Борис Толчинский - Боги выбирают сильных Страница 65

— Напрасно ты надсаживаешься горло, друг любезный: не я ль тебе сказал, что нас никто отсюда не услышит? Ну разве только боги, — с леденящей ухмылкой прибавил он.

— Чего вы от меня хотите, господин? — прошептал злосчастный.

Корнелий не ответил на вопрос, а деланно вздохнул и произнес:

— Мне очень жаль, что твое знакомство с Ясалой случилось при подобных обстоятельствах. Увы, у них, у амазонок, нрав крутой, их вредно понапрасну злить… Я даже называю ее Суллой, настолько она злая.

Следом Корнелий произнес что-то на неизвестном Андрею языке.

Сулла-Ясала выхватила из-за пояса ребристый нож и порезала себе руку от кисти до локтя. Из раны хлынула алая кровь. Гуллах радостно осклабился, пал на колени и, прильнув толстыми губами к порезанной руке, принялся жадно сосать.

— Дикое племя, — посетовал Корнелий. — Этот Гуллах, между нами говоря, одной лишь кровью никогда не удовлетворяется. Она, видишь ли, ему разжигает аппетит. И он, пока не съест кого-нибудь, не успокоится.

«Это черный демон может меня съесть. Заживо сожрет, и не подавится!», — понял Андрей, и ужас затопил его трусливое сознание. Вопросы и мольбы, трепетавшие на языке, не прозвучали — жестокий спазм сковал голосовые связки. Андрей безмолвно наблюдал, как жуткий лестригон лакает кровь у черной амазонки…

Вдруг кто-то томно задышал у него под ухом. Андрей вздрогнул, повернул голову и увидал новое чудо. Это была, судя по росту, девочка восьми-девяти лет, но, судя по чертам лица и желтой коже, женщина в зрелом возрасте. У нее оказались громадные раскосые глаза цвета зелени, едва заметный носик, невероятно крупный рот, двойной подбородок, тонкая шея… Когда взгляд Андрея спустился ниже, он обомлел: груди были совершенно необъятными, аномальными даже для крупной матроны, они выступали двумя гигантскими тыквами, — а ноги были маленькими; казалось удивительным, как эта женщина носит свой опасный груз. Она была само распутство, и комплекция ее могла бы понравиться лишь извращенной натуре; поскольку Андрей Интелик, несмотря на молодость, как раз являлся таковой натурой, он ощутил сильное плотское желание, и это не укрылось от Корнелия.

— Рабыню зовут Вэй, — с улыбкой молвил Корнелий, — она из далекой страны Хань. Весьма умелая особа!

Подтверждая слова хозяина, Вэй распростерлась на полу и, извививаясь, точно змея, подползла к Гуллаху, нашла гигантский инструмент… и принялась втягивать его в свой безразмерный рот. На глазах у Андрея этот черный стержень входил все глубже, пока не скрылся весь. Циклоп оторвался от амазонки и довольно прорычал. Происходящее, во всей своей ирреальности, настолько заворожило Андрея, что даже страх куда-то отступил, а его место заняла зависть к черному чудовищу…

Внезапно страх вернулся, и какой! Вверху стремительно мелькнуло красное пятно, затем оно стало намного больше, возникло прямо перед глазами… и Андрей узрел невиданное существо: то был карлик с кожей красной, как у аспида, с шерстью и мелкой чешуей, с тем самым гибким хвостом… и физия карлика больше напоминала не человеческое лицо, а морду прожорливой рептилии.

Для Андрея это оказалось слишком. Он зажмурил глаза, закрыл лицо руками и зашелся отчаянным воплем. А в голове металась единственная мысль: «Этого не может быть. Подобных тварей не бывает. Этого нет. Это всего лишь сон. Сейчас я проснусь, и…».

— Сейчас проснешься и увидишь маму, — подсказал далекий голос Корнелия.

Мать Андрея умерла четыре года тому назад. …Народного слугу привели в чувство весьма необычным образом: пробудившись, Андрей Интелик понял, что его собственный детородный инструмент пребывает во рту Вэй, а шею стягивает петля… в последнем он ошибся: это опять был красный хвост; сам карлик сидел у Андрея на плечах и тихо хихикал.

— Прости невежливое поведение малыша Улуру, — сказал Корнелий.

— Мой краснокожий друг не имеет представления о том, как следует обращаться с неприкосновенными делегатами.

Тут карлик что-то провещал на совершенно непонятном языке, и Корнелий перевел:

— Улуру просит оставить ему твои глаза и уши, когда Гуллах закончит с остальным. Я полагаю, можно уважить…

— По-ща-ди-те!!! — возопил злосчастный.

Вопль сорвался на хрип: это карлик туже затянул живую петлю на шее Андрея.

— Ты просишь о пощаде? — удивленно переспросил Корнелий. — Но не ты ли предлагал избавиться от человека, создающего проблемы? И я подумал: к чему мне сложности с Софией, когда есть ты. Пока ты будешь договариваться с убийцами, пока они будут ее выслеживать… А если не получится у них? К тому же им еще платить. И убийцам этих убийц тоже платить придется. Ты же платить не станешь… ох-ох, значит, пришлось бы мне. А времени у нас немного. Ты не забыл: завтра у вас голосование… вернее, уже сегодня. Боюсь, вы не успели бы с убийством. И еще… Возможно, тебе это покажется забавным, но у меня, признаюсь, не лежит душа к убийству великородной княгини. Зачем мне убивать княгиню, притом с такими сложностями, когда довольно устранить какого-то плебейчика?

Ну вот, я взвесил «за» и «против» и решил твою идею чуть подкорректировать. Подумай сам, благоразумный друг народа, как это будет славно для меня, когда ты вдруг исчезнешь: Софии будет некем шантажировать твоего отца, и твой отец с чистой совестью призовет своих сторонников голосовать за меня. Не правда ли, отличный план, а главное, простой… Как ты считаешь, Гуллах?

Громадный лестригон широко разинул пасть, обнажая два ряда острых, похожих на крокодильи, зубов, и облизнулся длинным сизым языком.

— Ну что ж, если не будет возражений, начнем, пожалуй, — сказал Корнелий. — Сулла, освежуй его.

Амазонка воздела нож.

Андрей отчаянно трепыхнулся, но хвост-петля держала крепко, и внизу, в причинном месте, был свой захват. Поэтому Андрей остался в кресле, и лишь из горла вырвался тоскливый хрип. В вылупленных глазах не было никакой мысли — был только ужас.

Едва заметным жестом Корнелий остановил амазонку и приказал карлику ослабить петлю.

— Похоже, делегат народа намерен высказаться против, — с неудовольствием отметил сенатор. — Итак?

— Пощадите… — просипел Андрей. — Я сделаю все!

— Пустой, никчемный разговор, — отмахнулся Корнелий. — Сулла, можешь присту…

— Вы не можете просто убить меня!

— Просто? Ты думаешь, для Суллы это сложно, отживший свое друг?

— Убийство делегата…

— Ты полагаешь, делегат невкусный?

— Ради Творца и аватаров, пощадите! Я сделаю все, ваша светлость!

Корнелий не ответил, и Андрей, предчувствуя надежду, принялся уговаривать его и при этом оказался весьма красноречив, точно на митинге плебеев. — …Я сдуру предложил убить Юстину, от страха, не подумав, — убеждал Корнелия Андрей. — Но вы мне объяснили, ваша светлость, и вы, конечно, правы, как всегда! Нам лучше обождать… и сделать так, как вы сказали!..

При этом он не уставал коситься на нож в руке Ясалы и страшную фигуру лестригона Гуллаха.

— Удивляюсь тебе, юный друг народа, — задумчиво вымолвил Корнелий. — Ты называл себя моим слугой, и вот, когда пришла пора слуге почить за господина, ты упираешься. Обидно это мне! Выходит, я тебе напрасно верил. Вот она, Punica fides[104]! Тем более обязан я исправить свою ошибку… Другие аргументы у тебя найдутся или ты можешь только умолять, карфагенянин?

— Люди Юстины следят за домом вашей светлости. Они, конечно, видели меня. Они доложат госпоже, что я вошел с вами. И если рабы ваши меня убьют, Юстина рано или поздно дознается до правды, и вам несдобровать!

Корнелий наморщил лоб.

— Действительно, проблема. А впрочем, дальновидный друг, тебе не стоит беспокоиться об этом: твоего трупа не найдут они. Не будет трупа — не будет и улик против меня.

— Следователи обыщут ваш дворец, Юстина позаботится об этом! — в отчаянии воскликнул Андрей.

— Тише, тише… Ты так громко кричишь, несчастный, что можешь одержать победу над Стентором. Когда вы встретитесь с ним на небесах…

Так о чем это ты? А-а, насчет обыска в моем дворце? Пускай обыскивают.

Ты, кажется, меня не понял, речистый и плечистый друг народа: мой славный Гуллах целиком сожрет тебя, оставшиеся кости Сулла размельчит, Улуру уничтожит порошок, он в этом деле мастер, а Вэй затем наведет порядок.

Злополучный делегат перевел взгляд с Корнелия на безразмерное брюхо циклопа — и понял, что истязатель нисколько не лукавит.

Здесь мужество вконец оставило его, и злополучный делегат ударился в истерику.

Улуру с Вэй вернули его в чувство. Мысленно расставшись с жизнью, Андрей был удивлен, когда услышал следующие слова Корнелия:

— Впрочем, у нас есть выход. Мне, знаешь ли, не хочется рисковать беднягой Гуллахом: к нему я привязался; вдруг он тобой отравится, а?