Повелитель морей - Владимир Геннадьевич Поселягин Страница 63

Новые позиции располагались на берегу небольшой речушки с топкими берегами, так легко на танке не перескочишь. Наши уже осваивались здесь, держа брод. Мы перешли на их сторону и разошлись: один батальон – налево, второй – направо.

От брода до моей позиции было чуть больше километра. Видно было, как по дороге шли разные части, машины проскакивали, редко появлялись артиллерия или танки. Ну а мы снова начали копать. Чёрт, у меня уже мозоли. И земля тут хуже. Что неприятно, когда я выкопал на метр, на дне появилась вода. Пришлось чуть расширить окоп и сделать ступеньку-сиденье, чтобы сидеть с удобствами, работая из пулемёта. Воду завалил землёй, утоптал и заложил нарубленным тростником. Потом начал маскировать кучи земли вокруг моей ячейки.

Завтрака не было, даже сухпай не выдают, старшина вообще мышей не ловит. Погрыз яблоко, причём пришлось с соседями поделиться. Когда закончил с ячейкой, занялся чисткой пулемёта, а то ночью и позже как-то не до этого было. Пулемёт у немцев хоть и хорош, но грязи боится. Потом и винтовку почистил. И только после этого я позволил себе искупаться в речке, заодно качая Хранилище. Ка-а-айф.

И тут появились немцы. И не на дороге они появились, нет – нас решила проверить на прочность шестёрка «лаптёжников». Этот брод немцам явно нужен.

Выскочив из воды, я рванул к окопу. Стрелять из ячейки, удерживая пулемёт на весу, не то чтобы невозможно, но очень сложно, а о попадании в цель так вообще речи не идёт. Быстро кинув скатку шинели на край ячейки с левой стороны от позиции, я положил ствол пулемёта на неё. Метрах в двух от меня появилась кочка – голова голема, помогающая мне наводиться.

Взяв упреждение, я стал бить по ведущему короткими очередями. Он как раз пикировал, собираясь сбросить фугасную бомбу и мелкие осколочные на обороняющий брод третий батальон. Бил я не по кабине или движку (там всё хорошо защищено бронёй), а по авиабомбе, которая виднелась под фюзеляжем. Это была SC-250, я сам подобные использовал, пока их запас не истощился. Кстати, за счёт немцев я планирую его пополнить, но пока нет места в Хранилище. Когда накачаю достаточно, приберу несколько штабелей этих бомб.

Самолёт находился в пределах дальности Взора, и я видел, что попадания были, были рикошеты и пробитие бомбы. Но четыре коротких очереди не дали того результата, на который я рассчитывал, потому что бомба хоть и покинула сбрасыватели, но не взорвалась, в отличие от мелких бомб: видимо, мои пули в ней что-то повредили. А вот со вторым штурмовиком, следовавшим за ведущим, всё вышло как нельзя лучше: вторая очередь – и детонация. Взрыв был такой, что от самолёта мало что осталось, да ещё досталось следующему за ним штурмовику. Видимых следов не было, но пилот явно с трудом выправил машину и аккуратно, стараясь не уронить «юнкерс», повёл его на бреющем в свой тыл, за машиной тянулась едва видимая полоска дыма.

Остальные три ушли в сторону, набирая высоту, и, соединившись с ведущим, попытались повторить штурмовку. На этот раз ведущего я пропустил, он пустой, а стрелял по бомбе второго. И снова детонация, но на этот раз никто больше не пострадал: немцы держали большую дистанцию, чем до этого.

Работая, я полностью сосредоточился на противнике, слышал лишь крики вокруг. А когда уцелевшие три самолёта немцев потянулись на свой аэродром, я, оглянувшись, обнаружил рядом ротного. От избытка чувств он ударил меня по плечу ладонью и проорал:

– Молодец! Как ты их!

– Просто повезло, – улыбнулся я. – Был бы у меня зенитный ДШК, никто бы не ушёл.

Ну и достал заметку обо мне, ту, из Белостока. Лейтенант дважды быстро прочитал её, изучил фотографии и куда-то рванул.

– Эй, газету верни! – крикнул я ему вслед.

– Потом, – отмахнулся он и убежал.

– Чёрт, последняя же осталась…

Это действительно было так. Из трёх армейских газет с очерком обо мне одна легла в личное дело военно-полевого суда, а вторую я отправил жёнам, уже тут, когда в полку был. Как раз почтовая машина в тыл с ранеными уезжала, и я написал письмо: мол, жив-здоров, воюю, стал красноармейцем, чему очень рад; в письмо заодно и заметку вложил.

Забранный ротным листок был третьим и последним. Взор показывал, как ротный добежал до штаба полка и доложил, что его боец сбил два штурмовика, и в доказательство положил на рубленный из досок стол заметку. Парни вокруг меня поздравляли, били по спине и плечам и всячески выражали свою радость и благодарность. Многие не раз были под бомбёжками и знали, что это такое, а некоторые новички не понимали такой радости стариков.

Я тем временем с интересом наблюдал, что происходило в штабе. Комполка внимательно изучил заметку, о чём-то задумался и, поискав, нашёл в бумагах газету. Быстро пробежавшись по ней глазами, он вдруг сказал:

– А знаете, товарищи, в нашем полку воюет первый Герой Советского Союза. Вот список награждённых, и под номером двадцать один от шестнадцатого июля значится старшина Туманов. И я подозреваю, что это именно наш Туманов.

Это стало неожиданностью и для меня тоже. Как же так? Я монетку кидал, верная примета. Я даже на некоторое время впал в ступор. Это что, наградные листы не затерялись и дошли? Только что-то быстро: месяца не прошло, а уже наградили. Очень странно. Некоторые месяцами ждут извещения, а тут считаные дни. Нет, тут что-то не так. Да и монетка не обманет.

Первым отреагировал ротный, сказав:

– Нужно позвать Туманова и спросить, представляли его к высшей награде нашей родины или нет.

Майор согласился с таким предложением и отправил за мной вестового. Я тем временем заканчивал чистить пулемёт: это стоит делать быстро, пока он тёплый. Вот я ранее замучился его холодным чистить, еле убрал нагар, так он затвердел. Когда прибыл вестовой, я уже надел форму, оставил вещи под охраной Потапова, пулемёт шинелью накрыл, прихватил с собой только винтовку, и мы почти бегом добрались до штаба.

В штабе меня поблагодарили за то, что сорвал бомбардировку позиций, а после в лоб задали вопрос о награждении.

– Было дело, товарищ майор, я за один день сбил девять самолётов противника, да