Андрей Дай - Поводырь Страница 64

— Господа, — прошипел я сквозь зубы с самым страдальческим видом, на который только оказался способен. — Василий Константинович. Я пригласил вас с тем, чтобы посоветоваться в одном весьма важном для процветания нашего края деле. И, конечно, представить Павла Павловича Сахневича, если вы еще не знакомы.

Прокурор с седым воякой переглянулись, кивнули и улыбнулись друг другу, как успевшие сойтись накоротке люди.

— Дело в том, что, пребывая в окружном Каинске, я имел несчастье близко познакомиться с тамошним городничим, Седачевым. Ознакомившись с его "достижениями", я выяснил, что в бытность на этом посту Павла Павловича в городе существовал надлежащий порядок, который ныне пребывает в отвратительном запущении. Потому и хотел спросить вашего, господин прокурор, совета, как человека, лучше меня знакомого с местными реалиями: а не вернуть ли господина коллежского асессора Сахневича на прежний пост? Ваш коллега, Петр Данилович Нестеровский, весьма его рекомендовал.

Брови молодого чиновника дрогнули, но в остальном он не подал и намека, что удивлен моим вопросом. Кажется, я вновь нарушил какие-то традиции. Впрочем, мне было плевать. Я же "новая метла". Имею право "мести" куда мне в голову взбредет.

— Петра Даниловича я знаю, конечно, ваше превосходительство, — наконец собрался с мыслями Гусев. — Как мне кажется, весьма достойный господин. Опытный и рассудительный. И к его рекомендациям, конечно, стоит прислушаться… Однако титулярный советник Седачев должность свою распоряжением барона фон Пфейлицера получил…

Я "лимонно" скривился. Даже притворяться не понадобилось.

— Впрочем, решать, конечно же, вам, ваше превосходительство, — облегченно выдохнул прокурор. Расстановка сил в местном серпентарии окончательно определилась. И думаете, только в Томске? Думаете, отголоски подковерной борьбы Дюгамеля с Пановым не могут докатиться сюда? А то, что эта борьба ведется, я еще в Омске выяснил. Мориц, мой обретенный вместе с Гериным телом старший брат, рассказывал, что Панов считает генерал-губернатора Западной Сибири слишком мягким, нерешительным и инертным. Как в деле приобретения для Империи новых территорий на Юге, так и в отношении внутренних неурядиц. Тем удивительнее полное энтузиазма письмо Дюгамеля ко мне. Но, видимо, порученные Александру Осиповичу переговоры с Китаем могли стать для "неповоротливого" генерала последней точкой в карьере, приди они к неприемлемому для Государя результату. Тут даже самовольное разрешение на расселение казаков вдоль границы не выглядит рискованным. В крутые времена нужны крайние меры.

— Вот и хорошо, — обессиленно откидываясь на подушки, заявил я. — Вот и ладно. И еще одна просьба, любезный Василий Константинович. Не сочтите за труд приготовить соответствующий документ. От моего имени. Не будем откладывать это благое дело в долгий ящик. С тем чтобы Павел Павлович уже после Пасхальных праздников мог отбыть к месту службы.

— А что станется с господином Седачевым, ваше превосходительство?

— Ах, да. Седачев! Укажите, что не позднее двадцать четвертого мая он с семьей должен прибыть в Колывань, где присоединится к экспедиции в Чуйскую степь. В тамошнем поселке русских купцов напрочь отсутствует какой-либо полицейский надзор. Вот и исправим сие упущение.

Сахневич оскалился. У него здорово получалось. Завидные для человека его-то возраста зубы включали в себя совершенно звериные, длинные и острые клыки. Скажем так – для съемок очередной серии "Сумерек" его гримировать не понадобилось бы.

— Будут ли мне даны какие-либо дополнительные инструкции, ваше превосходительство? — поинтересовался старый оборотень.

— Конечно, — простонал я. Добрый доктор начинал сшивать мне глубокий порез на ноге. — Посетите меня перед отправлением в Каинск.

В гостиной добавилось народу. Страдающий обострением фантазии Корнилов оказался совершенно скрыт за спинами Фризеля, барона фон Пфейлицера, казачьего майора Суходольского и глыбой Тецкова. На пороге торчала башня Безсонова. Приятно, конечно, проявление такой заботы обо мне, но вкупе с десятками горящих свечей вся эта банда только добавляла в жарко натопленную комнату духоты. Я уже расстегнул верхние пуговки рубашки, но свежести не прибавилось.

— Господа! — промокнув салфеткой выступивший у меня на лбу пот, воскликнул врач. — Жизнь его превосходительства вне опасности. Рана чистая и быстро заживет. Но господину губернатору пришлось пережить нелегкие минуты. Ему требуется покой и отдых. Посему прошу покинуть помещение.

И пока туземное начальство у дверей недовольно ворчало, я успел подозвать Артемку и Варежку. Денщику попросту приказал задержать в номере Корнилова и Тецкова, а Варежке – укрыться пока в кабинете. С ним разговор обещал быть долгим.

Гриценко, оттирая не первой свежести носовым платком кровь с пальцев, удовлетворенно разглядывал, быть может, впервые в жизни подчинившихся ему начальников. Наскоро зашитая рана его внимания больше не занимала. А я, глядя на багровый рубец, пытался припомнить – мыл ли окружной доктор руки, перед тем как меня пользовать? И обрабатывал ли рану? И сколько миллиардов бактерий сейчас атакует мое тело изнутри? От мыслей таких у меня даже комок к горлу подступил.

— Апанас, вина хлебного неси…

"Блин. Отправь дурака за водкой – он одну и принесет", — подумал я, мрачно глядя на принесенный белорусом натюрморт. Граненый стаканчик мутной, не меньше чем семидесятиградусной, сивухи, блюдце маринованных огурчиков и несколько ломтей черного ржаного хлеба.

— Еще неси, — прошипел я, выливая дезинфицирующий раствор спирта с сивушными маслами поверх только-только зашитой раны.

— Что это вы делаете, голубчик? — удивился Гриценко.

— Микробов пытаюсь убить, — честно признался я. — Вам же недосуг.

— Микробов?

— Маленьких болезнетворных организмов, которых вы сейчас мне в рану руками внесли. Они от спирта только и дохнут. Ну, или от высокой температуры, — я напряг память. — Кажется, при пятидесяти пяти градусах по Цельсию. Но ногу поджаривать не дам. Потому – только спирт.

— Гм, любопытная интерпретация, — прикладывая тыльную сторону ладони мне ко лбу, протянул Гриценко. — И что же, голубчик? Вы и прямо сейчас эти организмы изволите наблюдать?

— Тьфу на вас, доктор! — У меня складывалось стойкое впечатление, что разговариваю не с врачом, а с шарлатаном, называющим себя медработником. — Микробы совсем маленькие. Невооруженным глазом их увидеть невозможно.

— Отчего же вы решили, что эти ваши микроорганизмы там, тем не менее, присутствуют?

— Потому, Николай Семенович, что читать умею. И сообщениям светил науки об открытии первопричины большинства болезней привык доверять.

— И что же, ваше превосходительство, те светила советуют делать, дабы не заносить этих… микроорганизмов в открытые раны?

— Руки мыть, доктор, — рыкнул я. Апанас уже стоял рядом с новой порцией хмельного напитка, и мне просто необходимо было принять это вовнутрь. — Или спиртом протирать. И рану тоже.

— Любопытно. И как же… — Доктор замер на минуту, наблюдая как единым махом я опрокидываю принесенное пойло в рот. — А это вы, простите, для каких целей сделали, ваше превосходительство?

— Нервы лечу.

Огурчик. Пряный запах ржаной корочки. Лекарство теплой волной обдало пищевод.

— Гм. Ну да, ну да… Так как же, голубчик, эти небольшие виновники заболеваний были обнаружены?

— Через микроскоп. У вас есть микроскоп? Закажите в Санкт-Петербурге. Я оплачу.

— Весьма, весьма любопытно… А не могли бы вы, господин губернатор, припомнить имя того отважного исследователя, высказавшего столь смелую научную гипотезу?

Мамочки. Они что же – еще и о микробах не в курсе? А прививки от оспы всем поголовно – на каком основании делают? Может, просто до Сибири наука еще не дошла? Или я опять брякнул, не подумав? И что я должен был ему сказать, если сам никогда и не знал первооткрывателя вирусов и бактерий.

— Вот тут я вам, дорогой доктор, помочь не в силах. Плохо запоминаю имена, знаете ли. Немец какой-то или австриец. Я на немецком языке читал…

Гриценко коротко поклонился, что можно было принять и за благодарность, и за завершение разговора. И отошел к столу, куда Апанас перенес его саквояж. "Поразительно, — шептал окружной врач. — Поразительно. Невероятно, но это все объясняет"… Думаю, начнись в тот миг залповая стрельба за окнами – он и бровью бы не повел. А я вдруг подумал, что вовсе забыл о медицине для своей экспедиции.

К какому-то конкретному решению прийти не успел. Едва врач оставил меня в покое, ко мне двинулись Тецков с Корниловым. И если купец, похоже, был искренне счастлив, что я остался жив, то казак – не был наверняка уверен, что останется жив он сам.