Евгений Токтаев - Неугасимый огонь (СИ) Страница 65

-- Глаза и уши, -- кивнул кардиец.

-- Да. А может быть, действительно получится расшатать это неприступное царство изнутри.

-- Возможно с помощью "купца Эфраима" удастся связаться и с Аристоменом. Я поговорю с Александром. Думаю, он согласится, так что начинай снаряжать "купца" в путь. Подбери для него корабль и товары.

10

День родится на Востоке

Гебал (Библ)

Пожалуй, последние месяцы выдались для Аменеммаата, которого при рождении назвали Энилом, самыми напряжёнными и тяжёлыми за всю его жизнь.

Чрезвычайно вымотал морской поход на запад и сражение со вчерашними братьями по оружию. После возвращения отдохнуть не получилось -- Ранефер намекнул ему, что царю Гебала следует поучаствовать в переговорах с митанни. Зачем? Он мог лишь догадываться. Подозревал, что ремту свозили его на восток только для того, чтобы продемонстрировать Паршататарне, как изменился мир. Тот, конечно, был наслышан о случившемся год назад, но одно дело многократно искажённые слухи и совсем другое -- увидеть собственными глазами человека из другого мира, переговорить с ним. Энилу намекнули, что полезно будет рассказать царю о падении царства Ханигальбад. Не жалея красок поведать. Чтобы посговорчивее стал.

Видно, Паршататарну проняло. Назад послы возвратились с табуном в четыре тысячи нисейских коней[102] -- выкуп за мир и обещание Тутмоса, победителя при Каркемише, оставить митанни в покое. Пока.

Паршататарна, которого не сломило даже поражение при Мегиддо, где погиб его старший сын Артадама, после Каркемиша совершенно сник. На востоке, вдохновлённый ослаблением воинственного соседа, зашевелился Ашшур, бывший вассал. Царство Митанни находилось на грани краха. Мир, пусть и путём подчинения извечным врагам, был необходим Паршататарне, как вода умирающему от жажды. Царь сетовал на немилость богов, сокрушался о своём унижении. Воинственный пыл его, казалось, растаял без следа. Он согласился признать над собой верховенство Менхеперра, стать данником.

Шепсером-наместником Нахарина назначили юного (ему ещё десяти лет не исполнилось) наследника Аменхотпа. В жёны ему нарекли одну из дочерей Паршататарны, двумя годами старше мальчика. Сейчас Келхеби (так царевну звали в девичестве, но ей вскорости предстояло принять египетское имя) как раз в сопровождении огромной свиты ехала в Уасит.

Египтяне удовлетворились переговорами. Ранеферу удалось то, к чему он год назад безуспешно склонял Птолемея -- побеждённые митанни согласились по первому требованию предоставлять Священной Земле четыре тысячи воинов. Теперь они будут воевать против врага, которого укажут ремту. Воинам, естественно, заплатят. Почему нет? У ремту много золота, а недовольных плодить совершенно ни к чему.

Даже и без этого воинства уже немало митанни состояло на службе у египтян. Паршататарна не выкупил своих пленных воинов (не на что было) и победитель переманил часть из них на свою сторону, соблазнив щедрой платой.

Как выяснил Энил, рабства в том виде, к которому они привык, в Та-Кем не было. Военнопленные, не согласившиеся пойти на службу к фараону, занимались тяжёлым трудом, долбили канал в скалах, южнее Мемфиса. Но им за это платили и обещали отпустить на свободу через пять лет. Тех же, кто, по примеру наёмников-митанни и самого Энила, принимал Посвящение и новое имя, Рен, египтяне и вовсе считали ровней себе, не ущемляли ни в чём и наделяли всеми правами, что имели урождённые ремту. Только отрекись от своих прежних нечестивых богов. Впрочем, тех наёмников, кто сохранял веру предков, тоже не притесняли, только платили меньше и лишали возможности занять высокие начальственные должности.

Египтяне не заметили за показной, прекрасно сыгранной покорностью, истинных мыслей и замыслов униженного ими царя. Буквально за несколько дней до их прибытия, в Харране гостил посол могучего царя Ишкандара, доблестный Палемию. Ещё до знакомства с Энилом царь Митанни не пренебрёг возможностью тесно пообщаться с пришельцами из другого времени.

Палемию приехал тайно. Этот визит, о котором в царстве Митанни было известно всего трём ближайшим советникам царя, был подготовлен при посредничестве эмиссара Паршататарны в Киццувадне. Тот много месяцев после прихода макандуша не раскрывал себя, присматривался к пришельцам, пока не счёл, что снестись с ними будет полезным для его повелителя. Случилось это после того, как на рынках всех городов заговорили о кровопролитном столкновении макандуша и мицри далеко на западе.

Посол возвратился в Киццувадну не один, а вместе с наследником Шаушатарной. Палемию вездесущие Хранители проглядели, но отъезд царевича скрыть от их глаз было невозможно -- его сопровождала тысяча телохранителей и множество слуг. Впрочем, никто не увидел в этом ничего подозрительного. Хазетиу[103] свойственна показная пышность. Чтобы царственный наследник путешествовал без многочисленной свиты, которой хватит для взятия небольшого города? Это было бы недостойно его звания.

Орда наёмников двинулась на юг по суше, а морем в том же навстречу ей шёл большой караван ладей с рабочими. Тутмос поручил зодчему Сенмуту перегородить стеной узкий проход между горами и морем, который эллины называли Сирийскими вратами. Об этом фараона попросили финикийцы, которым внушили мысль, что Александр непременно вернётся и сдерёт с них последнюю шкуру.

План укреплений Сенмут составил быстро, и работа началась безотлагательно. Когда копали траншеи для фундамента, возле Сирийских врат появился отряд македонян, которые поинтересовались, чем это египтяне занимаются и на что намекают подобным огораживанием? Анхнофрет спохватилась и объяснила Александру смысл строительства стены. Дескать, ремту нет дела до просьб "пурпурных", и проход они перегораживают вовсе не из страха перед македонским вторжением. Мол, хатти границы между царствами расписывают в договорах, а ремту сей стеной подтверждают, что дальше на север идти не намерены. Там, где Крокодил ещё не наелся, он обозначал временные границы своих владений установкой обелисков.

Александр съездил, посмотрел на строительство лично, в компании Диада и Хария. Стена обещала выйти неплохой, но все же не слишком могучей. Однако дело ведь не в её "неприступности", а в том, что "дорогой друг Александр" теперь не возникнет внезапно с войском где-нибудь возле Гебала или Угарита, проскочив между морем и горами стремительным маршем.

Правда, тропы в Аманских горах, которыми Дарий вывел своё войско к Иссу, в тыл Александра, никуда не делись. Это изрядно обесценивало стену. Египтяне о тех тропах не знали? Да прямо... А местные на что? Конечно, знали. Может, действительно, свой обычай устроения границы соблюдают? Да и ладно.

В середине осени в Гебал прибыл неизвестный Хранитель и сообщил, что царю Аменеммаату Энилу вскорости надлежит с почётом принять посла Ашшура, достойного и высокородного Иштартубала, жреца и военачальника, потомка первых царей Шумера. Посол направляется к Александру. Царю Энилу надлежит предоставить ему корабль (да не один, ибо Иштартубала сопровождает большая свита и целый караван с дарами), подобающий его высокому положению. То есть не дырявую лоханку.

Час от часу не легче. Энил поинтересовался, с чего это Хранители так пекутся о после Ашшура, который едет к Александру. Вопрос остался без ответа. Не твоего, мол, ума это дело.

"Царю Энилу надлежит..."

Кто другой после таких слов затаил бы злобу, стал вынашивать планы о взыскании долга за обиду, но Энил не обратил на них внимания.

Он никогда не думал, что сделается царём. Младший сын Эли-Баала, он рассчитывал стать моряком и флотоводцем, служить персам. Когда отец скоропостижно скончался, его место занял старший брат Энила, Ац-Баал, но и ему боги отмерили недолгую жизнь. Энил взошёл на трон под косыми взглядами завистливых претендентов, первым из которых был Адар-Мелек.

Когда Искандер Двурогий подпалил персам хвост, те призвали своего вассала на помощь и Энил присоединился к флоту перса Автофрадата, чтобы уже через полгода бежать на родину и присягать на верность новому владыке, который нанёс могуществу Ахеменидов тяжелейший удар.

Он так и не стал самовластным правителем. "Царь Энил..." Всегда чей-то слуга. Всегда кто-то сверху. Теперь вот -- египтяне. Что ж, оказаться под их рукой -- не хуже, чем под персидской. А может и лучше.

Уже в ранней юности он отличался сильной тягой к изучению древностей. Прочитал множество свитков и клинописных книг об ушедших временах. Его восхищали цари Ашшура, владыки Египта, завоевавшие едва ли не весь обозримый мир. Когда Энил был ещё мальчиком, Сирия и Финикия гудели, взбудораженные деяниями фараонов -- Хенемаатра[104] и Джедхора. В те годы мицри пытались снова наложить лапу на Ханаан, по примеру своих великих предков, для чего вступили в союз с нечестивыми яванами. Все кругом говорили о том, что, похоже, возрождается могущество фараонов, будь они прокляты. Крокодил выполз из логова, после многовековой спячки.