Кир Булычев - Наследник (1914 год) Страница 60

Глаза Ахмета сузились, как у китайца. Он знал куда больше, чем рассказывал. Но и сам он полагал, что Андрей от него скрывает что-то важное. Так что дружба дружбой – но полной искренности в том разговоре быть не могло.

– Вы чего замолчали? – спросила Лидочка.

Ахмет взял из вазы гроздь, высоко поднял ее и поймал губами нижнюю ягоду.

– Ты помнишь, у нас в гимназии кочегар Тихон был?

– Помню. Я его на Рождество в Симферополе видел, – сказал Андрей. – Он узнал меня.

– А зачем ты с ним в Симферополе виделся?

– Это глупая история. Я гулять пошел, вечером, поздно. А меня чуть не ограбили. Оказалось, что один из грабителей – Тихон. Повезло. Мы с ним потом напились.

– Как же, припоминаю, – сказал Ахмет со значением.

– А почему ты спрашиваешь?

– Все на свете взаимосвязано, мой друг Горацио, – сказал Ахмет. – И чем больше я тебя слушаю, тем больше я пугаюсь. Значит, ты гулял ночью по Симферополю и встретил Тихона. Встретил Тихона, он пошел с тобой водку пить. И часто ты водку пьешь с кочегарами?

– Перестань, Ахмет. У нас нет времени.

– Сколько у нас времени, решаю я, – сказал Ахмет с неожиданной твердостью. – У нас с тобой впереди вечность, как говорил Шекспир.

Но Ахмет ошибся.

Снаружи раздался женский крик.

Топот, еще крики. Мужской приказной голос: «Заходи справа!» Ахмет вскочил. Он стоял неподвижно, крутя головой, старался разобраться в криках. Потом метнулся к занавеске, которая отделяла комнату от внутренних помещений дома.

В тот же момент ему навстречу кинулся Хачик, они столкнулись. Андрей тоже вскочил, потянул за руку Лидочку.

Сзади вбежали с револьверами и обнаженными шашками, бестолково и топотно, с полдюжины полицейских. Они мешали друг другу. Андрей прижал к себе Лидочку, потому что бежать было некуда и первый из полицейских начал тыкать в него дулом револьвера и что-то неразборчивое кричал при этом… Тут кто-то опрокинул лампу, и горящий керосин разлился по ковру, вспыхивая неверными голубыми язычками, и стало почти темно, кто-то ударил Андрея, но тот старался прикрыть Лидочку, чтобы не ударили… А его тащили, оттаскивали от Лидочки, были крики, и среди них крик Лидочки. Андрей не потерял сознания, но потом вспомнить, что же происходило в минуту между первым криком и тем мгновением, когда он, с заломленными за спину руками, в треске виноградных кустов и метании многочисленных теней, оказался снаружи, он не смог.

– Лида! – крикнул Андрей.

– Мадемуазель Иваницкая в полной безопасности, – сказал Вревский, который стоял возле черного автомобиля Ахмета, почему-то оказавшегося у ворот. Очень высокий полицейский, возвышавшийся рядом с Вревским, держал яркий фонарь, и Андрей увидел, что Лидочка, неуклюжая в тужурке Андрея, стоит совсем близко, ее держит за руку другой полицейский, а вокруг продолжается беготня, крики, потом прогремел выстрел, завопил женский голос.

– Займитесь обыском, – приказал Вревский молодому ротмистру, который возник перед ним, быстро дыша и придерживая у переносицы пенсне.

– Лида! – крикнул Андрей. – Не волнуйся, все будет хорошо.

– Господин Берестов совершенно прав, – сказал Вревский. – Сергиенко, отвезите девицу Иваницкую домой к маме и передайте, чтобы она не отпускала дочь по ночам в сомнительной компании. Это может плохо кончиться.

Лидочка молчала. Андрей чуть успокоился: Вревский не намерен ее задерживать.

Когда Андрея посадили в пролетку между двумя пахнущими потом и дракой полицейскими, Вревский легко вскочил в другую пролетку и весело крикнул:

– Арестованного запереть! Я через полчаса буду.

Андрей думал, что его запрут в камеру к уголовникам, но полицейский отвел его в комнату на втором этаже. Там стояли два пустых письменных стола, на подоконнике горшки с вялыми пышными розовыми цветами. На окнах были пыльные решетки.

Вревского долго не было.

Андрей подошел к окну. Оттуда был виден двор под ярким фонарем. Двор был окружен казенного вида строениями и каретными сараями.

Сумели ли бежать Ахмет с Хачиком? Лидочку отвезли домой, и, наверное, Евдокия Матвеевна даже успокоится, что дочь наконец-то дома, а неспокойного жениха надежно арестовали. Теперь уже не убежишь – Вревский этого не допустит. И табакерка не поможет – какой смысл уходить в будущее, если окажешься в той же комнате! Может быть, конечно, это здание когда-то разрушат или продадут. Но тогда – Андрей уже принялся размышлять как привыкший к полетам путешественник во времени – ты можешь вынырнуть из потока времени метрах в четырех над землей… И сломать себе шею.

Можно представить странное зрелище. Площадь. Когда-то на ней стояло здание суда, но разрушено за ненадобностью полиции в счастливом государстве будущего. Идет карнавал, играют оркестры… Вдруг в воздухе возникает странно одетый человек, падает на землю и разбивается насмерть. К нему сбегаются маски и решают, что костюм на погибшем карнавальный, ибо таких давно уже никто не носит, а выпал он с пролетавшего воздушного шара. Так и похоронят…

Впрочем, далеко в будущее уплывать нельзя. Уплыть – это значит лишиться Лидочки. Да и неизвестно, как далеко может унести машина времени.

Кстати, как бы ее не потерять. Андрей хлопнул себя по карману тужурки и только тут сообразил, что тужурки на нем нет, – рукав сорочки надорван, измазан чем-то, а тужурки нет. Было мгновение растерянности – оказывается, он забыл, когда лишился тужурки. Потом в памяти возникла картинка: Лидочка понуро стоит рядом с полицейским, на ней его тужурка.

Слава Богу, обрадовался Андрей.

Пока ты жив, остается надежда. Ведь где-то скрываются настоящие убийцы. И как только они предстанут перед лицом правосудия, справедливость восторжествует. Почему он должен стать жертвой судебной ошибки? Граф Монте-Кристо – это для изящной словесности. Почему Ахмет вспомнил о Тихоне? Что это было? О судьбе, которая нагнала кого-то. Черт побери этого Ахмета с его стремлением красиво выражаться. Тоже мне, поэт Низами!

В коридоре послышались подкованные шаги. Они остановились у соседней двери. Голоса. Потом шаги возобновились. Повернулся ключ в двери. Вошел Вревский. Щелкнул выключателем, и сверху загорелась лампочка под белым колпаком.

– Что же вы, голубчик, без света сидите? – спросил Вревский мирно.

– Я не знал, что мне дозволено пользоваться светом, – сказал Андрей. Хотел съязвить – получился мальчишеский вызов.

– Если бы нельзя, голубчик, – сказал Вревский, кладя на стол синюю папку, – мы бы выключатель за решетку убрали.

Он улыбнулся Андрею. Широко и зубасто. Видно, у Вревского были основания для хорошего настроения.

– Садитесь, – сказал он. – Пришло время поговорить серьезно.

Андрей подвинул к себе стул от другого стола и уселся.

– Помяли вас немного мои архаровцы? – спросил Вревский. – Кстати, знаете ли вы происхождение этого слова, господин студент? Был такой начальник полиции в Москве – Архаров. Его подчиненные отличались неукротимым нравом.

Вревский развязал тесемочку и открыл папку.

– Допроса официального я вести не намерен, – сказал он. – Это дело завтрашнего дня. Выспитесь в камере, позавтракаете, чем тюремный Бог послал, а потом и поговорим уже, как положено, с протоколом. И может быть, с очной ставкой. А сейчас мне хотелось бы рассказать вам о нашем деле, как я его понимаю. Меня никто не заставляет этого делать, но я человек – и ничто человеческое мне не чуждо. В частности, любопытство.

Вревский поглядел на Андрея, прищурился, потом спросил:

– А если у вас нет настроения вести сейчас со мной беседу, то мы и в самом деле отложим все на завтра. Я уже не спешу.

– Я тоже заинтересован, чтобы недоразумение закончилось как можно раньше.

– Недоразумение? Вы упрямый человек, Берестов… ну да ладно. С чего мы начнем?

Вревский полистал папку, в которой были подшиты десятка два листов, потом захлопнул ее.

– Документы бесчувственны, – сказал он. – Жизнь куда интереснее. Итак, жил-был один студент. Жил он с тетей в Симферополе, женщиной во всех отношениях достойной. Вот кого мне искренне жаль.

– Мне тоже, – согласился Андрей. – Она вынуждена переживать из-за того, что вы не можете найти настоящих преступников.

– Ну, полно, полно…

– И какое вы имели право искать меня в Симферополе и рассказывать тете о всех этих мерзостях? Кто дал фотографию в газету?

– Итак, – Вревский постучал костяшками пальцев по синей папке, – молодой человек не любит своего отчима, близости между ними нет. Но он притом пользуется его средствами, так как отчим – человек состоятельный, хоть и расчетливый. Год назад, а может быть, ранее, перед поступлением в университет, молодой Берестов наносит визит отчиму, и тот рассказывает ему, что открыл на его имя счет в Московском коммерческом банке… Однако до завершения образования пасынок имел право пользоваться лишь процентами с положенной суммы. А этого только-только хватало на жизнь.