Василий Сахаров - Булавин 1-2(СИ) Страница 60

  Ну, это, что касается лично меня и моих ватажников, а если смотреть на положение Войска Донского и России в целом, то мне становится понятно, что история изменилась кардинально и такой, какой она была в "реальности Богданова", уже не станет никогда. Будет она лучше или хуже, про это не знаю. Но факт остается фактом, мое появление, само по себе, изменило многие события, которые оказали влияние на другие и так далее.

  Атаман Кондратий Булавин стал действовать на несколько месяцев раньше, чем должен был, и его поступки были более решительны. В результате, Дон обрел полную независимость. Выстоял под первым натиском царских войск. В качестве трофеев приобрел оборудование нескольких заводов и большое количество мастеровых людей, пожелавших покинуть Россию. Ну, а про то, что казацкие армии получили огромный опыт и сплотились, говорить не приходится, это само собой.

  Мне ясно, что впереди еще много испытаний, и царь Петр, который все равно остановит Карла Двенадцатого, слишком большое у него превосходство по силам, казацкую вольность в покое не оставит. Значит, за свою жизнь и свободу придется драться, но это ожидаемо, и управу на царя найти можно, главное не бояться что-то сделать, а наши атаманы не из пугливых. Кондрат, тот наверняка, про решающее сражение думает. Но мне ближе план Лоскута, где к царю должны отправиться его боевики, которые отрежут Петру Первому голову, и этим отыграют для Дона несколько лет спокойной жизни. Чье мнение победит, пока неизвестно, но думаю, что Лоскут дожмет отца, и вскоре его химородники двинутся на север. Впрочем, загадывать о грядущих событиях не стоит, можно сильно ошибиться, так как со своего нынешнего положения, всей картины я не вижу.

  За думками дорога пролетела незаметно и часам к трем наш отряд прибыл в Козлов, сегодня утром взятый войсками Третьей армии. Битвы за город не было, и казаки с бурлаками потерь не имели. Укрепления в Козлове слабые, город раскинут хаотично, важных производств здесь пока не имеется, а народ, в большинстве своем, поддерживает казаков. Поэтому, оборонять город не стали, Иртеньев отступил, а Воротынский сбежал и был взят в плен.

  Как и в любом населенном пункте, который захватывали казаки, первым делом здесь проходил сход горожан, которые сами выбирали себе градоначальника. Еще от ворот мы увидели на городской площади толпы народа, а потому отвернули в сторону и вскоре оказались возле княжеского жилья, высокого деревянного терема в четыре этажа. Над домом Воротынского развевалось красное знамя, значит, как и планировалось, штаб армии находится здесь, а где ставка командующего, там всегда и наша Канцелярия.

  Я оказался прав, для отряда отвели большую хозпостройку на заднем дворе княжеской резиденции, и квартирмейстеры уже ждали нас. Воротынского заперли в глухом чулане, а мы, почистив коней и оружие, приняли баню и расположились на отдых. Завтра снова в дорогу, необходимо обнаружить, где закрепился неуловимый полковник Иртеньев, а значит, необходимо отдохнуть. Лег спать, но сон не шел, и я вышел наружу.

  Во дворе суета, бегают по своим делам казаки и местные слуги, а у крыльца кучкой стоят козловцы, наверное, хотят с Беловодом о чем-то сговориться. Прошелся туда-сюда, было, подумал вернуться на свое спальное место, но тут меня окликнули:

  - Эй, Никифор!

  Оборачиваюсь и вижу улыбающегося отцовского порученца Василия Борисова, который выходит из терема.

  - Здравствуй Василий, - тоже расплывшись в улыбке, я приветствую его, и сразу же спрашиваю: - С чем приехал?

  - Здравствуй Никифор. По новостям соскучился?

  - А то... Привык в Черкасске все знать, а тут, на отшибе, ни новостей, ни достоверных слухов. Сегодня целого воеводу повязали, а он, представь себе, последнюю депешу из Москвы аж два месяца назад получал, и я, рядовой казак, о том, что вокруг творится, знаю больше чем он.

  - Ну, это и понятно. Давай присядем.

  Борисов кивнул на столы и лавки, которые выносили на двор бывшие княжеские слуги, видимо, для праздничного ужина горожан и Беловода по поводу освобождения Козлова. Мы сели, и Василий передал мне три письма. Одно от отца, другое от Лоскута, а третье от сестры. Отлично, прочту позже, а пока, меня интересовали новости.

  - Василий, - поторопил я казака, - так чего в мире творится? Говори.

  - Ладно, слушай. Первая весть такая. Мазепа со шведами союзнический договор подписал и объявил Украину независимым государством.

  - Это понятно. Что с армиями нашими?

  - Тоже все неплохо. Братья Колычевы Азов взяли. В ночь атаковали укрепления, зацепились за предместья и солдаты с казаками сдались, так что губернатор Толстой сейчас вместе с бывшим астраханским воеводой Апраксиным, генералом Боуром и дьяком Горчаковым в порубе сидит, Воротынского дожидается. Кумшацкий к Орлу подошел. Вы Козлов взяли. Мечетин Тамбов осаждает, а Хохол под Саратовом застрял. Такие вот дела.

  - А что с крымским походом на Кабарду?

  - Для нас все хорошо сложилось. Каплан-Гирей Первый собрал двадцать пять тысяч крымчаков, три тысячи сипахов, ногайцев тысяч пятнадцать и темиргоевцев больше пяти тысяч всадников. Против этой армии встали кабардинцы под командованием князя Кургоко Хатажуковича, тысяч двадцать, не больше. Сошлись они под горой Канжала, кабардинцы за месяц боев измотали крымчаков набегами, а затем разгромили Каплан-Гирея. Сам хан ушел, с ним тысячи четыре его крымчаков и всего полсотни сипахов.

  - Ну, хоть что-то не изменилось, - сказал я.

  - Про что это ты? - настороженно спросил Борисов.

  - Да так, само собой вырвалось.

  Обронив случайную фразу, которую не стоило произносить, я закруглил беседу и, сославшись на то, что хочу почитать письма от близких, покинул Борисова. И уже поздней ночью, ознакомившись с посланиями из Черкасска, в которых не было ничего особо важного, я прислушался к радостным выкрикам на княжеском дворе, где люди праздновали освобождение своего города, и с улыбкой начал проваливаться в сон. И прежде чем полностью отдаться под власть Морфея, я снова подумал о настоящем и будущем.

  История пошла иным путем, я молод и силен, передо мной весь мир, и возможность, улучшить жизнь своего народа. Получится или нет, вопрос серьезный, и ответа на него пока нет. Однако если не опускать руки, то можно что-то исправить и избежать многих глупостей, которые привели к тому, что к концу двадцать первого столетия лучшие представители русского народа полегли в войнах, а их потомки, в большинстве своем, надломились духом, спились и превратились в жалких наркоманов. Мне, точнее сказать, личности Богданова, это не нравилось. Старик не хотел этого принимать, и поэтому появился я, химородник Лют, который освоился в новой для себя обстановке, понимает, чего он хочет, и к чему будет стремиться.

Швеция. Хельсингборг. 24.10.1708.

  Свинцовые штормовые волны Балтийского моря раз за разом накатывались на скалистый берег. Промозглый ветер пронизывал до костей каждого человека, который осмеливался в эту ненастную погоду выйти из своего теплого и уютного жилища, а моросящий с небес без остановки мелкий дождик, старался проникнуть сквозь любые преграды. Самый обычный осенний скандинавский день, небольшой городок на побережье и пустынный галечный пляж, на котором, закутавшись в темный плащ и надвинув на глаза рыбацкую широкополую шляпу, стоит одинокий человек, мужчина лет тридцати, у которого время от времени дергается шея.

  Этим человеком был гроза Европы, король Швеции Карл Двенадцатый, который находился в городке Хельсингборг, где он лечился от полученной в далекой и злой Московии тяжелой контузии. Первоначально, вернувшись из Рижской ставки в свою столицу, он хотел остаться там. Но врачи настоятельно рекомендовали ему пройти курс лечения в Хельсингборге, который находился невдалеке от датских берегов. Они утверждали, что обнаруженные здесь в 1707 году чудесные минеральные воды источника Рамлеса, смогут быстро поставить его на ноги. Король поверил своим лейб-медикам и не прогадал, так как источник, в самом деле, оказался целебным и принес ему облегчение. Обмороки прекратились, и только шея, иногда еще подергивалась.

  Карл стоял на одном месте уже давно, около часа. Он смотрел на стихию моря, думал о чем-то своем, и иногда, еле заметно, шевелил губами. Наконец, видимо, озябнув, и плотнее запахнув плащ, король решил вернуться городок и, двигаясь по небольшой каменистой дороге, он продолжил свои размышления.

  Тяжкое ранение и проклятая русская бомба, заставили его на многое взглянуть по-другому, а возвращение в Швецию и серьезный разговор с младшей сестрой принцессой Ульрикой-Элеонорой, которая уже начала принимать активное участие в деле управления страной, серьезно озадачили короля. После этого, будучи честен перед самим собой, он признал, что его военные походы серьезно ослабили королевство. Конечно, никто не отрицает того факта, что он великий полководец и смог заявить о себе в Европе, по крайней мере, в Швеции. Однако потеряна часть прибалтийских провинций, морская торговля несет серьезные убытки, и ему, королю, для продолжения своих военных кампаний приходится занимать деньги у голландских купцов, и хорошо еще, что проценты по кредиту гасит славный город Рига.