Александр Смирнов - Черный гусар. Разведчик из будущего Страница 7

— Вы вовремя, господин Мюллер, — ответил барон, — мы как раз с господином фон Штрехендорфом обедали.

— Вот и славно, господин барон, — проговорил дуэлянт и улыбнулся. — Умирать на пустой желудок — это большой грех. Кто знает, как там кормят.

— Где?

— А я не знаю, куда вы попадете, господин барон. Может, в рай, а может, и в ад.

— Не будем так далеко заглядывать, господин Мюллер.

— И то верно. — Толстяк достал часы и, взглянув на них, молвил: — Я скорее умру, чем возьму свои слова назад, господин барон.

— Значит, мое предложение озвучивать не стоит?

— Думаю, что нет. — Он взглянул на Вернера. — Курт, засвидетельствуй, что предложение господина барона закончить дуэль, так и не начав, я отверг.

Секундант утвердительно кивнул. Тут же протянул коробку. Фон Штрехендорф открыл ее и вытащил оба пистолета. Убедившись, что оба являются близнецами и отличаются только цифрами 1 и 2, положил их обратно.

— Вот наши условия, господин Мюллер, — проговорил Иоганн. — Во-первых, дистанция стрельбы не должна быть меньше 7 шагов. Во-вторых, — продолжал фон Штрехендорф, — если кто-нибудь из них будет серьезно ранен при первом выстреле, дуэль должна быть прекращена, если раненый признает, что его жизнь в руках соперника. Вы принимаете условия, господа?

— Да, — хором ответили оба дуэлянта.

— Тогда пройдемте на улицу. Там нас ждет карета.

Вскоре (Мюллер с секундантом в карете, а барон с товарищем на лошадях) они приехали на отдаленную поляну, пригодную для дуэли. Снег в этом месте уже почти сошел, и под ногами была сырая земля. Лужайку окружал густой лес, к тому же она была в стороне от дороги, так что дуэлянтам никто не мог помешать. Приятели спрыгнули с лошадей, Мюллер и Вернер выбрались из кареты, последний, наверное, уже пожалел, что надел туфли.

— Хорошее место, — отметил фон Штрехендорф. — Давайте пистолеты, Курт, пора их зарядить.

Невольно Сухомлинов потянулся.

— Хорошо-то как. Даже умирать не хочется. Правда ведь, господин Мюллер?

Противник промолчал. Игнат Севастьянович улыбнулся. Не хочет говорить — не надо. Снял с себя черную ментию и прикрепил к седлу. Остался в одном доломане. Его противник скинул кафтан, оставшись в бирюзовом камзоле и белой накрахмаленной рубашке.

— Господин барон, — обратился к Сухомлинову Курт. — Не могли бы вы расстегнуть свой доломан! Мне нужно убедиться, что под ним ничего нет.

— Вы считаете меня столь бесчестным человеком?

— Что вы, господин барон. Но порядок требует.

— Порядок, — прошептал Игнат Севастьянович. — Так и быть. — Он распахнул доломан. — Ну, убедились?

— Да, господин барон. Теперь вы, господин Мюллер, — попросил Курт, — не хотелось, чтобы нас потом обвинили в нечестной игре.

После того как дуэлянт выполнил его просьбу, фон Штрехендорф протянул заряженные пистолеты.

— Итак, господа, если вы не передумали, так, может, начнем?

Оба взяли пистолеты. Сошлись на середине поляны. Один из дуэлянтов направлялся на север, второй на юг, секунданты соответственно на запад и восток. Отсчитали положенное количество шагов, остановились, и Курт дал отмашку рукой. Первым стрелял господин Мюллер и промахнулся. Вот только Сухомлинов не спешил. Ему вдруг вспомнилась дуэль в кадетском корпусе. Тогда он всего лишь ранил противника, и тот признал себя побежденным. Вот и сейчас Игнат Севастьянович решил дать господину Мюллеру последний шанс. Он не торопясь прицелился и выстрелил. Ранил того в левую руку, как раз около указательного пальца.

— Может, не стоит продолжать дуэль, господин Мюллер? — язвительно спросил Сухомлинов, протягивая свой разряженный пистолет фон Штрехендорфу.

— Отчего же прекратить? Это всего лишь царапина, а не тяжелое ранение, — ответил тот, вручая свое оружие Курту.

— Я гляжу, вы спешите умереть, господин Мюллер.

— Да и вы тоже.

— Поверьте мне. Смерть не такая уж и замечательная, как кажется. Жизнь дается только один раз.

— Откуда вам знать, господин барон? Разве вы умирали?

— И не один раз, господин Мюллер. Поверьте мне на слово.

Фон Штрехендорф удивленно взглянул на приятеля, но ничего не сказал, да и сам Сухомлинов не стал вдаваться в подробности того, что совсем недавно он был совершенно другим. Знать тайну его перемещения из одного времени в другое, а тем более из одного тела в другое, кроме него, никому не обязательно.

Пистолеты розданы. И оба выстрела прозвучали одновременно. Все окуталось дымом. Сухомлинов точно знал, что Мюллер в него не попал, а вот попал ли он сам? Подбежал фон Штрехендорф. Оглядел его с ног до головы. Убедился, что цел. И тут раздался голос Курта.

— Прискорбно, — проговорил Сухомлинов, повернувшись к секундантам. — Выходит, я втянул вас в неприятности. Пастор мне ведь говорил, что слухи уже пошли. Я пытался остановить.

Мысль о том, что судьба все же издевается над ним, не давала Сухомлинову покоя. Оставалось надеяться, что она вновь выкинет какой-нибудь фортель.

— Нужно распространить слух, — проговорил Курт, — что господин Мюллер уехал в дикую Россию. Если уговорить пастора, то тогда все поверят.

— Пастора, — прошептал Сухомлинов.

Игнат Севастьянович прекрасно понимал, что задаром тот ничего делать не будет, а уж тем более зная настоящую причину. Решение нашел Курт.

— Господа, неужели вы считаете, что мой приятель оставил бы в живых барона?

Оба гусара удивленно взглянули на Вернера.

— Я не знаю истинных причин, — продолжал секундант, — но Мюллер специально спровоцировал вас. Сначала он попытался задеть вашу честь, но вы сдержались. Затем задел девушку, и вы не выдержали. Ваша реакция была молниеносной. Один удар, и Мюллер лежал на полу. Честно признаться, такой реакции он от вас не ожидал, но это было даже лучше. Зная, как вы прекрасно владеете саблей, мой друг выбрал пистолеты. Прогадал. Фортуна отвернулась от него. Финал вы сами видите.

— К чему это все, господин Вернер? — полюбопытствовал Иоганн.

— А к тому, что господин Мюллер прихватил лопаты, чтобы придать тело барона земле. Он хотел сообщить, что дуэль не состоялась. Вы приняли его извинения и, не заезжая в бывший свой замок, который подарили ему в качестве морального удовлетворения, уехали в Австрию. Так как опасались, что только за одно участие в дуэли вам уготована смертная казнь. Мюллер постарался бы, чтобы вас не стали искать.

— А если мы поступим точно так же? — спросил Сухомлинов.

— Боюсь, господин барон, — проговорил Курт, — у вас нет тех денег, коими владел покойный.

— Плохо. И что же нам остается делать?

— Придать, — секундант кивнул в сторону Мюллера, — тело земле. И пустить слух, как вы и предлагали, что господин Мюллер уехал из Пруссии в неизвестном направлении. Как он выезжал из своего дома в ваш замок, никто не видел. Скажем, что Мюллер просто испугался поединка и предложил ретироваться до лучших времен.

— А ведь отлично придумано! — воскликнул фон Штрехендорф. — Ну и где наши лопаты?

Тело господина Мюллера предали земле. Пастору посулили денег на собор, и тот пообещал уладить проблемы. Увиделись с Катрин. Девушка очень опечалилась отъезду барона. У Сухомлинова на секунду промелькнула мысль, что та была влюблена в Адольфа. После обеда выехали из замка, а уже через пять часов остановились на постоялом дворе, где и столкнулись с гонцом от полковника Винтерфельда. Тот приказывал немедленно прибыть в полк, так как начиналась военная кампания против австрийских войск, и полк Черных гусар должен был скрестить свое оружие против армии Надасти.

— Сегодня переночуем в гостинице, — проговорил Сухомлинов, складывая письмо. — А завтра поутру выступим в дорогу. Вряд ли эти несколько часов что-то изменят.

Ночью, когда фон Штрехендорф сладко посапывал в постели, накинув доломан и прихватив трубку, Сухомлинов выскользнул на улицу. Нашел недалеко от постоялого двора поваленное дерево. Разместился на нем и закурил.

В голове у него вновь кружились мысли. После того, как Сухомлинов избежал смерти на дуэли, жизнь стала приобретать новые краски. Ясно было одно, что вернуться в свое время он не мог. Игнат Севастьянович выпустил колечко дыма в черное звездное небо и вздохнул. Там, во время самой ужасной войны в истории человечества, он погиб. Здесь же его судьба неопределённа. Он совершил убийство, пусть и по правилам дуэльного кодекса. Но все равно, как бы это ни именовалось, это было преступление. А как говаривал Сократ: «Все тайное становится явным». Кто-нибудь проговорится, и слухи дойдут до высших инстанций, а тогда смертной казни не избежать.

— А что мне делать? — произнес вслух старшина. — Бежать в Россию, где я буду обычным немцем без званий и имени? Остаться в Пруссии, ввязавшись в кровавую войну?