он сорвал. 136

Выйдя на пустынный берег Заводского водохранилища, Вергилий, по слову Катона, срезает ветви кустарника, свивая пояс смирения для Данте – пучки розог. Ветвей у ивы и берёзы так много, что, сколько ни срывай, это незаметно, на смену тут же встают бесчисленные новые ветви. На этот пустынный берег прибывают души из Лимба, чтобы пройти кругами Чистилища. В обратный путь никто из них уже не отправится.

Для чего Данте нужен пояс смирения? Назову две причины:

Первая – входя в Чистилище, чтобы очиститься от грехов, необходимо смириться со своей участью, признать свои грехи, получить наказание и всем сердцем желать искупления.

Вторая, земная причина – на дворе весна, 5 апреля 1743 года. На Земле распутица вплоть до полного таяния снегов и просыхания земли. Реки ещё не вскрываются, но лёд уже непрочный. Скоро будет ледоход, но навигацию можно будет начать только после полного очищения воды ото льда. Волей-неволей путешественникам предстоит переждать весеннюю распутицу в Вышнем Волочке, с чем и приходится смириться.

Реконструкция событий:

К вечеру нудный, мелкий дождик утихает, тяжёлые тучи отрываются от горизонта с западной стороны, открыв сияющую полосу ослепительно – голубого неба, подобного прозрачному сапфиру. Просиявшее Солнце касается уже горизонта, на промытом небе показывается ясная Луна во второй четверти, с чётко различимой фигуркой Каина на поверхности. Тающее Солнце растекается золотисто – розовой зарёй в дрожащей дымке над горизонтом, растаяв, оставляет желтеющую полосу, охватившую половину горизонта под небом, темнеющим от сапфирового до тёмно – синего. Чуть выше этой полоски ярко вспыхивает Венера – вечерняя звезда. Возле Луны просматриваются три разноцветных огонька, вытянувшиеся в линию – ярко-белый, красный и бледно-зелёный, разгорающиеся всё ярче.

«Если бы мы сейчас находились в Южном полушарии» – говорит Пётр Якову: – «Мы бы увидели в этом положении, на Юге, созвездие Южный Крест. Четыре звёзды и все разного цвета, замечательное зрелище, почти как это. Говорят, там есть страны, подобные Раю Земному, люди там ходят голые, как Адам и Ева до грехопадения.

«Везде хорошо, где нас нет» – резонно замечает Яков: – «Мы не видим Южный Крест, они – Колесницу нашу. И Солнце ходит там по небу в другую сторону. Вот, скажем, у нас восток по левую руку, а у них – по правую, чтобы сориентироваться, голову свернуть придётся.

«Да кому же там ориентироваться?» – смеётся Пётр: – «Дикарям на пирогах? Они там по-своему ориентируются, мы им не указ».

На небе высыпают крупные звёзды, над горизонтом, в дымке ночного воздуха разливается Млечный Путь, переливающийся волнами. Возница сворачивает к воротам высокого забора, за которым заливаются хриплым лаем здоровенные псы.

Ворота распахиваются, оттуда выходит старик без шапки, с всклокоченной седой головой, с длинной, седой же бородой, смугло-желтым лицом; овчинный тулуп накинут на плечи, обнажая полуоткрытую грудь, ноги в стоптанных валенках твёрдо стоят на почерневшем льду дороги. В руках он держит фонарь «летучая мышь».

«Кто и откуда в такой поздний час?» – сердитым хриплым голосом кричит старик: – «Зачем ко мне? Я никого не жду, не время, не сезон».

Яков спрыгнув с саней, подходит к старику, недоверчиво глядящему на генерала. Вытащив из-за пазухи свёрнутую с трубку бумагу, он показывает её старику; тот, поднеся фонарь и бумагу к глазам, начинает изучать её, яснея лицом.

«Здравия желаю, Ваше Высокопревосходительство» – отчётливо говорит он, выпрямляя спину перед генералом: – «Что прикажете?»

«Ладно, ладно тебе, Михал Иваныч» – смеётся тот: – «Зови, отец, меня по-простому, – Яковом. Ты лучше посмотри, кого я тебе привёз!» – он показывает, обернувшись, на стоящего сзади Петра.

Старик, вскинув голову, оглядывает высоченного гостя. Глаза его изумленно расширяются, рот раскрывается, он падает на колени и бросается в ноги Петру. Тот, от неожиданности сам упав на колени, нагибается к нему, охватив старика за плечи, пытается поднять того. Старик поднимает лицо, из глаз его катятся слёзы.

«Пётр Алексеич, Батюшка!» – голосит он: – «Радость-то какая, уж и не чаял увидеть да Господь сам дал, слава Создателю. Не прикажи казнить, Батюшка, отслужу тебе всё сполна».

«Михаил Иванович встань, неудобно» – волнуясь, говорит Пётр: – «Сам-то как узнал, кто я?»

«Как не узнать, Батюшка» – глядя снизу вверх, умиленно голосит старик: – «И ростом, и лицом, и глазами Пётр Алексеич, Богом клянусь. Уж и не чаял увидеть, слава Христу» – он оборачивается и кричит стоящему недалеко мужичонке: – «Васька, бегом на кухню – ужин дорогим гостям, скажи Параше, постели готовить, Кузьма пусть баню топит, да пожарче и подольше, к утру» и сам, резко повернувшись, торопливо идёт в дом, крича распоряжения, маша гостям рукой, приглашая следовать за собой.