Василий Сахаров - Булавин Страница 7

— Бать, а чего насчет моей помощи?

— Послезавтра по гостям поедем, думал это дело до осени отложить, но с тобой поговорил, закипел и решил, что надо уже сейчас что-то предпринимать. Время пока есть, Ульяна к сестре в Белгород поехать желает, беременная она, а мы с тобой по всему Войску Донскому проедемся. Ты теперь со мной будешь. Иди, собирайся.

Покинув приказную избу, я пересек площадь, вошел в наш дом, и подумал о том, что сегодня сделан первый шаг к тому, чтобы попробовать перекроить историю. Хорошо это или плохо, пока не знаю. Однако на чьей стороне я буду в скором восстании против Петра Романова, уже определено.

Небольшая деревня Яблоновка располагалась неподалеку от города Старая Русса. На заботливо засеянных по весне полях вызревала пшеница. Середина лета, самое время для благодатного крестьянского труда, и уборка урожая шла во всю. Жара стояла сильнейшая и, только иногда прилетавший от Ловати свежий ветерок, овевал распаренные красные лица работников.

Все бы ничего, обычный день и привычный труд, но принесла нелегкая из Петербурга в родовое имение местного боярина Федорова, полного мужчину лет двадцати пяти. С десятком холопов проскакал молодой и горячий боярин Семен по сухой и пыльной дороге, извивающейся среди хлебных крестьянских полей, а робкие и смиренные крепостные, заметив его, падали на колени. Порой, хозяин был очень крут, любил жестоко пошутить над своими рабами, и каждый из его крестьян, зная это, никогда не рисковал посмотреть ему прямо в глаза, дабы не привлекать к себе внимание.

От скачки Федоров взбодрился, он хотел порезвиться и, оставив верных холопов на дороге, Семен подъехал к древнему, но все еще крепкому старику, укладывавшему мешки с зерном на телегу, которая стояла на поле.

— Ну, что, старейшина, убрал хлебушек? — спросил старика молодой боярин, помахивая кожаной плеткой.

— Слава Богу, Семен Андреевич, — старик в пояс поклонился Федорову. — Почти все убрали и скоро на боярские поля перейдем. Работаем дружно и управимся в срок. Не изволь беспокоиться, боярин.

Федоров скривился и, неожиданно для старика, взмахнул плетью и с силой перетянул его по спине. Ветхая и пропотевшая рубаха от удара распалась в клочья. Старейшина пригнулся и попытался закрыться руками. Однако плеть была безжалостна. Взмах. Удар. И плеть просекает дряблую старческую кожу до крови.

— Ты что, тварь! — кричит разгневанный боярин. — Разве не знаешь, что сначала боярские поля убираются, а только потом ваши? Эй, холопы, ко мне!

Сопровождающие боярина слуги всей гурьбой подъехали к нему, и один из них, старший над холопами, Юшман, крупный мужик лет сорока, спросил:

— Что прикажете, господин?

— Всех на наши поля сгонять! — приказал Семен Федоров. — Плетьми гнать, быдло! Кто остановится, топтать конями!

Боярские слуги на сытых конях рванулись по полю и засвистели плетки и закричали люди, которые не понимали своей вины.

— Эй, — окликнул боярин одного из слуг. — Погоди, не бей…

Он подъехал ближе и увидел сидящую на земле миловидную девушку. От удара плетью ее рубаха лопнула, и с высоты седла боярин мог видеть очень даже недурственную девичью грудь.

— Кто такова? — спросил он.

— Светланка, дочь вдовы Игнатовой, — ответила девушка, заметила непорядок в одежде, покраснела и попыталась запахнуться.

Боярин Семен подмигнул холопу и сказал:

— Хватай девку, с собой в усадьбу возьмем. Давно «свежачка» не пробовал.

Слуга, откормленный на хозяйских харчах здоровяк, перегнулся с седла и, схватив девушку за талию, с легкостью приподнял тело, и перекинул его через седло. Светланка закричала, и к ней на помощь бросился молодой крепкий парень. Но куда там. Скакавший мимо крестьянина боярский холоп ударил его плетью по голове и парень, как подкошенный, рухнул наземь.

Довольный развлечением боярин, свистнул и направился в сторону усадьбы. Холопы, развернув лошадей, помчались за ним вслед, предвкушая сегодня вечером хорошее угощение с барского стола. Когда барин пробовал «свежачка», он становился щедр и на всех дворовых разрешал выкатить из подвалов бочку меда или иного хмельного питья. Девке-то что, от нее не убудет, словно курочка отряхнулась и дальше пошла, а на вино хозяин не слишком щедр.

Парня, который пытался заступиться за девушку, звали Митяй Корчага. Он провалялся без памяти остаток дня и всю ночь, а очнулся только утром в избе деревенского старейшины Акима Корчаги.

— Что со мной? — обхватив руками перевязанную тряпицей голову, спросил парень.

— Холопья боярские тебя плетью ошеломили. Сам знаешь, как они умеют железки в кожу вплетать, — сказал сидящий в углу Аким, который втирал в рассеченные ладони мочевину.

— Значит, мне не привиделось, что Светланку увозят… — потирая затылок, с неизбывной, почти животной обреченностью в голосе, выдохнул Митяй.

— Не привиделось… — подтвердил старик.

— Дед, что же мне теперь делать?

Старик встал, подошел к парню и сказал:

— Беги внук.

— А как же Светланка?

— Нет больше твоей невесты.

— Как? — парень попытался вскочить на ноги, но он все еще был слаб и это у него не получилось.

— А вот так. Не далась она боярину, а тот озлился и насмерть ее запорол. Ночью к нашей соседке Юшман из усадьбы приезжал, он и рассказал.

— Да, что же это творится? Почему в мире такая несправедливость?

Аким выглянул в окно, никого рядом не заметил и продолжил уговаривать внука:

Бежать тебе надо, Митяй. На Дон. Мы волюшки никогда не нюхали, так может у тебя получится. У меня по молодости не вышло уйти, бабка твоя забеременела. У отца твоего Алексея, который в Азовском походе погиб, не получилось. Так тебе сам Бог знамение дает, что уходить надо, раз твою невесту загубили. Беги, не будет тебе здесь житья и покоя.

— А как же ты, деда?

— Что я, внучек? Жизнь прожита, ты у меня один из всех близких остался, о тебе и думаю.

Прошло около часа. Парень оклемался, молча собрал котомку с припасом, вышел на двор, поклонился отчему дому, перекрестился и быстрым шагом зашагал в сторону Тверского тракта. Впереди была трудная и опасная дорога на юг, к вольному Тихому Дону. И покидая родные места, Дмитрий Алексеевич Корчага поклялся, что когда-нибудь он обязательно вернется назад и отомстит за смерть своей любимой.

Я много думал над тем, как изменить ход истории и возможно ли это. Все прикидывал, каким способом дать отцу знания о будущем и о том, что его и всех нас ожидает. Однако пока я размышлял над этим, все изменилось и без моего прямого участия. Мой разговор с Кондратом, который состоялся в приказной избе, взволновал его, и словно маленький камушек, который пробуждает лавину, подтолкнул атамана к тому, чтобы не ждать у моря доброй погоды, а выехать в путь-дорогу, да навестить старых товарищей. И во время этого путешествия произошла встреча, которая и изменила весь, казалось бы, уже предопределенный ход исторических событий. Впрочем, обо всем по порядку.

Две недели мы путешествовали по казачьим землям. Как выехали из Бахмута, так нигде дольше, чем на одну ночь и не останавливались. И за это время я со столькими людьми перезнакомился, что голова кругом шла. Есаулов верховских, Никифорова и Банникова я уже знал. А помимо них мы побывали в гостях у Игната Некрасова в Голубовском городке, у дядьки Ивана в Трехизбянской, и у дядьки Акима в Рыковской.

Пыльные дороги и загорелые лица, зеленые станицы и укрепленные городки, и каждый день встреча с казаками и беглыми, которые поддерживали Булавина и его идеи. Везде в это время я был рядом с отцом и поражался тому, сколько же у него односумов, боевых товарищей, торговых партнеров и просто хороших знакомых. Почти везде атамана знали и уважали, где-то побаивались и были с ним осторожны, а где-то чуть ли не праздник, по случаю его приезда, устраивали.

Многое можно об этих двух неделях вспомнить, на целую книгу материала хватило бы, но это все не так важно, как то, что произошло только в один день.

Мы, то есть батя, пара казаков из его ближних людей и я, все верхами, навещали в станице Кагальницкой атамана Тимофея Соколова. Встреча прошла как обычно. Батя с атаманом переговорили о своих делах, обсудили новости и слухи, помянули недобрым словом зажравшихся казаков из донской низовой старшины, и условились о помощи друг другу в случае возможного прихода царских карателей и розыскников. Дальнейший наш путь лежал в один из небольших безымянных хуторов неподалеку, где по слухам обретался атаман Иван Стерлядев, еще один односум Булавина, недавно побивший наглого чернеца в низовьях Дона, и теперь отсиживающийся в укромном месте.

Выехали из Кагальницкой рано утром и вдоль речки Кагальник двинулись вверх по течению. Сытые кони шли бодро, погодка радовала, слева речка, а справа густая роща. Все спокойно, но тут на узкую пыльную дорогу вышли трое спешенных казаков, при саблях и пистолетах. Я оглянулся назад, а там еще двое, и тоже при оружии. Моя рука сама собой легла на легкую кавказскую шашку, подаренную отцом перед отъездом из Бахмута, и я подумал о том, что, наверное, по наши души прислали убийц. Пистоли у нас не заряжены, и если казаки начнут стрелять, то единственный шанс на спасение оставался в том, чтобы всем вместе, лошадьми пробить себе проход в степь. Оставалось только дождаться команды отца. Но все оказалось проще и перекрывшие дорогу люди, оказались вовсе не врагами.