Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-4 [СИ] Страница 67

В селе — он был известным, и тот же дядя Хамзат, который держал торговлю — намекал ему, что семья его брата не прочь отдать за него Аишу. Но Хамзат пока не решил, как быть: род дяди Хамзата был плохим, в нем не было воинов, а были одни торговцы, и еще дядя Хамзат имел какие-то темные дела в Русне с русистами, чем-то торговал с ними. А мужчина не должен торговать, он должен отбирать, и еще Хамзат опасался, что если он войдет в эту семью, то ему придется разбираться с Бикбаевыми, их кровниками. Но в любом случае — он был авторитетным человеком, мужчиной, он был сильным и даже занимался спортом, разучивая удары какие показывали на видеокассете про Шаолинь.

Утром — они приехали вместе с местными амиром в соседнее село, потому что там сбежал раб. Амир сказал Шамилю, известному спецу по поиску рабов, что его надо найти и дал ему денег — а Шамиль сказал, что кто первым найдет раба, тому он отдаст машину, Ниву, которая у него была, и еще даст немного денег. Нива была старая, на ней не было номеров (как и на большинстве машин, катающихся по чеченским дорогам) — но у Сулеймена не было машины совсем, и он с радостью согласился, решив по себя, что именно он найдет раба.

Так оно и получилось…

Сулеймен обогнал всех — он бежал налегке, он был моложе всех и не курил, потому что чувствовал себя спортсменом. Бросив взгляд назад, он увидел, что его сородичи совсем отстали — и это прибавило ему еще больше сил. Он бежал скорым, размеренным бегом, чувствуя себя волком, какие вернулись в эти горы после того, как его земля перестала быть Чечней, а стала нохчилла, землей волков.

Раб обмотал чем-то ноги, чтобы меньше оставлять следов на земле — но он все равно видел эти следы. Земля замерзла — но не совсем, а самое главное — не было зеленки, в зеленке раб смог бы дойти до самой границы… если бы не свернул к жилью за едой. Он побежал дальше…и вскоре услышал тяжелое дыхание, а потом — и увидел спину ломящегося сквозь орешник раба.

— Русист, стой! Убью! — прокричал он.

Русист побежал быстрее — но Сулеймен был моложе и быстро нагнал его. В руке у русиста был нож, неизвестно откуда взявшийся, наверное, где-то украл. Он в последний момент, попытался повернуться, чтобы ударить ножом — но Сулеймен красивым, как на видеокассете ударом уронил его на землю. Раб с каким-то жалким заячьим вскриком упал, Сулеймен остался на ногах, он наступил на правую руку русиста и выбил нож, уже представляя, как будет ездить на Ниве… даже пришла в голову мысль, что придется платить за бензин, пусть даже из самовара, и опять дяде Хамзату потому что он торговал. И тут — мир со страшной силой провернулся вокруг него — и в следующий момент, он осознал, что лежит на подмерзшей земле и ему больно. А потом — обожгло горло, и в голове все закружилось. И он полетел над горами к солнцу, которое светило прямо в глаза, но не слепило…

— Шайтан… Где этот дурак?

— Наверное, до старой кошары уже добежал…

Шамиль, который работая в ментовке у русистов научился пить харам и курить, и теперь от этого задыхающийся — злобно выругался…

— Шайтан вах калле… Он так затопчет след…

— Тогда побежим по его следу.

Шамиль недобро посмотрел на шутника, но ничего не сказал.

— Вперед!

Они действительно бежали по следу Сулеймена — его сапоги оставили четкий след, на подмерзшей, но не промерзшей земле. Бежать было трудно — чуть подмерзшая корочка с хрустом проваливалась под ногами, а под ней была грязь — знаменитая, чеченская жирная, глиняная грязь, которую почти не отстирать и в которой вязнут танки. Боевики тяжело, хрипло дышали, хватая воздух ртами, сплевывая горькую, вязкую слюну — но продолжали бежать. Перед глазами — уже круги, ничего не видно, мысль только одна — когда все это кончится…

Потом в орешнике они увидели Сулеймена. Он стоял на коленях, склонив голову к земле, и не двигался.

— Что это, о Аллах… — спросил один из боевиков.

Другой посмотрел на часы. Намаз они и в самом деле пропустили — но какой идиот будет молиться Аллаху без коврика, прямо в грязи.

— Сулеймен, ты чего!? — растерянно спросил один из боевиков.

— Ваха, иди, посмотри, что с ним, — приказал Шамиль, переводя автомат на автоматический огонь…

Ваха не успел и двух шагов сделать, как длинная, на весь магазин автоматная очередь разметала сгрудившихся как стадо баранов боевиков. Убит на месте был только один — но и не ранен был тоже только один, остальные получили ранения разной степени тяжести. Не раненым оказался Шамиль — в последний момент, он успел прыгнуть, с хрустом проломив кустарник. Последнее, что он услышал — был плескучий взрыв гранаты совсем рядом…

Несколько боевиков — черные повязки Шариатского полка на головах, автоматы с длинными пулеметными магазинами — осторожно вышли на изорванную взрывом и пулями полянку в зарослях орешника. Оружие было нацелено во все стороны, примерно в двести-двести двадцать градусов по секторам. В отличие от деревенских — это были опытные волки, выживавшие в разрушенном Грозном и в простреливаемой с блок-постов зеленке. Они не погибли в схватке с недавно самой сильной армией мира — и сейчас погибать не собирались…

Боевики замерли. Любой звук, любое движение — и они рванутся в стороны, простреливая длинными очередями свой сектор обстрела. Но ничего не было. Смерть — уже ушла отсюда…

— Мегар ду! — наконец крикнул один из них.

В орешнике послышался треск — амир со своими телохранителями, набранными, как и положено только из своих родственников, молодых парней своего рода — шел сюда.

Картина, открывшаяся эмиру, была ужасающей.

Несколько боевиков лежали разбросанные на небольшой полянке, в неподвижности смерти. Остекленевшие глаза, мертво уставившиеся в серое, неприветливое небо, изорванная, окровавленная одежда, мучительные позы, в которых они приняли смерть. Чуть дальше — был еще один, он стоял, уткнувшись головой в землю, как будто совершая намаз. Голова еще одного была отрезана и стояла на груди обезглавленного тела.

Разум эмира отказывался верить в увиденное. Это было просто невозможно, это бросало наглый вызов всем простым и суровым законам, по которым жил его род и его народ. Они — мужчины, дети волков, в жилах каждого настоящего чеченца течет капелька волчьей крови. Они — дети волков! Они живут на своей земле, в своих горах, они прогнали со своей земли русистов и теперь, впервые за несколько столетий, они полностью свободны. Они сильные и как сильные — имеют право держать рабов. Конечно же, русистов, потому что они слабые, разобщенные, они не помогают друг другу, не могут постоять даже сами за себя, они надеются на государство и закон — а не на кинжал, автомат и верных друзей. Их государство слабое и продажное, их эмиры часто сами продавали своих солдат в рабство. Они могли держать рабов и убивать их, если те обессилели или обнаглели, они могли похищать русистов и требовать за них выкуп, они могли похищать русских баб и трахать их, потому что с чеченками так не получается, за каждой стоит род. И соответственно, всем этим правам противопоставляется обязанность русистов быть рабами у нохчей. Его предупреждали, что пленник очень опасен — но он в глубине души не верил в это, ибо не встречал русистов, которые могли сравниться с чеченцами и вообще с любыми горцами. Теперь же получалось, что раб, несколько месяцев просидевший в яме, убежал и безоружный убил одиннадцать нохчей. Он не поверил бы в это — если бы у его ног не была земля, полная трупов. И теперь у беглого раба было много оружия, одежда, обувь, некоторое количество еды.

— Надо… организовать похороны… иншалла, — потрясенно сказал один из чеченцев-телохранителей.

— Ничего не трогать!

Амир тяжело вздохнул. Дело было совсем дрянь — за то, что он упустил такого пленника, мог быть шариатский суд, а там будут судить, как верхние люди скажут. Или просто скажут — зачем нам такой тупой баран, который раба удержать не может — и все. А у каждого — кровников много нажито, как только станет известно, что организация отреклась от него…

Как и в любом сообществе — он, как подчиненный не докладывал начальству плохие новости до тех пор, пока оставалась хоть призрачная возможность поправить положение. Но сейчас — такой возможности уже не было…

— Терек, Терек, я Волк. Терек, я Волк, ответь.

— Терек на связи… — гортанным голосом отозвалась рация. Здесь прием был получше, чем в горах.

— У меня случилась беда. Тот раб, который из Грозного — ну, тот самый… короче, убежал он.

— Ты, сын шакала! — вулканической яростью взорвалась трубка, — как это сбежал?! Куда ты смотрел?!

— Я не виноват, эфенди. Я поручил надежному человеку. У меня в селе бывают журналисты, там нельзя!

— Сын осла! Будь проклят твой ослиный род до девятого колена! Ты взял след? Ты послал за ним людей?!