Андрей Дай - Поводырь (СИ) Страница 68

Кстати, мой седой прибалт совершил небольшое экономическое чудо. Как я уже говорил, в казне Фонда различных, более или менее добровольных, пожертвований собралось на сумму чуть меньше ста тысяч рублей ассигнациями. По меркам Томска — огромная сумма — эквивалентная целой улице деревянных усадеб, или трем пароходам, или полугодовому жалованию всех чиновников всех присутственных мест губернии. Вполне сравнимая с общей казной Сибирской Столицы, и всего на пару десятков тысяч меньшая, чем годовой бюджет самого Томска.

Так вот. Господин Мартинс распределил деньги следующим образом: половина была помещена на счет в Сибирском Общественном банке и предназначалась для оплаты расходов на строительство зданий. Небольшая часть из оставшихся — была отложена для первой, майской, выплаты. А остальное — роздано в долг под проценты нуждающимся в увеличении оборотных средств купцам и промышленникам. Под залог адекватных долей в их предприятиях. Все документы были оформлены со всей тщательностью, зарегистрированы в магистрате, у окружного судьи и у прокурора. Как-либо оспорить залоги у нечистоплотных дельцов никак бы не вышло.

Выплаты процентов по займам должны были совершаться один раз в месяц, и только наличными деньгами. И за май-месяц капитал Фонда должен был увеличиться на триста рублей. А с учетом приобретенных земельных участков — так и больше. Учитывая, что я полагал нормальным, если первый год моя затея будет действовать в убыток — бывший слуга поступил наиболее эффективно. Так что, заняв время финансовыми отчетами и списками чиновничьего люда, я ни чуть не жалел, что пропустил «лицораздирающую» сцену из «Бабского бунта».

Ближе к обеду на сакраментальный вопрос одной из досмотровых бригад: «Где они»? управляющий одного из притонов, ткнул пальцем в закрытый люк подвала. Но стоило тяжелой крышке открыться, как из тьмы раздались выстрелы. У откровенно радующихся развлечению казаков был четкий и недвусмысленный приказ — татей брать живыми. Потому палить из ружей в ответ они не стали, а принялись сбрасывать вниз тлеющие связки тряпок и соломы. Когда внизу стало совершенно нечем дышать, лиходеи полезли к свету и чистому воздуху. Где их уже ждали нагайки и крепкие веревки. Красненького среди арестованных не обнаружилось. Но полицейские не переживали — среди «детей подземелья» были не менее колоритные личности.

Рассказывают, что дымина поднялся такой, что соседи, решившие, будто начался пожар, побежали к колокольне бить пожарную тревогу. Нужно отметить, что полицмейстер прибыл вперед пожарной команды. Был бледен, как снег и непочтителен. Ругался матом и лез драться. Его можно было понять — ставить барона в известность о намечающейся зачистке, по понятным причинам, никто не стал, а пожары плохо влияли на его карьерные перспективы.

Во время тренировочного возгорания, я кушал в ресторации неподалеку от Магистрата. Подавали бурятские «манты» — буузы. Отменная штука, если правильно приготовлены. Рекомендую. Городскому голове, Дмитрию Ивановичу Тецкову они понравились гораздо меньше, чем мне, но он воспитывался в староверческой строгости — ему обилие специй показалось непривычным.

Обсуждали проект развития города, мостовые и порт. Тут-то и выяснилось, что после середины лета, когда уровень воды в Томи резко падает, грузовые суда все равно могут дойти только до Черемошников. Это пригород тогдашнего Томска, верстах в четырех-пяти к северу от почтамта. Там «Пароходство Н. А. Тюфина» базируется. И всем остальным приходится приплачивать хитрому Николаю Алексеевичу за дозволение причалить и разгрузиться. Потом уже, мелкосидящими паузками, грузы стаскивались к набережной. И вот если таки построить современный портово-логистический комплекс, то, по мнению Тецкова, хотя бы пару месяцев пароходники станут туда подходить. Хотя бы, чтоб не поважать конкурента.

Я имел свое собственное мнение, но делиться им с городским головой не торопился. Ждал, пока он не предложит долевое участие в строительстве инфраструктуры.

Письма в Министерство Путей сообщения, касательно гидрографических исследований сибирских речных путей я уже давно отправил. Ответа еще не было, но так быстро я реакции столичных бюрократов и не ждал. Все-таки «толкачем» я так и не обзавелся, а без него дело могли рассматривать годами.

Ну да не в этом дело. А в том, что по Законам Российской Империи, для транспортных компаний, использующих разведанные и соответствующим образом размеченные водные пути страны, назначался «водяной сбор». Вовсе не обременительный — четверть копейки с пуда, но платиться он должен был в месте погрузки речного судна. И естественно — чиновник не станет бегать вдоль всего берега, чтоб получить положенное. Потому и единый порт, со специальным помещением для сбора пошлины — просто обязан будет существовать, когда Обьскую речную систему включат в реестр водных путей Империи. Хотят того враждующие владельцы пароходов или нет. Иначе, за неуплату можно и корабли арестовать…

Тецков мялся и прямо предложить участие в строительстве не спешил. Ну и Бог с ним. К осени должен был созреть, а пока, с приближающимся началом навигации, у него и так забот полон рот.

Во время обыска караваевского убежища мы с Кузнецовым обсуждали готовящуюся статью о покушении на меня-любимого и последующие за этим действия губернского правления. В том числе — эту самую облаву в Кирпичах. Нужно сказать, новость о стрельбе на «Сибирском подворье» разошлась по городу со скоростью лесного пожара, постепенно обрастая причудливыми слухами. Мои «скауты» — пацанва из приемной — приносили Мише всевозможные варианты. К моему удивлению, большинство Томских обывателей целей доморощенных террористов не разделяли. Ничего хорошего или плохого я томичам сделать не успел, но меня, все-таки жалели, а неудачливых убийц однозначно прописали в Аду.

Самая экзотичная из народных версий — что будто бы покушение — это месть ссыльных поляков — тем не менее, оказалась самой живучей. В некоторых питейных заведениях вынужденных переселенцев отказывались обслуживать, а кое-где даже и били. Благо до стрельбы дело не доходило, чего я всерьез опасался. Оружия в городе было немеряно.

В чиновьичей среде тоже полно было господ с польскими фамилиями. И смех, и грех, но большая их часть тут же кинулись ко мне на прием с выражениями почтения и пожеланиями скорейшего выздоровления. Логичный подход. А вдруг я слухам поверю и отправлю, со злости, этих «поляков» в Нарым с остяков по три шкуры ясака собирать?

Вот мы с редактором неофициальной части «Ведомостей» и придумывали, как именно нам народ успокоить, силу власти продемонстрировать и пламя межнациональной розни притушить. Тут в голову и слова преподобного Серафима пришли. Подкинул я Кузнецову идею интервью у епископа Томского и Семипалатинского Порфирия взять. И чтоб его преосвященство обязательно по поводу поляков что-нибудь примиряющее высказал. Мне польские погромы в Томске не нужны.

Пока журналист, а по совместительству еще и преподаватель словесности в гимназии, записывал тезисы будущей статьи, мои казачки собрали все имущество банды Караваева, включая заботливо упакованные в кусок кожи записки от неведомого «пособника», с пару больших тюков и передали добычу Мише Карбышеву. И так уж получилось, что из-за этого арест пытавшейся пойти на прорыв группировки Красненького тоже прошел вне моего участия. Потому что, именно в это время я ругался и спорил с майором Кретковским.

Киприян Фаустипович явился на все готовенькое и сразу заявил, что организация покушения на высшее должностное лицо Имперской провинции — суть преступление против Империи и основ Императорской Власти, а посему из ведомства Министерства Внутренних Дел жандармским корпусом изымается. Мол, дальнейшее расследование берет на себя Третье отделение. И, да — конечно, о результатах меня всенепременнейше известят. Ежели в сведениях не отыщется государственной тайны, конечно…

Я подозревал, что перехватывая у меня это дело, человеко-крыс попросту прикрывает кого-то. Я кричал, что нет тут никакого государственного преступления, а просто троица непримиримых придурков отправились мстить мне за разгром их отряда на Московском тракте. Я доказывал, что пока не получу известий от Красненького останусь под ударом — заказчика-то покушения мы с Варешкой так и не сумели вычислить. Я жаловался, что как охранять меня от вражьей пули, так жандармов нет. А как заговорщиков выловили — так вот они. Нарисовались, хрен сотрешь.

Жандарм слушал меня молча, с какой-то совершенно путинской полуулыбкой. И потом предъявил предписание от генерала Казимовича. Посоветовал отправляться на Алтай, как и планировал, а к концу лета уже все и прояснится с этими «польскими душегубами». Тут-то я все и понял. Кретковский учуял запах польского заговора! Ну или хотя бы — возможность… На бдительности тоже можно карьеру сделать.