Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие (СИ) - Элеонора Лазарева Страница 7

Сердечными были русичи и понимали сиротство, так как каждый мог им стать в любое время и от набегов и от тяжелой жизни. Но душевность и сопереживание всегда были в душе каждого и готовность помочь, подсобить и защитить.

Золотились маковки церквей, освещались солнцем белые крепкие стены крепости столицы. Лето в самом разгаре. Кругом тишь да благодать. Орды половцев в этот раз не дошли в суздальские земли, и пошли со стороны Владимира и там, на стыке с Муромским княжеством были остановлены и разбиты объединенными силами. Откатываясь назад, они прошли землями Городецкого князя и там также были потрепаны уже упрежденным войском.

Орды катились через марийцев, вызывая в них отторжение и злость, так как те не гнушались попутно разорять и своих союзников. Были отдельные небольшие стычки с местными, но это не сказывалось на общем состоянии похода. Он был неудачным и провальным, так как плохо подготовлен и готовился в спешке. Хан Узбек велел срочно собирать орду в поход, как только узнал о готовящемся большом сходе по заказу Московских князей братьев Ярославовичей. Вступать с ними в спор он не хотел, так как понимал, что добраться будет сложно, и за ними стоят многие удельные князья, которым нож в горле платить ясак хану, и решился на показ силы, отрубив головы верхушке князей Стародубских и походом на их территории, понадеясь на узкий проход между княжествами в период активных земледельческих работ, когда жители поголовно заняты, и собрать рать и дать отпор будет сложно. Но он просчитался и теперь думал, что можно сделать в таком положении, ведь за ним поражение и смерть верховных удельных князей. Он понял, что это может обернуться ему плохими ответом. И так уже слабо собирался оброк, а на дальних рубежах Орды ворчали союзники: местные марийцы, мордва, башкирцы.

Баскаки уже мало собирали дани, а некоторые не собирали вовсе, и даже были и такие, которые и не возвращались. Князья ссылались на отряды разбойников по лесам или отмалчивались на запросы ордынских помощников хана. Назревало недовольство властью Орды и зависимостью от желаний жестокого хана. Он психовал и нервничал, понимая, что-то готовилось темное, страшное и сильное по отношению к его владычеству. Это все до дрожи ощущал хитрый и властный Узбек, но иногда и «на старуху бывает проруха». Так, своими сегодняшними действиями он перестарался, и все получилось наоборот: не устрашение, а злость и напряжение со стороны русских князей. Хан мучительно искал выход из создавшегося положения, и, кажется, нашел — послал делегацию из десятерых своих самых опытных помощников к молодому князю Владимиру, дабы тот принял на княжение его благословление и пайцзу, а для этого должен прибыть в ставку.

Отряд ханских конников стремительно приближался к русским рубежам.

А в это время во Владимире шли смотрины младшей дочери Василия. Отец был благостен, сыновья радостны, женки услужливы. Пиры шли один за другим. Столы ломились от яств, пива, кваса и медовухи. Уже неделю чествовали нареченных жениха и невесту, которые сидели во главе стола и кивали поздравляющим и гостям. По праву руку восседали князь с княгиней, по леву воевода Опраксин с главными послами и дружинниками. Чашами с вином их не обносили и те пили и восхваляли молодых и их родичей.

Заключив пока предварительный договор на свадьбу, Владимир собрался после недельных пиров в свой удел и взял с собой будущую женку с обозом, так как свадьбу играют в своем княжестве. Веселье продолжалось на всем пути следования. Деревни и селения обоих земель были предупреждены и везде тех встречали и примечали. И дорога в неделю превратилась в две, так как каждому хотелось повеселиться и полюбопытствовать на молодых.

Вскоре показалась главная крепость столицы Стародубска, и княжеский поезд въехал в центральные ворота. Было уже к вечеру, садилось солнце, набежали тучки. Парило. Все живое ждало грозы, грозы конца лета. И она грянула. Молнии сверкали и били в землю, громы трясли небо и, казалось, что природа недовольна таким положением дела и бушует, требуя справедливости. Дождь лил, как из ведра, топив улицы города и крепости города. Все попрятались и даже животных уводили из-под ливня, так как вода, стремительно катившаяся по улицам, сбивала с ног, закручиваясь в водовороты. Но вскоре буйство прекратилось и затихло.

Разобравшись с делами, воевода Опраксин был отпущен князем к себе домой. Терем его был погружен в тишину, хотя из-за тына все еще слышались крики служивых, холопов и стражей со стороны княжеских хоромов — там еще разбирались обозы, сносились в клети покупки и подарки, убирались в комнаты привезенные сундуки княжны Гориславы, будущей супруги Владимира.

— Тоже Славка! — С горечью вздыхал князь, но она просила называть ее Гориславою, так как имя Славка резало той слух, и она презрительно фыркала на его слова.

— И што не так? — Хмурился Владимир. — Чем тобе не нравится-то имя?

— И не имя ето, а прозвище! — Кривилась молодая девка, перекидывая тощую косу за спину. — Не смей меня таким называть, я тобе не холопка какая-то, а княжная дочь!

— А чем же смерды тобе не угодили? Али не христиане они такоже? — Усмехался он грустно.

— При чем тута смерды? — Всплескивала та в ладоши. — Меня именем нарекли красивым, а ты кличешь окороченным. Да к тому жа и мне не нравившимся. То ли дело Горислава! Ето значить «гореть славой во веки веков!»

Она поднималась во весь свой рост и гордо задирала нос. Владимир смотрел на нее и вспоминал свою Славку, ее зеленые озорные глаза, тонкую талию и мягкие губы. И, конечно, сравнение было не в пользу черноглазой, черноволосой худой и плоской девушки, что так гордо стояла перед ним. Ее мелкие черты лица, бледная кожа и тонкая кость говорили о постоянном сидении в горнице, за женскими делами: шитьем, вязанием, вышивкой. Это тебе не лихая девчонка, что лазила по деревьям, дралась на кулаках, скакала на коне, размахивая саблей или стреляя из лука.

— Стерпится — слюбится! — Шептала ему мамка будущей супруги, когда замечала скорбные и смущенные взгляды молодого князя на ее подопечную.

Она знала, что князь потерял любимую девушку и теперь в большом горе по ней. Мамка не одобряла действий князей, так как понимала,