Андрей Колганов - Жернова истории 3 (СИ) Страница 66

Интересно, а как сама Крупская относится к этой линии? Помнится, во время гражданской войны она посещала вместе с Владимиром Ильичем детскую ёлку в Сокольниках. С другой стороны, именно она выступила инициатором гонения на многие детские сказки. Эх, если бы удалось перетянуть ее на свою сторону…

В отличие от моих попыток уговорить Надежду Константиновну перед XIV съездом не идти вместе с Зиновьевым и Каменевым, на этот раз уговоры оказались успешными. То ли мне удалось подобрать нужные аргументы, то ли глава Политпросвета и сама склонялась к чему-то подобному, но вскоре Крупская выступила с большой речью на коллегии Наркомпроса, и речь эта была затем перепечатана в «Правде».

Начала Надежда Константиновна с того, что поставила себе в вину тот факт, что проглядела чересчур прямолинейный подход органов Наркомпроса и Политпросвета к политическому воспитанию подрастающего поколения.

– Нельзя ставить знак равенства между методами воздействия на сознание взрослого человека и сознание ребенка, – заявила она. – Дети воспринимают окружающий мир иначе, в том числе через игру, через сказочные образы (ну, прямо чуть ли не моими словами заговорила!). А у нас чересчур увлеклись пролеткультовскими теориями, и пытаются изгнать из детского воспитания все элементы предшествующей культуры.

– Разумеется, – не забыла она сделать правоверную оговорку, – мы не можем тащить в дело социалистического воспитания то из прошлого, что проникнуто буржуазным, патриархальным или мещанским духом. Однако кто додумался объявить ёлку на Новый год мелкобуржуазным пережитком? Этот обычай тянется еще из времен родового общества, из первобытного коммунизма, и связан с природным циклом, от которого зависело существование древнего человека. А что, смена времен года и сам годичный оборот Земли вокруг Солнца исчезли из нашей жизни и больше на нее не влияют? – грозным голосом задала она риторический вопрос. – Поэтому не надо видеть в ёлке идеологическую диверсию! – припечатала Крупская. – А мифологические образы Деда Мороза и Снегурочки? Они так же тянутся из древности, олицетворяют силы природы, и ничего мелкобуржуазного в них нет, – слушая это, я едва мог сдержать кривую ухмылку. Но, в общем, правильно старушка подошла к делу. А то без подобного обоснования иных попов марксистского прихода и не проймешь.

– Вернув детям елку, – продолжала Надежда Константиновна, – мы не только вернем им праздник, что само по себе важно. Мы получим в руки тонкий инструмент воспитания и пропаганды. Хотелось бы только предостеречь от того, чтобы и тут решать все задачи в лоб, как некоторые очень любят делать. Заставят Деда Мороза проводить на ёлке политинформацию, а Снегурочку – размахивать красным флагом. Не могу себе представить более нелепой картины! – кажется, Крупская всерьез рассердилась, как будто увидев эту сценку прямо перед глазами. – Дети же сразу почувствуют всю фальшивость такого представления.

В общем, реабилитация ёлки состоялась. В печати началось обсуждение, каким должно быть празднование советского Нового года. Наговорили, конечно, немало ерунды, в духе того, от чего как раз предостерегала Надежда Константиновна. Само собой, дров наломают – только держись, по давней русской, а теперь уже советской, привычке. Но главное сделано – лед тронулся.

Со сказками получилось не так хорошо. Крупская жестко стояла в этом вопросе за идеологическую цензуру: сказки нужны те, где лучшими человеческими качествами наделяются представители угнетенных классов, а к эксплуататорам демонстрируется критическое отношение. Превознесение добродетелей всяких принцев и принцесс, по ее словам, нашим детям ни к чему. Однако маленькую лазейку она оставила: предложила на примере подобных «неправильных» сказок демонстрировать детям лицемерие прежних господствующих классов. Ладно, пусть ее. Хотя бы сам принцип – детям сказка обязательно нужна – получил официальную санкцию свыше. И то хлеб!

Между тем незаметно для меня на партийном фронте стали назревать серьезные события. Известная мне история потихоньку меняла русло. И эти изменения сказались на судьбе человека, чей картерный взлет в моем времени был недолгим, а потому не остался в памяти даже тех, кто прилежно изучал курс истории КПСС. Тогда, в конце 1927 года, я не мог еще ничего узнать о происходящем. А вот кое-кто из партийной верхушки уже почувствовал неладное…

Глава 21

Кризис хлебозаготовок: не было, так будет

Иосиф Виссарионович был мрачен. Обстановка в Секретариате и в Оргбюро ЦК нравилась ему все меньше и меньше. А точнее, ему стала внушать беспокойство бурная деятельность одного из секретарей. Нет, поначалу у него не было никаких претензий. Человек рьяно взялся за дело, методически выдавливая из числа руководящих кадров сторонников «левой оппозиции», а тех, кого трогать было не целесообразно, – за авторитет, прошлые заслуги или ценные деловые качества, – понемногу перемещал на менее ответственные посты. И то, что он не был прямым ставленником председателя Совнаркома, Иосифа Виссарионовича тоже до поры не смущало – уважение-то к главе правительства он демонстрировал при каждом удобном случае. То, что Николай больше оглядывается на Рыкова, да Бухарина – да пусть его! Пока они в общей упряжке, и все основные назначения все равно обговариваются на Политбюро…

Однако цепкий ум Сталина стал вылавливать в текучке повседневности факты, дающие основание подозревать, что кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК, член Оргбюро ЦК и первый секретарь Московского губкома партии стал слишком много о себе понимать. Большие сомнения появились даже в том, что Николай Александрович Угланов – ставленник компании Рыкова, Томского и Бухарина. Похоже, Угланов с некоторых пор вознамерился быть сам по себе, и потихоньку начинает примерять на себя тогу генерального секретаря: хотя должность и упразднили, он старательно стал стягивать нити кадровых решений в одни руки – свои. Помощниками оброс, другим секретарям жизнь облегчает, подгребая их функции под свой аппарат. Все назначения столичных кадров, которые непосредственно через Политбюро не идут, фактически успел зажать в своем кулаке, благо, что Московская парторганизация под ним ходит. Но и Москвой он давно не ограничивается… Уж что-что, а такую аппаратную игру Иосиф Виссарионович хорошо понимал и чуял, что называется, за версту.

Но что же делать? Открыто ведь предъявить ему нечего. Сталин даже не был полностью уверен, что Николай Александрович на самом деле ведет именно эту игру. И все же поостеречься стоило, пока поздно не стало. Нет, правильно все же на XIV съезде выборность партсекретарей (ниже губернских) ввели. А не то бы этот прохиндей уже готов был бы своих людей на местах расставлять и состав делегатов на съезд подбирать. Теперь же – фигушки! Хлопотно, конечно, стало. Отдел организационно-партийной работы разросся, люди с ног сбиваются, инструкторы ЦК из командировок не вылезают. Сложное это дело – обеспечивать продвижение через выборы на местных партконференциях правильных людей. Зато и проверка им хорошая: не сумел сработаться с партколлективом, надежно взять его в руки и повести за собой – прокатят, несмотря ни на каких инструкторов из центра. И поделом – нам такие безрукие не нужны.

Как бы еще надежный фильтр при назначении хозяйственных и административных кадров заиметь. Из Москвы-то каждого насквозь не увидишь. А Угланов больше о том, чтобы проходящие через Секретариат кадры ему в рот смотрели, печется, чем о деловых качествах. Слов нет, политическая преданность и уважение к руководству – вещь необходимая. Но ведь на одной преданности хозяйственные и организационные проблемы не разгрести. Тут и уметь кое-что надо!

А что, если… Стараясь не упустить мелькнувшую в сознании мысль, еще пока неясную, не оформившуюся, Иосиф Виссарионович медленным, тягучим движением раскрыл коробку папирос «Герцеговина Флор», обстоятельно, не торопясь, смял бумажный мундштук, прикурил и сделал первую затяжку. Привычный аромат табака и расплывающиеся струйки дыма настраивали на размышления.

Так, Оргбюро и Секретариат, пользуясь аппаратом Орграспредотдела, обеспечивают партийный контроль над расстановкой кадров. Этой функции у них отнимать нельзя. Значит, тут к Угланову не подкопаешься. Но ведь кадры надо и с деловой стороны оценивать. А этим кто занимается? По размышлении Сталин пришел к выводу: получается, что специально – никто! Кандидатуры для утверждения в должности через Секретариат ЦК направляют ведомства. То есть, фактически, начальники подбирают себе удобных сотрудников. Но удобные – далеко не всегда лучшие. И не всегда надо начальникам комфортабельные условия создавать. Неудобного человека им под бок тоже иногда не помешает сунуть, чтобы кадры, занимающие ответственные посты, не зарывались. А то иной начинает вести себя так, будто он один, сам по себе, царь, бог и воинский начальник!