Василий Сахаров - Вариант Юг Страница 68

- Лева! – окликнул артиллериста Андрей. – Где Нестор?!

- Нет его, - еврей снова пнул крыльцо и добавил: - Скоро появится. Маруся Никифорова в гости приезжала, он ее провожает. Подожди. Я его тоже дожидаюсь.

С атаманшей, слава о которой катилась по всем южным губерниям бывшей Российской империи, Андрей знаком не был, но слышал про нее много. Как хорошего, так и плохого. Одни говорили, будто Маруся шалава, постоянно нюхает кокаин и выглядит, словно потасканная проститутка. Другие утверждали, что она красавица, лихая баба, веселая и умная. Поэтому за ней идут люди и бойцы в ее отряде не чета другим. Это где-то и у кого-то люди в отряде голодные, босые и в драном обмундировании, а у Маруси Никифоровой все есть, и оружие, и боеприпасы, и амуниция, а бойцы получают жалованье. А все почему? Да потому, что Маруся привыкла к экспроприации экспроприаторов и не стеснялась трусить богачей. А еще был слушок, будто у атаманши в отряде много матросов-черноморцев. Но кто говорит правду, и какова Маруся на самом деле Андрей не знал. Да, честно говоря, и не хотел знать. Он свой путь выбрал и о том, чтобы переметнуться под руку другого вождя, не помышлял.

Тем временем Шнайдер продолжал ругаться и Ловчин спросил его:

- Ты чего, Лева? Что случилось?

Артиллерист покосился на Андрея и вопросительно кивнул:

- Ты знаешь, что у меня в Гуляй-Поле есть однофамилец? Тоже Лева. Тоже Шнайдер. Тоже анархист.

- Знаю. И что?

- Предателем оказался. Представляешь, самостийники в Гуляй-Поле вошли, а он их хлебом-солью встретил. Говорит: «Брати, я з вами вмру за неньку Украину!» А потом этот поц повел самостийников в наше бюро и все там разгромил. Нам сообщили, что он лично срывал черные знамена и портреты вождей: Бакунина, Кропоткина и Семенюты. Каков подлец! Из-за таких мерзавцев всех нас, евреев, считают проходимцами, двуличными гадами и сволочами…

- Погоди, - Андрей прервал Шнайдера. – Это что же, самостийники уже в Гуляй-Поле?

- Да. Никифорова сообщила.

- А Боря Веретельник, что с ним?

- Маруся его освободила. Перед самым приходом самостийников отбила.

- И где он сейчас?

- Пока в отряде атаманши. С братками-моряками горилку пьет.

Ловчин и Шнайдер обсуждали новости до появления Нестора Ивановича, который был хмур и невесел. Да и с чего атаману веселиться, если он не успел вывезти из Гуляй-Поля родственников, а кругом враги и положение тяжелое.

- Нестор, - Лева попробовал перехватить Махно.

- Потом, - бросил Нестор Иванович и махнул рукой Ловчину: - За мной.

Шнайдер остался во дворе, а Ловчин последовал за вождем. И когда они оказались в доме, Нестор Иванович спросил:

- Что с кладом?

- Утопили в старом ставке. Там с северной стороны четыре ивы. Под ними.

- Хорошо. Новости слышал?

- Да.

- Собирайся в дальнюю дорогу и Белова с собой возьми. Со мной поедете.

- Куда?

- В Москву. Будем помощь просить.

- А как же мой отряд?

- Передашь командование, кому посчитаешь нужным. Есть надежный человек?

- Найдется.

- Действуй. Выезжаем вскоре, не медли.

Кивнув, Андрей покинул штаб и через два часа, с вещмешком на плече, пистолетом в кобуре и родном бушлате, покидал Крапивное. Он сидел на тачанке с Нестором Ивановичем и Белов, конечно же, был с ними. Путь-дорога предстояла, в самом деле, дальняя. Сначала через захваченные германцами и самостийниками районы. А потом на поезде до старой столицы, где Махно собирался встретиться с вождями анархистов и лидерами большевиков.

Екатеринодар. Май 1918 года.

Остатки Юго-Восточной армии красных и революционных матросов Мишки Бушко-Жука удалось остановить на удивление легко. Два сражения, одно под Энемом, а другое под Афипской, и товарищ Автономов откатился к морю. После чего начались бои за очищение Кубани и большую часть родной земли наши войска зачистили от большевиков за один месяц. Однако сражения не прекращались ни на один день. Они происходили постоянно и сразу на нескольких направлениях. В Таманском и Майкопском отделах сражались отряды Покровского, Науменко, Улагая и 1-й Черноморский полк Бабиева. В Баталпашинском, при поддержке родного 1-го Кавказского полка, геройствовал вернувшийся из Персии Андрей Шкуро. А мой постоянно меняющий численность Сводный партизанский полк с бронепоездом «Кавкай» нацелился на Черноморскую губернию, ныне Черноморскую советскую республику. Нельзя давать противнику передышку, и мы двигались за отступающей армией красногадов.

В первых числах мая полк захватил Абинскую. До Новороссийска оставалось всего ничего, три-четыре дня и мы выйдем к побережью. Однако поступил категорический приказ - передать боевой участок черноморцам Бабиева и партизанскому отряду полковника Лисевицкого, а затем, со всеми своими казаками и бронепоездом, в срочном порядке прибыть в Екатеринодар. Что подчеркивалось особо, брать только тех казаков, кто готов воевать за пределами казачьих территорий.

Утром четвертого мая я выстроил за Абинской личный состав моего сильно разросшегося полка, который уже можно назвать бригадой, и произвел обход войск.

На левом фланге донцы. Бывшие голубовцы, вражьей кровью сполна искупившие свою вину перед Тихим Доном. Почти четыреста пятьдесят конников. За ними кубанцы, кто пошел за нами от Кавказского отдела. Двенадцать сотен «кавкаев» под общим командованием хорунжего Сухорочко, старого казака станицы Тихорецкой, воспитателя молодыков из лагерей на реке Челбас. Далее остальные казаки. Сотня лабинцев и около трех сотен из других отделов.

За конниками стояли артиллеристы. Двести человек смешанного состава. Половина из кубанских батарей, а половина сборная солянка. Это офицеры, не прижившиеся в Добровольской армии, и два десятка бывших красногвардейцев, готовых воевать на нашей стороне.

Дальше две пластунские роты, в основном уроженцы станиц Темиргоевская, Темижбекская, Некрасовская, Упорная, Передовая и Отважная. Все как один от двадцати пяти до тридцати пяти лет, самые лучшие пешие воины на Кубани. Каждый мастер тайной войны. Каждый воевал на Кавказе. Каждый готов драться с большевиками до последнего. О причинах говорить не стану, скажу только, что они имелись, и желание пластунов воевать с коммунарами сродни обычаям горской кровной мести.

В самом конце еще полторы сотни людей в черных кожаных тужурках и небольших кубанках. Это бойцы бронепоезда «Кавкай», из которых Демушкин за этот месяц сделал настоящий боевой экипаж.

Прогулявшись вдоль строя, я остался доволен. Печали на лицах воинов не наблюдал и оружие у всех в порядке - это основное. На то, что одеты все разномастно и вооружены не всегда по уставу, внимания не обращал. Раз считает рядовой боец пластунской роты, что пулемет «Кольта» ему в бою будет полезней, чем винтовка, значит, пусть с ним и воюет. А уставы устарели, и они для мирного времени. Если победим, новые напишем. Ну, а если нет, то это сделают большевики.

Отойдя от полкового строя, я вызвал к себе командиров подразделений. И когда тридцать два человека выстроились передо мной, сделал знак сойтись вокруг меня в кольцо. Живой круг сомкнулся. Я обернулся, посмотрел в лица офицеров и сказал:

- Господа офицеры, из Екатеринодара за подписью генерал-майоров Покровского и Чернецова получен приказ на отбытие нашего полка в краевую столицу. Предполагаю, из Екатеринодара мы будем отправлены на Дон. Возможно, что и дальше. В связи с этим, прошу вас пройти по своим подразделениям и объявить, что с нами уходят только добровольцы. Тех, кто пожелает остаться на Кубани, неволить не стану. Пришла весна и наступает время сельхозработ. А с тех, кто последует за мной, буду требовать строжайшей дисциплины и беспрекословного выполнения приказов. Это касается не только личного состава, рядовых казаков и солдат, но и офицеров. Через пятнадцать минут жду решения воинов и ваши доклады. Время пошло.

Командиры направились к своим подчиненным. Со мной остались Зеленин и три донских сотника. С ними все понятно. Вскоре они направятся к Дону, и уже там решится их судьба.

- Господин войсковой старшина, - спросил Зеленин, - как думаете, что с нами будет?

- С теми донцами, кто за изменником Голубовым пошел? – уточнил я.

- Да, - хорунжий поморщился.

- Наверное, как и кубанцам, вам предоставят право выбора, воевать или на земле осесть. Вины за вами больше нет. Об этом я еще три дня назад телеграфировал в Екатеринодар, а оттуда передали в Новочеркасск.

- И надолго нас по домам распустят, если мы решим полк покинуть?

- До конца сентября, как минимум. А потом снова в строй и на Москву.

- Значит, война с большевиками до победного конца?

- Именно так. До окончательной победы над большевизмом и их поганой идеологией.

- Тогда я так скажу, - Зеленин оглянулся на своих сотоварищей. - Сотня наших казаков уйдет, а триста пятьдесят человек в трех сотнях останется. Как вы воюете и людей бережете, господин войсковой старшина, нам нравится. Так что пойдем с вами до конца.