Настоящий Спасатель. Назад в СССР - Адам Хлебов Страница 6

Максима Бодрова я бы не назвал красавчиком, но мне его внешность сразу пришлась по душе.

В этой физиономии я видел харизму с небольшой долей наглости, жизнерадостность, открытый взгляд и белоснежную улыбку.

На мой взгляд, руки, плечи и грудь были узковаты, но это поправимо.

Я их ещё подкачаю. Я посмотрел на пресс и остался доволен. Ничего лишнего, даже угадываются кубики. Все остальное в порядке. Мне вспомнилось, что мое тело в этом же возрасте в прошлой жизни мне нравилось куда меньше.

Я согнул руки в локтях и посмотрел на свои бицепсы. Не Геракл, не Маугли и не Бред Питт, но и не Карлсон. Хоть на этом спасибо.

Я вернулся в комнаты и обратил внимание на часы. Время начало одиннадцатого вечером.

В коридорах больницы было тихо и безлюдно.

Я стал думать. Если всё, что произошло со мной завтра внезапно не прекратится, то выходит, что жизнь даёт мне второй шанс.

Я могу прожить новую жизнь, примерно зная, что ждёт страну впереди, а также помня все те ошибки, которые я допустил в прошлом.

А в прошлом я был парнем с сильным характером, не боящимся не трудностей, не опасности. Как говорили — ни Бога, ни чёрта.

Здесь в этом времени, конечно, нужно было быть осторожным, чтобы себя не выдать. Не самое сложное время в СССР, можно даже сказать, лучшее. Вряд ли бы меня потащили бы в КГБ на допрос.

Но тем не менее, лишние проблемы мне не нужны. К тому же, время, в которое я попал, обладало несколькими несомненными преимуществами.

Например, искренностью и чистотой людей. Они ещё не научились быть лживыми и эгоистичными. Доверяли друг другу.

Конечно, я уже заметил, что по сравнению с моим прошлым временем люди одевались проще и однообразнее.

В материальном плане в СССР сложился совершенно иной уклад. Излишнее, а уж тем более демонстративное потребление не приветствовалось и презиралось.

Присказка «По одёжке встречают» никуда не делась

Но лично для меня это не важно. Мне было по барабану, есть ли у меня джинсы или фирменные кроссовки. Я понимал, что некоторые товары даже в эпоху расцвета Союза оставались дефицитом.

Но мне выпала невероятная возможность проверить были ли те самые мороженное за двадцать копеек и докторская колбаса за два рубля двадцать вкуснее, чем их аналоги в России двадцатых годов следующего века.

Кто бы или что бы не послужило причиной моего перемещения в новое тело, в прошлый тысяча девятьсот восьмидесятый год: Бог, судьба, искажение времени или что-то ещё, я был благодарен за этот шанс.

Я сразу оставил мысли о том, что, имея информацию о будущем страны, я мог бы изменить ход истории.

Может быть и мог бы, но где гарантия, что сумею сделать изменения в лучшую сторону?

Поэтому я просто решил просто воспользоваться новой жизнью и прожить её, как говорилось, так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые…

Меня теперь звали Максим Бодров, мне было семнадцать лет. И меня снова впереди ждала большая жизнь.

Порывшись в памяти прошлого хозяина тела, я узнал, что живу в довольно крупном приморском городе на черноморском побережье.

Я уже помнил, как выглядит моя школа и дом, в котором находилась квартира, где я проживал с бабушкой и дедом.

Меня клонило в сон. Утро вечера мудренее, трава соломы зеленее. Мне нужно было отдохнуть после сегодняшних потрясений.

Я мысленно вспомнил и драку в российском парке, когда меня подло со спины пырнули ножом. Скорую, врача и толпу. Девушку Викторию Рерих.

Интересно, в каких мы с ней отношениях? Так-то она очень даже ничего. Я попробовал описать словами ее образ. Молочно-восковой спелости. Ее красота была неосязаема — как будто укрыта от меня тонкой тканью прозрачной вуали.

Вспомнил милиционера Осина, водителя Николаича. Невероятно красивую Наталью Филипповну, врача приемного отделения, которую я непременно вытащу на свидание…

На сладких мечтах о Наталье Филипповне я незаметно провалился в сон.

* * *

Я проснулся от того, что солнце, через окно, ласково светило теплыми лучами прямо мне в лицо.

Я приоткрыл глаза и прищурился. Нужно было найти телефон, чтобы посмотреть время. Блин, куда он запропастился?

Судя по тому, что будильник еще не зазвенел, еще не было и шести утра. Из приоткрытого окна, с улицы, прохладный утренний воздух доносил обрывки разговора двух женщин.

Я не вслушивался в их слова, потому что разглядывал небо необыкновенной голубизны.

Приподнявшись на локте, я недоуменно озирался, пытаясь понять, где именно я нахожусь. Телефона нигде не было видно.

Я обернулся и увидел деда на соседней койке, внимательно вглядывающегося в мои зрачки. Его глаза были холодны, а серьезное лицо, со сдвинутыми бровями, выражало что-то типа недоверия или подозрительности. Я начал вспоминать, где я.

— Доброе утро, — поздоровался я с ним. Но он мне ничего не ответил. Вчера в темноте, я увидел на его голове шов, говорящий о том, что моему соседу по палате недавно сделали операцию. Рядом лежала, съехавшая с головы повязка

— У вас повязка слетела, давайте я вам помогу, — предложил я, но дед тяжело вздохнул и отвернулся в другую сторону.

Увидев газеты на тумбочке, я всё вспомнил, скинул ноги с кровати и в одних трусах подошел к большому приоткрытому окну.

Внезапно, глазам стало немного больно от миллионов ярких искр. Это зеркальная рябь солнечной дорожки в иссиня-голубом море отражало яркий свет.

Под голубым небом, километрах в двух от гостиничного корпуса, раскинулось бескрайнее величавое море, играющее всеми оттенками синего. Где далеко у горизонта виднелись белые малюсенькие корабли. Пахнуло солью и морской пеной.

Женщины продолжали переговариваться в утренней тишине.

Из неспешного разговора я понял, что они говорили о том, что недовольны ценами на рынке в этом году.

Внизу в больничном дворике росли кипарисы и широколапые сосны. Между двух стволов кто-то установил турник.

То, что мне нужно. Я развернулся и с удивлением обнаружил, что моя одежда, висящая на стуле, исчезла. Обувь, стоящая рядом тоже.

Зато увидел на тумбочке вафельное полотенце и белую жестяную банку с названием «Особый». Это был зубной порошок с двууглекислой содой за десять копеек, гласила синяя надпись.

Полосатая пижама лежала на месте: на спинке койки, куда я ее повесил перед сном.

Одевшись, почистив пальцем зубы и умывшись, я оставил полотенце и порошок в палате, а сам отправился вниз к турнику.

К моему удивлению, вход во дворик был свободен. Охранников нигде не было видно. Болтающие про цены тетки уже исчезли.

Прям у турника стоял молодой человек лет двадцати двух — двадцати пяти, точнее сказать было сложно. Он упер руки в бока, прохаживался рядом с перекладиной. Будто отдыхал между подходами. Парень был в одних черных штанах и в белых кроссовках, раздетый по пояс.

— Доброе утро. Не помешаю? — спросил я, подходя к турнику.

Он обернулся протянул мне руку

— Борис.

Я протянул в ответ и крепко пожал ее.

— Максим.

— Давай, конечно, если лечащий разрешает. Из какого отделения?

— Да я случайно попал вчера. Решили, что у меня сотрясение, но я в порядке.

— Может повременишь? С этим шутки плохи. Голова не болит?

— Да у меня и вчера не болела. Не было ничего. Слега подрались. Но там толпа зевак налетела и на уши врачу скорой присела.

— Куда присела? — он нахмурил брови, пытаясь понять сленг из двухтысячных годов

— Ну это выражение такое. Означает, что толпа лапшу повесила на уши, а доктор, видимо, новичок. Совсем молодой. Не пустил меня домой. Говорит, мало ли что, а мне потом отвечать за тебя.

— Да такие теперь у нас часто встречаются. Людей, как всегда, всем на всех не хватает. Курортный сезон начался, а штатные единицы, так и не закрыли. В «кадрах» одни пенсионерки сидят, работать уже не хотят совсем. Ты местный или отдыхающий?

Хороший вопрос. Я секунду покопался в памяти пытаясь вспомнить, что-нибудь доказывающее, что я живу в этом городе.

— Местный, десятую школу заканчиваю в этом году. Можно? — я придвинулся к турнику и указал головой на перекладину.

— Точно хорошо себя чувствуешь?

Я закивал головой в подтверждение своего хорошего самочувствия. Из окна столовой, расположенной на первом этаже, выглянула женщина средних лет.

Вытирая посуду и приборы, она наблюдала за нами.

— Точно.

— Ну тогда давай. Смотри, без фанатизма.

— Хорошо, — ответил я подошел под турник, подпрыгнул и повис на нем.

Максим Бодров почти вымахал под метр восемьдесят. Мозолей