Герман Романов - Триумф блицкрига Страница 7

— Мой фюрер!

Чеканным шагом в кабинет вошел пожилой генерал с седыми висками. Вытянувшись, словно кадет перед офицером, он цепко впился глазами в Андрея, прижав ладони к лампасам пропыленного, несмотря на следы пущенной в ход щетки, мундира.

— Я рад вас видеть, генерал, — Андрей подошел к Манштейну и протянул ему ладонь — рукопожатие было крепким. Они обменялись взглядами, и в глазах генерала Родионов сразу увидел, как волнами плещется безумная надежда, ожидание чего-то главного для своей жизни. И боязнь в это поверить, ошибиться.

— Вы разработали план «Гельб», генерал! — нейтральным голосом произнес Андрей, как бы констатируя факт. — И привели наши войска к успеху. Союзные войска рассечены, танки Гудериана вышли к Ла-Маншу на большом протяжении. Они уже у Кале. Генерал Рундштедт предлагает приостановить наступление для перегруппировки войск. Я считаю, что это позволит англичанам зайти в Дюнкерк, укрепиться там и потом организованно вывезти свою армию.

— Мой фюрер! Это… — генерал прямо поперхнулся словами. Его лицо за секунду покрылось дивными багровыми пятнами возмущения. Глаза метали молнии, только присутствие Гитлера сдержало Манштейна от непарламентских выражений.

— Нет, мой милый Эрих, — мягким голосом отозвался Андрей, подпустив погуще меда — немецкая генеральская среда, как он и надеялся, оказалась тем еще террариумом, шипящим и ползающим. А ведь Рундштедт был его командующим раньше, с рук, как говорится, кормил. — Это просто ошибка! Что намного хуже! Мне нужен ваш совет, генерал. Взгляните на карту и оцените, к чему приведут два дня приостановки наступления, которые требуют от меня для перегруппировки.

Манштейн прусским шагом подошел к столу, склонился над разложенной картой. Думал целую минуту, а когда повернулся к фюреру, Родионов увидел, как его подбородок вздернулся в предвкушении триумфа.

— Приостановка губительна, мой фюрер. Наоборот, надо отдать приказ и о занятии Дюнкерка, и о наступлении на Сомме, с обходом Парижа с запада, как раньше предлагал Шлиффен.

— Я разделяю ваше мнение, генерал. Более того, я считаю, что интриганы из ОКХ поступили с вами несправедливо, даже подло, Эрих! Они живут старыми представлениями о войне и до сих пор в отличие от вас не поняли, что появление мотора, танка и авиации позволило перевести искусство войны на более высокий уровень. А потому планирование операций и их проведение должно выполняться только теми генералами, кто понял это и принял, такими, как вы. Я не могу дальше вручать германскую армию невеждам!

Андрей сам удивился внезапной вспышке злобы. Почему-то в эту секунду искренне возненавидел Гальдера, которого не знал. «Значит, эмоциональная составляющая Гитлера, — подумал он, — может влиять и на мой разум в его теле. Как интересно!»

Манштейн прямо на глазах стал выше ростом, напыжился — как же, сам фюрер признал его гений. Андрей мысленно ухмыльнулся — пусть так считает этот недобитый гитлеровец, чьи мемуары были прочитаны в свое время.

Андрей руководствовался простым, как рельса, соображением: возглавлявший главное командование вермахтом, или ОКВ, генерал Кейтель и начальник оперативного отдела Йодль, которых, как он знал, повесили по приговору Нюрнбергского трибунала, были виновны в планировании нападения на Советский Союз.

А так как в 1941 году немцы дошли до Москвы, то лучше этих планировщиков стреножить Манштейном. Заранее развязать тому руки, пусть этот талантливый гитлеровец, запомнившийся ему по киноэпопее «Освобождение», делает с Англией и Америкой все, что на ум взбредет. Планирование же войны против СССР Андрей решил на корню зарубить…

— Потери довольно значительные, герр генерал, — начальник штаба 2-го воздушного флота говорил сухим казенным языком, без малейшего признака эмоций. — Под Дюнкерком появились «Спитфайры», а нашим «Мессершмиттам» не хватает дальности.

— Я понимаю, Шпандель, но из ставки требуют усилить бомбежки. По побережью продвигается корпус Гудериана, он уже в двадцати километрах к западу от Дюнкерка. Если порт будет взят в ближайшие часы, то мышеловка захлопнется и британская армия окажется отсеченной от побережья.

Командующий 2-м воздушным флотом генерал-полковник Альбрехт Кессельринг бросил короткий взгляд на висевшую на стене карту — красные стрелы танковых корпусов почти полностью рассекли толстые синие линии англо-французских войск.

— Сегодня-завтра мы получим в помощь истребители 1-го флота. Из ставки обещают дать всю возможную помощь.

Кессельринг снова бросил взгляд на карту — о таком успехе наступления он и не мечтал две недели назад. Службу генерал начал давно — 36 лет тому назад, в артиллерии. В ту войну он был обычным штабным офицером, видел весь кошмар позиционной войны. Но сейчас все иначе — танки и самолеты полностью изменили характер наступления: вместо медленного прогрызания обороны произошел стремительный прорыв.

Только сегодня генерал уверовал в победу — голландцы и бельгийцы выведены из игры, англичане и лучшие дивизии «паулю» почти окружены, а вся французская армия выдавлена за Сомму и Эн. Победа близка как никогда, но она будет еще ярче, если удастся уничтожить всю британскую армию. И тут удары его воздушного флота важны как никогда.

— Шпандель! Передайте Рихтгофену и Келлеру — усилить давление насколько можно. Нужно обеспечить полное взаимодействие с танкистами Гудериана. Ускорьте перебазирование истребителей на захваченные бельгийские аэродромы — тогда хватит дальности для прикрытия всей воздушной зоны над Дюнкерком. Сейчас, именно в эти часы, решается судьба войны!

— Я понял, мой генерал!

Начальник штаба коротко кивнул и вышел из кабинета, затворив за собой дверь, а Кессельринг подошел к карте и усмехнулся: армия рвет фронт союзников при поддержке его самолетов. И генерал мысленно возблагодарил судьбу за то, что он вовремя пришел в люфтваффе. Он баварец, а не пруссак, и не «фон» к тому же, и останься он в ОКХ, то командовал бы в лучшем случае корпусом.

Зато сейчас под его началом несколько корпусов, целая армия самолетов, которые решат судьбу этой войны. Геринг тут прав — люфтваффе сейчас определяет характер и темпы наступления германских войск.

— Мой фюрер, — Манштейн смотрел чуть ли не умоляюще, — меня беспокоит отсутствие централизованного планирования и управления операциями. У нас три генеральных штаба — сухопутных войск, люфтваффе и кригсмарине, — каждый из которых зачастую готовит свои разработки, не согласуя с другими видами вооруженных сил.

— Хорошо, Эрих, — покладисто согласился Андрей, понимая, откуда ветер дует. Вот уж пройдоха, этот Манштейн — сам метит на место начальника штаба и заранее подгребает под себя.

— Мой фюрер! Нужно разработать положение, по которому планирование и руководство всеми операциями передается в созданный объединенный генеральный штаб ОКВ, а штабы родов вооруженных сил именовать главными, оставив в их компетенции административные и иные функции.

— Хорошо, генерал, — снова согласился Андрей. — Сделайте предварительные наброски этого положения, но не торопитесь, сейчас у нас есть более главная, неотложная задача.

— Какая, мой фюрер?

— Вот об этом мы с вами сейчас и поговорим. Но вначале скажу вам честно — к вашей отставке от штаба группы армий «А» я не имею никакого отношения — она была сделана по настоянию Гальдера и Браухича. Более того — два года назад вас сняли с должности начальника оперативного управления штаба ОКХ именно по настоянию генерала Бека, заменив Гальдером, — Андрей остановился. Он хотел сказать «фон Бока», но внутренний голос неожиданно сломал язык и произнес похожую, но другую фамилию, грубо попеняв: «Федор фон Бок к штабу совершенно не пригоден, сейчас командует группой армий в Голландии».

Андрей понял, что мозг настоящего Гитлера, хоть придавленный его разумом, как-то функционирует и даже дает подсказки. Но он сразу себя одернул — с этим нужно разобраться чуть позже, а пока привлечь на свою сторону Манштейна — «судя по всему, этот генерал сильно недолюбливает цоссенских умников из штаба ОКХ».

— Бек еще сказал, что вы слишком молоды для поста, а Гальдер сделал все, чтобы вас отдалить от генерального штаба. Я думаю, он просто вам завидует, потому иной раз лживо упрекает вас в косности и бездарности, — Андрей любовался исказившимся от ненависти лицом Манштейна, мысленно добавив: «А еще они тебя называют толстым земляным червяком». — Но у меня к вам просьба, Эрих. Если мы разгромим английскую армию здесь и позже выведем из войны Францию, можем мы закрепить итог нашего блицкрига высадкой войск в Англии? Раз и навсегда покончить с вероятностью новой войны в Европе!

— Мой фюрер, такая операция возможна, но, предупреждаю вас сразу, слишком велик риск, и потери могут быть весьма значительными.