Леон Стоувер - Стоунхендж Страница 7

– Мне почти не о чем рассказывать, царственный Атлас, я странствовал и много месяцев не видел дома.

– В самом деле? Весьма интересно. Расскажи мне о твоих путешествиях.

– Они скучны, о царь: по большей части это были варварские страны.

– Расскажи же, удовольствие и интерес гостят повсюду. Терпкие вина хороши на охоте, только что убитый вепрь лучше, когда его жарят над костром. – Взгляд холодных глаз вновь обратился в сторону. – Разве мальчишки с округлыми задами не столь же хороши в диких странах? И девки с толстыми животами и большими грудями?

Подцепив кусок мяса золотой вилкой, Интеб окунул его в острый соус и принялся жевать. Придется говорить правду… ее не избежать.

– Большую часть этих долгих месяцев, царь, я провел в скалистых Микенах, выполняя повеление фараона.

– Строил им стены, Интеб, чтобы воевали с нами, атлантами?

Знает, понял Интеб, и пытается подловить.

– Нет, великий Атлас, кому же по силам воевать с Атлантидой, что правит над морями и берегами всюду, где пожелает? Разве опасно для вас, атлантов, это жалкое племя, гнездящееся на прожаренной солнцем скале? Их жалкие стены годятся, только чтобы воевать с другими ничтожными племенами, обитателями деревень. Вижу, что ты, царь, обо всем уже знаешь. У тебя глаза бога Гора.

– Не глаза, Интеб, шпионы, которых можно купить за козий помет. Ты удивишься, узнав об их россказнях.

– После великолепия твоего двора меня уже нечем удивить, – отвечал Интеб, склоняя голову. Атлас расхохотался и протянул руку к истекающему медом жареному цыпленку.

– Интеб, твоему фараону хорошо служат. Мне бы хотелось, чтобы и у меня были столь же верные слуги. – Одним движением он разодрал тушку пополам и принялся жевать. – Перимед умеет жалить как овод. – Изо рта царя вылетали кусочки мяса, мед стекал по подбородку. – Твой фараон поступил мудро, он купил царька высокими стенами и воротами, которые пришлось возводить рабам микенцев. И корабли Перимеда теперь не опасны египетским берегам.

– Но ведь они не опасны и водам, где властвует Атлантида?

– Конечно, нет. Я не сказал, что царь глуп. Потому твои труды в Микенах и не беспокоят меня. Впрочем, я не сомневаюсь, что ты хорошо омылся, оставив эту зловонную яму…

– И умастил себя благовониями, а одежду, которую запачкал среди микенцев, сжег прежде, чем предстать перед могущественным Атласом.

Оба расхохотались, и Интеб ощутил облегчение, однако продолжал держаться настороже. Там, в глубинах развалившейся перед ним жирной туши, все-таки прятался юный Атлас, кормчий и воин, и присутствие его выдавал только холодный взгляд царя. И теперь былой витязь вооружен был лучше, чем прежде, не одной силой рук: мегарон дворца источал запах интриги… слабый, но вполне различимый. Богатые купцы и судовладельцы раскинулись на каменных скамьях, покрытых подушками, возле стен зала. Над ними резвились на фресках дельфины, перед ними стояли столики с угощением… они ели и пили, громко перекликались. И были настороже. Как львы, отдыхающие после охоты, после убийства, готовы были они в любой момент прыгнуть на жертву. А пока они говорили, внимательные глаза не знали покоя, чтобы не пропустить ничего… все время возвращаясь к расплывшейся на троне возле стены туше Атласа, средоточию их интересов.

Главный писец из архивов читал царю список поступлений в царские кладовые, громко, так, чтобы слышали все. В Атлантиде не было придворного поэта, но зато писцы составляли хроники увеличения ее богатства.

– …и три кувшина, шесть котлов с треножниками, и три сосуда с вином, масло, ячмень, оливы, фиги, запас пшеницы, домашний скот, вино и мед: все это дары могучего Маттиса, купца, вернувшегося из дальнего странствия.

Упомянутый купец был могуч, похоже, своим аппетитом: когда он поднялся, то оказался круглым, как дыня. Купец склонился перед царем, тот, приветствуя, поднял свой кубок. Чтение продолжалось.

– И еще шесть сосудов для смешения вина, три сковородки, двое щипцов для очага, черпак, одиннадцать столов, пять стульев, пятнадцать скамеек.

Список казался бесконечным, и Интеб пропускал услышанное мимо ушей, тем более что и остальные внимали вполуха, лишь иногда кивая – услышав нечто необычное. Принесли пищу на красивых блюдах – последнюю перемену. Сперва была птица: какие-то обжаренные пичужки, чуть ли не на один глоток, потом пошла дичь покрупнее, а за нею звери, добытые на охоте. Теперь же море принесло свою дань: сине-черные мидии в раковинах, каракатицы в собственных чернилах, печеные мелкие рыбешки, отварные рыбины покрупнее. В этом морском королевстве рыбу ценили. Она манила – как женщины. Внимание гостей разделилось. С ними обедали и атлантки, обнаженные груди временами уже вздымались под вопрошающей лаской. Но когда рабы внесли дары моря, женщин на время забыли.

И пока Интеб внимательно разглядывал обедающих, изучал их, он вдруг понял, что и за ним самим наблюдают не менее пристально. Это был юный Темис, третий сын Атласа, сидевший справа от египтянина. Улыбнувшись в кубок с вином, Интеб ощутил, что уж и сам оказался впутан в здешние интриги.

Юный Темис был красив и знал это… Узкие бедра, широкие плечи, среди атлантов такое ценилось, и потому царевич был в узкой повязке на бедрах, высоко открывавшей ноги. На гладкой безволосой груди вздувались могучие мышцы. Но за гордой силой виделась и восприимчивость: тонкий изогнутый нос, пухлые губы говорили, что перед Интебом не мускулистый зверь, а сын своего отца. Прямые темные волосы открывали высокий лоб, их поддерживал обруч из кованого золота. Поймав на себе взгляд Интеба, царевич приподнял кубок в знак приветствия:

– Вижу, благородный Интеб, ты критическим оком разглядываешь наш двор. Должно быть, он далеко уступает сказочному великолепию и богатству Египта, к которому ты привык?

– Я успел привыкнуть к вонючему тухлому маслу и вони козьего помета. Но в моих глазах ты мог бы прочесть удивление и восхищение. Не умаляя Египта, скажу: ваш город и дворец подобны чуду. А картины на стенах изумили мой взгляд. Мы, египтяне, в искусстве своем ценим порядок, знакомые формы и узоры даруют нам отдых. Но для ваших художников мир – это море цветов, птиц, зверей, рыб… разнообразию нет конца. А гимнасты, прыгающие через быка… они, кажется, вот-вот спрыгнут вниз и примутся кувыркаться здесь среди нас, а огромный пятнистый бык тем временем поднимет меня на рога.

– Значит, ты еще не видел пляску с быком?

– Никогда. Но я надеюсь ее увидеть. А ты не прыгаешь через быка?

– Значит, заметно? – усмехнулся Темис и повел плечами так, что мышцы заиграли под кожей, прекрасно подмечая восхищенный взгляд Интеба. – И не только прыгаю. Еще я лучший кулачный боец в этом городе.

– Я не знаю такого развлечения, сами слова незнакомы мне.

– Ты обязательно должен познакомиться с этим благородным спортом до отъезда. Представь себе двух бойцов, их обнаженные тела блестят от масла. Кожаные ремни намотаны на их кулаки; обратившись лицом друг к другу, они наносят удары, способные убить обычного человека, и отражают их. – Темис отпил вина, потом взял конический кубок с низкого столика перед собой. – Ну а эта игра тебе известна? – спросил он, тряся кубок, в котором загремели кости, и опрокидывая его на стол.

– В Египте мы знаем игру в кости, хотя правила, наверное, другие.

Темис поднял кубок, открывая три кости.

– Шестерка, тройка, двойка, могло быть и хуже. Правило простое – выигрывает тот, у кого больше. Самый лучший ход, Афродитин, – три шестерки; худший, собачий, – три единицы. Сыграем?

Но прежде чем Интеб успел ответить, он понял, что царь Атлас обратился к нему, и египтянин повернулся к царю столь же поспешно, как это сделал бы всякий в этой палате.

– А теперь скажи, дорогой мой Интеб, случалось ли тебе видеть пса шелудивее этого?

Интеб поглядел на пленника, стоявшего перед Атласом. На его руках и ногах были деревянные колодки. Избитый, грязный, окровавленный, нагой… не человек, останки человека. Эсон, сын Перимеда, микенский царевич.

Весь вечер Интеб готовил себя к этому мгновению. Тот единственный взгляд на Эсона, о котором не ведал Атлас, дал понять египтянину, что его ждет. Он понимал, что Атлас не сумеет справиться с искушением, царь захочет показать гостю этого пленника. Интеб не мог не знать его, лишь недавно покинув город. И потому Интеб не поддался чувствам, отвечал взвешенно и обдуманно. Он окинул Эсона взглядом с ног до головы, и выражение на лице его не переменилось.

– Похоже, это Эсон, сын Перимеда. Но по каким же причинам, великий Атлас, с этим благородным человеком обходятся таким образом?

Улыбка исчезла с уст Атласа, на лице его была написана холодная злоба. Все разговоры разом стихли. Подобно ядовитой змее, царь не отрываясь глядел на Интеба. Египтянин отвечал ему бестрепетным взором.

Пусть Атлас – царь Атлантиды, ее самодержец, но и он, Интеб-египтянин, послан сюда самим фараоном с дарами дружбы… Об этом можно напомнить. Египет в мире с Микенами и с Атлантидой, он выше того, что разделяет сейчас оба царства. Атлас не сразу осознал это и помедлил с ответом. С первым же словом улыбка возвратилась на его уста. Но в глазах царя… в глазах темным пламенем горела холодная ненависть.