Юрий Корчевский - «Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) Страница 7

В эфире раздался треск, зашуршало, и русская речь пропала.

Я выключил рацию. Стоят, дерутся наши – и не очень далеко. Достав карту, посмотрел, где эти населенные пункты. Выходило – километров сто, может, немного больше. Решено, пробиваемся туда.

– Собирай вещи, Василий!

– Какие вещи?

– Да шучу я.

Я завел двигатель, прогрел его с минуту. Давление масла в норме, а на остальное можно не обращать внимания. Выжал фрикцион, включил передачу, дав газу, до упора дернул на себя правый рычаг. Танк развернулся на месте.

Я выехал на грунтовку, повернул влево. Теперь лишь бы пушка противотанковая не попалась или другой танк. Все остальное сметем и раздавим.

«Броня крепка и танки наши быстры…» – неожиданно запел Василий.

– Ты лучше сядь в командирское кресло и смотри в перископ. Там повыше, видно дальше. В случае чего – упреди.

Васька послушно перебрался в кресло.

Я надел немецкий ребристый танковый шлем. Запах от него чужой, каким-то одеколоном пахнет. Зато голова защищена от ударов о броню, если, не ровен час, в ямку угодим.

Солнце светило, мотор работал исправно, грунтовка бежала под гусеницы. Хорошо! Соскучился я по танку, кабы не война, так и радовался бы.

Вдруг – толчок ногой в правое плечо.

– Чего тебе? – закричал я Василию.

– Дорога впереди, с немцами! – Боец сделал круглые глаза.

– Танки есть?

– Не, машины – здоровые такие.

Машины нам не страшны.

Я закрыл водительский люк. Видимость сразу упала, зато никто чужой не углядит, кто внутри.

Теперь я увидел дорогу и сам. Наверное, это было Минское шоссе – асфальт уже разворочен гусеницами танков и другой техники.

Я с ходу выехал на шоссе, резко дернул правый рычаг, развернулся на девяносто градусов и влился в поток. Давануть их всех, что ли? Эх, башенного стрелка бы сейчас! И – пушечкой по машинам! А кто уцелеет, того смять в лепешку и раскатать на дороге.

Но Василий понятия не имел, как стрелять из пушки. А вести танк и одновременно стрелять физически невозможно.

Передо мной маячил борт грузовика, на нем – непонятные значки, цифры. Ручаюсь – обозначение дивизии или полка. В крытом брезентом кузове сидели немецкие пехотинцы, зажав между ногами винтовки.

Ехали так минут пятнадцать. Я лихорадочно соображал: что делать? Однако грузовик мигнул стоп-сигналом, снизил скорость и встал на обочине. Я обогнул его. Оказалось, остановилась вся колонна. Мне махали руками, потом регулировщик с бляхой на груди взмахнул флажком. Иди ты… знаешь куда? Я прибавил газу, и он едва успел отскочить в сторону.

Шоссе было пустынным, и я выжимал из машины все, на что она была способна.

Впереди на дороге показались несколько мотоциклов, стоящих поперек. Мне снова дали знак остановиться, но я с ходу смел столь незначительное для танка препятствие.

Чего они мне машут-то? Ответ получил почти сразу, едва дорога поднялась на небольшой холм. Ни вспышки, ни грохота выстрела я не услышал, но по броне как кувалдой ударили, аж корпус содрогнулся.

– Пушка, по нам стреляют – свои стреляют! – крикнул мне Василий.

Не дожидаясь второго выстрела, вполне могущего стать для нас роковым, я дернул на себя левый рычаг и на полном ходу съехал с дороги, вломившись в лес. Остановился.

– Василий! Ты живой?

– Вроде живой, только голова гудит. Чем это они по нам шандарахнули?

– Из пушки угостили.

Я перелез в башню и осмотрелся в перископ. Лес вокруг, ничего не видно.

– Василий, по-моему, пора бросать нашу повозку. Впереди наши, ежели поедем – сожгут. Сзади немцы. Похоже, мы на ничейной территории.

Я открыл верхний люк, выглянул. Ничего опасного, одни деревья вокруг. Эх, жалко танк бросать, нашим вполне бы пригодился этот трофей. Я снял с пушки замок, размахнулся и забросил его подальше. Хотел пулемет снять, да передумал.

– Василий, выбирайся, к своим идем.

Мы выбрались из танка и направились вдоль шоссе по лесу.

– Вась, к своим выйдем – не говори, что танк угнали и бросили. Не поверят, особистам сдадут.

– Я же комсомолец, чего своим врать?

– Ты думаешь, медаль нам дадут? К стенке поставят!

– За что? – Глаза Василия округлились от изумления.

– Ты на оккупированной территории, под немцем, был?

– Ну выходит – да.

– Вот за то и расстреляют. Скажут: диверсанты фашистские, попробуй отмойся. И придет твоей матери извещение, что сын предатель.

– Ты чего на Советскую власть клевещешь? – вскинул голову паренек.

– Тю-ю, Вася, ты, никак, сдурел?

Василий обидчиво поджал губы и замолчал. Вот навязался на мою шею. Ведь сдаст по своей наивности особисту, с потрохами сдаст. А если меня в кутузку посадят, так ведь и его тоже.

– Ты коммунист? – вдруг неожиданно спросил Василий.

– И не был никогда.

Василий растерянно глядел то на меня, то в сторону нашей передовой, не зная, что сказать.

Совсем недалеко простучала очередь.

– Вася, ложись, дальше – ползком, если не хочешь пулю схлопотать от своих.

Мы поползли. Сыровата землица после вечернего дождя. Одежда на груди, животе и ногах сразу испачкалась. Но лучше быть грязным, чем мертвым.

Мы подобрались вплотную к позициям, слышалась русская речь. Василий попытался привстать, но я ухватил его за гимнастерку и дернул вниз:

– Жить надоело?

Повернул голову в сторону позиций, крикнул:

– Свои, не стреляйте!

– Вставай и с поднятыми руками – сюда.

Мы оба встали и пошли вперед.

Справа от дороги стояла пушечка-сорокапятка, невдалеке – окопчик со стоящим на бруствере пулеметом «максим». Я такой только в музее видел. И это все силы? Ведь перед ними, за пригорком, машин полно с солдатами, транспортеров с пушками. Одной пушечкой и пулеметом такую силу не удержать.

– Кто такие? – строго спросил сержант c треугольниками в петлицах.

– К своим выходим.

– Документы.

Василий достал из кармана гимнастерки клеенчатый пакет, развернул и протянул красноармейскую книжку. Сержант просмотрел ее, вернул.

– Иди к пулемету, патроны в ленту снаряжать будешь.

Потом перевел взгляд на меня.

– А у меня документов нет, сгорели, – соврал я. – В Оршу к родственникам ездил, под бомбежку попал. Теперь ни вещей нет, ни документов.

– Так. – Сержант посуровел лицом. – А как же вы через немецкие порядки прошли?

– Так леском. Немцы только на шоссе. Машин с солдатами там полно, тягачи с пушками.

– Эка! Танк немецкий на нас вышел, мы его стрельнули, так он с дороги в кювет и свалился, – похвастал сержант. – Надо бы тебя в тыл отправить, пусть разберутся – кто такой, да людей свободных нет. Иди в окопчик, посиди пока там.

Ну, в окопчик так в окопчик. Теперь уже самовольно в тыл уйти не могу, подумают – сбежал.

Нашел окопчик – мелковатый, залез в него, присел на корточки. Мне бы сейчас в действующую армию, взводом танковым командовать, а я здесь сижу. Несправедливо. Военному делу я обучен, в армии служил. Знаю, может быть, поболее, чем командиры полков в тысяча девятьсот сорок первом году, а сижу, как заяц в норе.

Солнце пригревало, и я незаметно придремал.

А проснулся от разрывов снарядов. По позициям артиллеристов немцы лупили из гаубиц. Бойцы попрятались от осколков. Перед пулеметным гнездом с «максимом» взорвался снаряд, затем с небольшим перелетом – другой. В вилку берут, следующий снаряд будет точно по позиции.

– Васька, убегай! – привстал я из окопа.

Но Василий или не расслышал меня, или побоялся из окопа выбираться. И следующим снарядом позицию пулеметчиков разворотило.

Когда взрывы прекратились, я поднял голову и осмотрелся. Вся поляна была изрыта воронками. Пулемета не было видно, а пушечка стояла, и вокруг нее уже суетились два бойца.

Я бегом добрался до нее.

– Немцы пошли, а нас только двое осталось, помогай, –

прохрипел сержант. Лицо у него после обстрела было грязным, в земле, так что узнал я его не сразу.

Из-за взгорка выходила цепь немецких пехотинцев.

Пушечка звонко выстрелила, подпрыгнула. Больно уж маловата, и ущерб от разрыва снаряда был невелик, только немцы залегли.

– Где войска-то, сержант?

– Да хрен их знает. Командир сказал – до обеда продержись, а там наши подойдут, да, видно, завязли на Лепеле. Тащи ящик со снарядами, немцы зашевелились.

Пригибаясь, я отбежал к мелкому окопу, в котором лежали снарядные ящики, схватил один и – бегом к пушке. Сержант навел пушку и выстрелил – раз, второй, третий…

– Снаряды давай!

Я принес ящик, затем второй… Стрельба продолжалась.

– Сержант, там всего два ящика осталось.

– Твою мать! И наших нет… Эх, пулемет бы сейчас.

– Слушай, сержант. Я кадровый командир, танкист, в отпуске был. Танк, по которому ты стрелял, я с Василием у немцев угнал. И не подбил ты его, я сам в лес съехал. Давай я к нему вернусь. Как полезут немцы, я из танка их и шарахну, а потом и гусеницами можно подавить. Только ты по мне не стрельни.