Американец - Рожков Григорий Сергеевич Страница 7

– Чуть не забыл, Федор, стреляй, если что, на поражение, не задумывайся. Только нас не подстрели… Хм… Вот что, если кто сюда будет идти, ну услышишь шорох, окликни и спроси: «Кто идет?» Мы с Гарчуком ответим: «Это я, почтальон Печкин». Понятно? – Сержант кивнул и перехватил автомат. – Ну, давай, я пошел.

– Будь осторожен, американец! – кричит мне в спину Федор.

На этот раз я ушел подальше от раненых и занял позицию не в отроге, а в кустах рядом с оврагом. Петр залег в тридцати метрах слева. Нормально – и он мою позицию видит, и я его. Заранее осмотрелся, убедился, что в моем секторе все спокойно, выложил перед собой винтовку, пару полных магазинов, набил пустые и решил уделить внимание своему будущему в этом времени. Стрельба за заставой опять началась, но из леса никто больше не лез. Ладно, во-первых, надо было хорошо продумать мою легенду. Прежде изучим свои собственные документы.

Так, мой армейский ай-ди. Майкл Пауэлл, первый лейтенант, 5 января 1918 года, ага, значит, мне 23 года. Цвет глаз серый – у меня серо-зеленые. Но в зависимости от погоды, бывает, цвет меняется на голубой или зеленый. Волосы русые – идеально. Вес – сто семьдесят шесть фунтов… А это сколько? Кажется, в одном килограмме два фунта с четвертью… Значит, делим на два с четвертью. Восемьдесят? Ага, я вешу семьдесят девять, ну не страшно. Хотя худоват вояка попался… Да и я туда же… Как меня в армию тогда взяли с недостатком веса, не понимаю! Рост – шесть футов и пять дюймов. Та-а-ак… Это где-то… Метр девяносто пять. А я – метр девяносто шесть. Отлично, просто супер! Дата выдачи документов 4 декабря 1940 года. Запомнили…

Теперь второй документ читаем. Народный комиссариат внутренних дел СССР. Главное управление пограничных войск НКВД. Начало заманчивое… Временное удостоверение №… Хорошо идем. Звание: первый (старший) лейтенант армии США. ФИО: Майкл Джонатан Пауэлл. Должность: инструктор по огневой подготовке. Еще лучше. Действительно: с 20 июня 1941 по 20 августа 1941. Личная подпись… Жуткие каракули, а не подпись… Командир в/ч… Имя, подпись печать. Ого, вот это бумажка. С таким удостоверением и повоевать, и пожить можно! Тут и мое звание подтверждается, и полномочия есть. Отличная такая бумажка – жаль, конечно, что я резко в звании вырос: я ведь не офицер, я – сержант. Ну ладно, радоваться и горевать буду потом. Посмотрим документы остальных моих товарищей-инструкторов.

Джон Хэнрикс, второй лейтенант, двадцатого года рождения, инструктор по стрелковой подготовке. Коллега, значит, пусть по легенде он был моим другом.

Эндрю Джэймисон, первый лейтенант, восемнадцатого года рождения, инструктор по оказанию медицинской помощи.

Томас Никсон, штаб-сержант, девятнадцатого года рождения, физическая подготовка. Классика, блин: как сержант – так качила, и всех до посинения гоняет.

Генри Эйч Куимби – ирландец он, что ли? Штаб-сержант, девятнадцатого года рождения, еще один «физик». Ясненько. Кто и куда, разобрался.

А кто я?

Хм… Со своим знанием русского языка я уже засветился по полной программе.

Как это оправдать? Русская семья эмигрантов? Нет, тогда имя было бы русским или хотя бы фамилия. Мама русская, а отец американец. Да. Мама, будучи маленькой, эмигрировала с семьей в США еще в конце прошлого века. В десятых годах уже этого века вышла замуж за американского бизнесмена Пауэлла. Взяла его фамилию. Когда я родился, по обоюдному согласию мне дали американское имя. А все же откуда вы, товарищ первый лейтенант, язык-то знаете? Мама старалась со мной общаться по-русски. Да и бабушка с дедушкой тоже. И вообще я в основном крутился среди членов русской диаспоры в Нью-Йорке или каком другом городе. Поэтому так хорошо знаю язык. Короче, корни у меня русские, и душой я к России тянусь. Вот при первой возможности и попросился с группой инструкторов на Родину моих предков. И знание двух языков мне сыграло на пользу, вот я здесь и оказался. Хотя к чему мне все это объяснять и кому, я вот не знаю. Бумаги у меня в порядке, а знание языка – это уже тонкости. Это сейчас обдумываю для себя самого, чтобы уверовать в то, что я – уже не я. Копни чуть-чуть – и рухнет моя легенда… Ох, беда…

Спрятав все бумаги в карман, вновь оглядываюсь по сторонам. Никого. А на заставе все стреляют и стреляют. Сколько уже бой длится? Солнце над горизонтом поднялось. Наверное, час-полтора уже прошло с начала перестрелки. Не догадался смародерить часы с того поляка-унтера: красивые у него часики были… А пофиг, не поползу я туда опять. Как же время растягивается, когда идет бой, даже счет ему точно не удается вести. Интересно, добрался до отряда посыльный? Что за свист? Неужели?.. Мины?.. Подтверждением моим догадкам стали частые разрывы по ту строну заставы. Эх, старшина…

А это что за пироги? Из-за развалин заставы один за другим, неся раненых, быстро двигались пограничники. Вывел старшина из-под молотков своих бойцов! Молодец! Уважаю! Перехватываю поудобнее винтовку и перевожу взгляд на лес за дорогой. Если поляки раз двинулись в обход через этот лесок, то никто им не мешает сделать это и вторично. Но нет, враги решили не рисковать или просто испугались: за дорогой ни один куст не шелохнулся. Все пограничники быстро двигались к оврагу. По пути некоторые из них махали руками в сторону укокошенных поляков.

Стоп, мне кажется или пограничников стало больше? Ладно, не до этого сейчас, надо Федю предупредить. Медленно отползаю назад к оврагу и соскальзываю вниз. Бегом добираюсь до тайника и на ходу, еще до вопроса, выкрикиваю фразу про Печкина и спокойно подскакиваю к сержанту.

– Ну что там? Что за взрывы со стороны заставы? – Взволнованный Федор схватил меня за рукав.

– Поляки ударили из минометов, но пограничники вышли из-под обстрела и сейчас отходят к оврагу. Я пришел тебя предупредить, ну чтобы ты не подстрелил кого из своих по случайности.

Сержант облегченно вздыхает. Вот и ладненько. Сейчас надо встретить пограничников и проводить их к тайнику – раненых в их рядах я видел достаточно. Впереди процессии отступающих я увидел старшину, он соскользнул в овраг, а следом за ним спустились двое. Выживший заместитель командира заставы?! Хреново… А какая хотя разница? Играем дальше, война план покажет.

Подхожу к троице и протягиваю руку для приветственного рукопожатия пограничнику с тремя кубиками в петлицах. Коллега, значит.

– Первый лейтенант Майкл Пауэлл, инструктор по огневой подготовке, – представился я.

Старлей пожал мне руку, сильно так пожал. И в глаза смотрел так, что по спине мурашки пробежались.

– Старший лейтенант Аверьянов Алексей.

Познакомились однозначно, даже ледку добавили. Брр… В овраг в темпе, один за другим, спускались пограничники, последними пошли раненые, которых осторожно принимали и отводили-оттаскивали к тайнику. Гарчук подбежал к старшине, перебросился с ним парой фраз и вновь исчез. Вот же человек, как тень.

– Васильков! – К старлею подскочил коренастый сержант с перебинтованной головой. – Организуй бойцов, занимайте оборону. Пулемет и троих бойцов к дороге. Действуй!

Васильков козырнул и отправился выполнять приказ.

– У меня есть немного бинтов.

Я быстро стал вытаскивать из карманов трофейные ИПП[4] и отдавал их старшине. Бобров с довольной ухмылкой сначала посмотрел на меня, потом на бинты, потом на Аверьянова. Старлей, кстати, тоже заметно одобряет мои действия. Старшина, приняв бинты, отправился к новоприбывшим раненым.

– Это вы с бойцом Гарчуком восьмерых поляков положили? – явно не веря в свои слова, спросил Алексей.

– Да, это сделали мы. Они вышли из леса с той стороны дороги и направились к заставе – наверное, хотели выйти в тыл к позициям отряда старшины Боброва. Мы с рядовым Гарчуком открыли огонь на поражение и в перестрелке уничтожили всех врагов. С убитых сняли оружие, боеприпасы и снаряжение. Вон оно лежит. – Указываю на кучу винтовок и снаряги.

– Неплохо… А тот поляк, что в овраге лежит? Расстреляли? – хитро прищурился Аверьянов.