Алексей Живой - Спартанец Страница 7

– В прошлом году ни одного бунта не произошло, – рассказывал он Тарасу по дороге от стоянки в раздевалку, припарковав свой «мерс» рядом с видавшей виды «девяткой» новобранца, – только и знали, что службу тащить. Ну пару раз помогли «соседям» накрыть группировки «особо опасных». Да еще с судебными приставами на раздел государственного имущества в область выезжали. В общем, хоть какая-то развлекуха. А тебе, смотрю, прет по жизни. Чуть больше месяца оттянул, а уже второй бунт.

Тарас не стал спорить, но, оглянувшись на «Мерседес» Вадика, слегка усомнился в том, что ему «прет по жизни». Впрочем, он ведь тоже теперь боец элитного подразделения «Тайфун», значит, со временем поднимется. Получали здесь прилично, – даже рядовые ездили на «мерсах». А ксива давала еще много значительных преимуществ по жизни. Так что, возможно, Вадик был прав. И через некоторое время Тарас сможет наскрести деньжат и на новую машину, и, если даст бог и министр юстиции, на новую квартиру.

Сейчас Тарас жил с матерью в небольшой квартирке на Выборгской стороне. Отец их бросил, когда парню было всего года два от роду, и больше не появлялся на горизонте. С тех пор мать растила пацана одна, перебиваясь с хлеба на квас на бюджетную зарплату. Сказок о том, что папа летчик полярной авиации, не рассказывала. А когда пришло время и сын стал задавать вопросы, объяснила просто: «Бросил нас твой отец, сынок. Вдвоем мы теперь. Надо жить».

Мать второй раз замуж так и не вышла, хотя парень вырос и пошел в армию. А Тарас, несмотря на женское воспитание, вырос каким-то жестким. С детства в чудеса не верил. Рано понял, что все ему придется добывать самому. Но это его не пугало. Упорства было не занимать. А в том, что армия и вообще служба – это его призвание, Тарас после десантуры уже не сомневался. Иногда ему казалось, будто он с этой мыслью появился на свет. Ведь никакая работа в офисе его не прельщала и в сравнение со службой не шла, хотя он успел до армии поработать несколько месяцев.

В офисе ведь не постреляешь и морду никому не набьешь, если только ты не охранник. А охранять Тарас не любил. Больше любил нападать. Агрессия в нем бродила, иногда вырываясь наружу через драки, которые случались с ним часто. В общем, при такой работе опасности никакой, только геморрой наживешь за усердие. А здесь адреналина сколько угодно. Вот за это Тарас и любил службу. Хотя многие его одногодки, вернувшись из армии, с радостью повесили китель в дальний угол шкафа, сменив его на модный пиджак. Гражданка им была по душе – бизнес, девочки, водка. Отдал родине свое – и свободен. Какая к черту служба?

А у Тараса все вышло наоборот. На гражданке он ощутил себя потерянным, словно его настоящая семья находилась там, среди людей в погонах, а не среди тех, кто предпочитал обходиться без них. Вот и завербовался на новую службу, едва успев скинуть десантный берет и китель с тельняшкой. Сам так решил. Но мать, как ни странно, была не против. Обняв сына, даже благословила, решив, что тот уже повзрослел и сам может выбрать себе дорогу в жизни. Платили в «Тайфуне» действительно хорошо, да и на работу ездить было недалеко, служил в родном городе. А про командировки в Чечню мать старалась не вспоминать.

На тот день, когда произошел новый бунт, как раз выпало его дежурство. Взбунтовались сразу две колонии. В одной заключенные подожгли хозблок, но особенно не буйствовали. А в другой колонии, которая находилась неподалеку от Колпино, малолетки, вырвавшись из бараков, крушили все, что попадалось у них на пути. Оказалось, часть парней решила так отпраздновать свое совершеннолетие и скорый перевод в зону для «настоящих» зэков. Там охрана уже не справлялась.

Вызов пришел сразу на две точки, и сначала «Тайфун» выехал на «взрослую», но в дороге все изменилось. В первой зоне уже начали брать ситуацию под контроль своими силами, а вот малолетки захватили заложников, и «Тайфун» помчался туда.

– Едем усмирять бунт в колонии малолеток[13], – сообщил Широкий. – В заложниках трое контролеров.

Озвучив новости, лейтенант Широкий не предполагал, что придется сильно прессовать малолеток, но случиться могло всякое. Многие из них еще на воле зарезали не по одному человеку, а тюремные привычки быстро проникали в кровь, делая из них закоренелых преступников. Знал об этом и Тарас, уже успевший поучаствовать в подавлении бунта и изучавший спецкурс по психологии заключенных.

БТР катил по трассе, мягко покачиваясь на ровной дороге. Утробное урчание мотора действовало успокаивающе. Тарас еще в армии привык к этому звуку, а также к гудению моторов самолета, которое преследует десантника до самой выброски.

Облачившись в бронежилет, прихватив автомат и упаковавшись спецсредствами из арсенала, он сидел сейчас на скамье рядом с Вадиком, внутренне настаиваясь на работу и стараясь выбросить из головы все посторонние мысли. Как оказалось, тренировки с удушением не прошли даром. «Смерть, – ничто, – вдруг само собой всплыло из подсознания Тараса, едва он приказал себе забыть обо всем, кроме предстоящего штурма. – Ты можешь умереть и должен быть готов к этому».

Против воли Тарас вдруг ощутил, как напрягаются его мышцы, как крепче сжимает рука дуло автомата. Но в целом тело быстро наполнялось спокойствием, а дух становится твердым, монолитным, вытесняя прочь все сомнения. «Ты не чувствуешь боли, – продолжал нашептывать голос, – не боишься крови».

– Прибываем, – прервал его психологическую тренировку лейтенент Широкий, громко объявив на весь БТР, – все бараки и санчасть под контролем заключенных из числа малолеток. На бунт их подбивали старшие, которых должны были отправить сегодня по этапу, но не успели. Находим и гасим их осторожно, если сами раньше не уймутся. Заложники у старших в камере.

Он умолк на мгновение, а потом добавил, обращаясь к соседу Тараса:

– Смотри, Вадик, осторожнее. Эти пацаны не ангелы, но не перепутай их с прожженными урками.

– Все будет в норме, командир, – обиделся Вадик, – я аккуратно работаю. – И, ткнув в бок Тараса, в полголоса добавил: – Будь моя воля, я бы их из крупнокалиберного проредил. Жаль, нельзя. Типа дети.

Тарас против воли усмехнулся, спрятав улыбку под забралом шлема. Эти дети действительно могли при желании прирезать, не моргнув глазом. Не все, правда. Но и таких хватало. Наверняка среди зачинщиков самые прожженные собрались.

– Что-то ломает меня сегодня, – неожиданно пожаловался Вадик, обычно излучавший здоровье, – простыл, наверное. Бок болит.

– Вернемся, таблеток закинь в рот, – предложил Тарас, – анальгина сожри или другое обезболивающее. Их сейчас до дури, сам знаешь.

– Не, таблетки не ем, – отмахнулся Вадик, хитро прищурившись, – есть у меня на примете одно обезболивающее: белое такое, прозрачное, с резким запахом. Как работу закончим, предлагаю сообразить по рюмашке. Обезболиться.

– Можно, – согласился Тарас, – меня тоже что-то ломает.

Въехав на территорию колонии через «шлюз», БТР остановился. Вслед за ним притормозили рядом еще две бронемашины. Выбравшись наружу вслед за Вадиком, Тарас осмотрелся. Между бараками колыхалось море ватников и бритых голов. Вскидывая вверх руки, малолетние преступники орали и матерились. Где-то неподалеку били стекла – звон доносился даже сюда.

Рядом с хозблоком, примыкавшим к плацу, перегороженному сейчас цепью из бойцов ВВ, стояли несколько офицеров, наверняка начальство взбунтовавшейся колонии. Широкий направился сразу к ним.

– Где зачинщики? – спросил он, представившись, у полковника, с прищуром наблюдавшего за выгрузкой «тайфуновцев».

– Вон в том бараке, – указал полковник, поправив фуражку, – на втором этаже. Их там человек пятнадцать. На улицу не выходят. Смотрят из окна, как по телевизору.

– Чего хотят? – поинтересовался Широкий для порядка.

Никаких требований он, ясное дело, выполнять без крайней необходимости не собирался. Но в курсе быть следовало.

– Как обычно, – пожал плечами начальник колонии, – чтобы жрать давали как в ресторане, водки, наркоты и выпустили из карцера пятерых дружков, которых мы вчера туда закатали.

– А где карцер? – уточнил лейтенант.

– Вон там, – обернулся в другую сторону полковник, – он под контролем. Все пятеро на месте. Но, если надо, выпустим. Ребят моих, которых взяли в заложники, освободить надо.

Полковник снял фуражку, вытер лоб тыльной стороной ладони и добавил:

– Не ожидал я, что из-за этих ублюдков колония на бунт поднимется. Только осторожнее, заложники вместе с зачинщиками на втором этаже. Враз могут на перо посадить. Там одни отмороженные собрались. Им скоро на взрослую зону отправляться, вот и решили «отметить». Себя показать, уроды.

– Понятно, – квинул лейтенант, опуская прозрачный щиток на глаза. – Пока никого выпускать не надо. Мы начинаем.

Увидев приехавшие БТРы, малолетние бунтари слегка успокоились, но расходиться явно не собирались, понимая, что расстреливать их в упор никто не будет. Зачинщики подбадривали их, покрикивая со второго этажа сквозь разбитые окна, и толпа бурлила, явно хорохорясь перед спецназовцами.