Пятнадцать ножевых - Алексей Викторович Вязовский Страница 60

В одной пачке не хватало полтинника. Три раза пересчитывали по очереди. Два четвертака я отложил в сторону — первый был разорван почти пополам, на втором кто-то решил надеть на профиль Ленина кепку, подрисовав ее шариковой ручкой. Замену Бэлла Марковна произвела тяжело вздохнув — дала новые десятки.

На хозяйку даже смотреть было больно: она никак не могла остановить взгляд и переводила его поочередно с пачек на столе на мой карман. Так и голова закружиться может. В итоге я завернул уже свои денежки в старый номер «Орловской правды» и бросил в сумку. А перстень вытащил из кармана и отдал ей. Нет, ну такое можно было бы по телевизору показывать. Бэлла Марковна и рассматривала своё сокровище, и гладила, и даже что-то шептала. Наверняка, когда я уйду, целовать будет.

— Давайте уже расписочку, мне пора, — прошептал я ей на ухо. А как же, конспирация — наше всё. Да уж, знал бы, показал бы товар во время торговли. Наверняка еще не все тайники разворошила. Но жадность — нехорошее дело.

Уже на самом выходе я толкнул ее в ванную и сказал под шум воды:

— Я уеду, но не мечтайте, что сможете так просто скрыться. А вздумаете убежать — так у меня есть хорошие знакомые, которые вашу поездку остановят в Шереметьево. Мы поняли друг друга? Ваш телефон у меня есть, с вами свяжусь. И лучше не затягивайте. А то ведь расписку и продать можно.

***

Уже на улице, пропуская звонящий на повороте трамвай, я задумался. Первый этап прошел практически идеально. Никто не пытался меня кинуть и ограбить. Деньги забрал. До чего же грязная штука — два раза руки с мылом мыл. Но дальше что? Мне вдруг стало сильно боязно. У меня в руках лежала зарплата простого советского врача лет за пятнадцать. За гораздо меньшие суммы людей режут и душат. Да, сейчас времена относительно безопасные, но банальную поездную кражу или гоп-стоп никто не отменял. Я вдруг понял, что озираюсь по сторонам как нашкодивший мальчишка. Ну вот, не хватало еще по подворотням прятаться. Это Бэлла Марковна меня заразила своей паранойей, не иначе.

О, старый знакомый. Буквально в паре десятков шагов загорает уже знакомый таксист. Надо же, и искать не пришлось. Подошел, собрался постучать костяшками пальцев по стеклу, как водила проснулся, будто не выводил только что рулады, слышные за несколько метров. Профессиональная чуйка, нечего сказать.

— Студент? Опять ты? Видать, судьба у нас кататься вместе, — сказал он, чуть опустив стекло. — Ну садись, не мерзни там.

Мы ехали, на этот раз молча. То ли у него настроение пропало ругать советскую власть,а, может, понял, что мне не до разговоров. И только когда мы подъезжали уже к конечной точке, до меня вдруг дошло: вот же оно, решение вопроса с доставкой, рядом сидит, мычит себе под нос какой-то бесконечный таксёрский напев.

— Ты как, подкалымить не желаешь сегодня? — спросил я, когда мы остановились на перекрестке.

— Спрашиваешь, студент. Все хотят. Желательно только, чтобы без уголовного кодекса, — хохотнул он.

— В Москву меня отвезешь сегодня?

— Да хоть в Архангельск, — заверил он вполне серьезно. — Только плати, доставлю в любую точку. До столицы — полторы сотни выкладывай, и домчу с ветерком. Во сколько выезжать?

— Давай часов в восемь. Вон тот дом, четвертый подъезд, — показал я.

— В половине девятого тогда, — уточнил водила. — Мне смену сдать, машину отогнать. На своей повезу, — объяснил он. — Белая «трёха», номер тридцать шесть семнадцать.

— Ну до встречи тогда, — ответил я и протянул ему рубль и три монетки по пятнадцать копеек за поездку.

***

Чуть не опоздал на семейный обед с участием будущего маминого мужа. Только успел зайти и спрятать деньги в дипломат, предварительно завернув их в рубашку, да руки с дороги помыть, как деликатно тренькнул дверной звонок. Так что выйдя из ванной, я столкнулся с разувающимся мужиком лет пятидесяти. Стройный, подтянутый. Сто процентов — бывший вояка. На лицо... Вот представьте певца Фредди Меркьюри, каким он был в конце жизни. Немного состарьте и уберите, как бы сказать помягче, налет метросексуальности. А усы оставьте, только с легкой рыжинкой. Не мужчина, а мечта любой дамы в возрасте «слегка за...».

Поручкались, представились. Прошли в комнату, где Валентина Семёновна накрывала на стол. Не успел я сесть на диван, как последовала первая заявка на лидерство:

— А ты почему матери не помогаешь? — вроде бы и мягко, полувопросом спросил, но сразу понятно — неспроста.

Панова тут же погасила зачатки конфликта, заявив, что помогать ей не надо, сама быстрее разберется. Мы сели слегка поодаль друг от друга и приступили к ритуалу просмотра телепередач. Что-то там диктор бубнил про тяжкую долю американских трудящихся и предстоящие выборы президента. Тема, для всех половозрелых отечественных мужчин чрезвычайно животрепещущая. А как же, сколько живу, обсуждение того, кто там сидит в Белом доме и что он кому сказал, занимают наше население чуть не в первую руку. Самой странной мне кажется надежда, что очередной сиделец из Овального кабинета зачем-то должен любить нашу страну, хотя довольно просто понять, что в первую очередь он эти чувства обязан испытывать к своей родине.

Вот и Федор Викторович, похоже, был в курсе всех перипетий предвыборной борьбы. По крайней мере, он сразу включился в обсуждение и начал добавлять реплики про актеришку Рейгана и дебила Картера. За кого он болеет, было непонятно, да я и не старался. Мало того, что мне по барабану, так я еще и результат знаю.

Сюжет про выборы закончился и сменился репортажем про будни нещадно эксплуатируемых мексиканцев. Наверное, это гостю было не совсем интересно, и он начал светскую беседу — кем я буду после института, да куда поеду. И даже предложил мне офигенную помощь в трудоустройстве — мол, его хороший знакомый работает главврачом в ЦРБ и может посодействовать с достойным распределением. Замечательное дело — натуральные продукты, свежие яйца и сметаночка круглый год, а всяких яблок с буряками впридачу — и вовсе без счета. А захочешь, так заведешь себе поросяток, будешь кормить их бесплатными отходами с пищеблока. Но спасибо, нет.

Везде свои плюсы и минусы. Помню, один коллега рассказывал, как сладко жилось докторам в