Олег Авраменко - Принц Галлии Страница 70

Сам Филипп был просто очарован юной принцессой. Его приятно поразил ее гибкий мальчишеский ум, сочетавший в себе детскую непосредственность с вполне зрелой рассудительностью и начисто лишенный той специфической женской практичности, которая подчас вызывала у Филиппа раздражение. Вскоре между ними завязался такой оживленный разговор, что на губах у присутствующих начали появляться понимающие улыбки.

Впрочем, ни обстоятельства, ни состояние духа Филиппа не располагали его к активным ухаживаниям. К тому же в поведении Анны не было и намека на жеманность или кокетство, она держалась с ним скорее как со старшим товарищем, а не как с представителем противоположного пола. Большей частью их разговор носил нейтральный характер, а если и касался взаимоотношений мужчин и женщин, то опосредствовано. Так, например, Анна спросила, кого из дам он желал бы видеть в ее свите в течение четырех последующих дней, и Филипп с удовольствием назвал имя Бланки Кастильской, прочие же кандидатуры оставил на усмотрение самой королевы. Анна одобрила его выбор, с каким-то странным выражением заметив, что у него, мол, губа не дура, а затем пообещала, что в ее окружении каракатиц не будет — только хорошенькие девушки.

Чуть позже к Филиппу подошел маршал-распорядитель турнира и осведомился, намерен ли он отстаивать титул сильнейшего в завтрашних групповых состязаниях. Филипп ответил отказом, объяснив под добродушный хохот пирующих, что пленен чарами своей королевы и собирается, как верный рыцарь, находиться при ней, чтобы защищать ее от всяческих поползновений со стороны других претендентов.

Затем Филиппу пришлось выручать из неловкого положения графа Шампанского. Как мы уже знаем, в схватке с Хайме де Барейро Тибальд здорово ушибся и не был уверен, сможет ли на следующий день стать во главе одной из партий в общем турнире. Но и отказываться он не решался, поскольку ушиб, даже самый сильный, в рыцарской среде принято было считать сущим пустяком. Видя, как смутился Тибальд, когда к нему направился маршал, Филипп в спешном порядке взял слово и заявил, что в свите королевы любви и красоты, помимо дам и девиц, должны находиться и кавалеры — хотя бы для того, чтобы заботиться об упомянутых дамах и девицах.

Присутствующие сочли это несколько забавное требование, тем не менее, вполне законным. В числе прочих кандидатур в кавалеры Филипп назвал также имя Тибальда де Труа, который с радостью ухватился за его предложение. По сему, к всеобщему удовлетворению, предводителями двух противоборствующих партий были назначены Эрнан де Шатофьер и Гуго фон Клипенштейн.

С окончанием общей трапезы окончились и мучения Филиппа. Достопочтенные господа принялись за десерт, а дамы и притомившиеся за день рыцари разошлись по своим покоям.

Возвратясь к себе, Филипп застал в гостиной весьма живописную картину. Посреди комнаты на устланном коврами полу сидели Габриель де Шеверни, Марио д’Обиак и Марк д’Аринсаль и перебирали какие-то лежавшие перед ними вещицы, внимательно рассматривая каждую из них. Там было несколько кружевных манжет, пара дамских перчаток, один оторванный от платья рукав, десяток носовых платков с вышитыми на них гербами и инициалами, множество разноцветных лент для волос, а также всякие милые безделушки, вроде брошек, булавок и застежек.

— А это еще что такое? — произнес Филипп, скорее констатируя сам факт наличия этих вещей и их количество, чем спрашивая, откуда они взялись. Их происхождение было для него очевидно.

— Подарки от дам, монсеньор, — с улыбкой ответил д’Обиак. — Во время турнира господин де Шеверни велел их перехватывать, чтобы не раздражать вас.

— Понятненько. Ты, кстати, переусердствовал, Габриель. Меня они вовсе не раздражают — ведь это так трогательно! — Он присел на корточки и бегло взглянул на вещицы; затем сказал: — Ни чулок, ни подвязок, как я понимаю, нет.

— Чего-чего? — обалдело переспросил Габриель.

— Ну да, конечно, — будто не слыша его, продолжал Филипп. — Слишком изысканная публика для таких пикантных подарков… Стоп! — Он выудил из кучи безделушек великолепной работы брошь и осмотрел ее со всех сторон. — Вот это да! Если только я не ошибаюсь… Кто ее прислал?

— Принцесса Кастильская, — ответил д’Аринсаль. — Старшая, госпожа Бланка. Подарки принимал я.

Одобрительно мурлыча, Филипп приколол брошь к левой стороне камзола.

— Пусть Монтини побесится, чтоб ему пусто было.

— Да, насчет Монтини, монсеньор, — отозвался д’Обиак. — Сегодня ему здорово помяли бока, когда он разнимал на трибунах дерущихся.

— Так ему и надо, выскочке! — обрадовался Филипп. — Гм… Спасибо за приятную новость, Марио.

— Рад вам служить, монсеньор.

— Знаю, старина. И будь уверен, ценю это. Но на сегодня твоя служба закончена. Как, собственно, и Марка. — Тут он щелкнул пальцами. — Да, вот еще что. Чей это рукав?

— Одной юной и чертовски симпатичной барышни из окружения госпожи Анны Юлии. Имя, к сожалению, я позабыл.

— Ах да, вспомнил! Я видел в римской ложе девицу без рукава… как бишь ее зовут?… Диана Орсини, вот как! Что ж, возьмем на заметку. — Он облизнулся. — Ну, ладно, ребята, вы свободны, ступайте. Сегодня будет дежурить Габриель.

С этими словами Филипп проследовал в соседнюю комнату, где при помощи Габриеля сбросил с себя верхнюю одежду и облачился в просторную бело-пурпуровую тогу — одну из пяти, подаренных ему императором Августом. Развалившись на диване, он сладко потянулся, широко зевнул и лишь тогда с удивлением заметил стоявшего в дверях д’Обиака.

— Чего тебе, Марио?

Парень растерянно заморгал.

— Я думал, монсеньор, что сегодня моя очередь дежурить в ваших покоях…

— И договорился с Беатой де ла Пенья, — понял Филипп. — Ладно, черт с тобой, оставайся. Когда она придет?

— В полночь.

— Вот в полночь и приступишь… мм… к дежурству. А пока ступай в гостиную и не вздумай подслушивать, иначе велю вышвырнуть тебя вон. Все понял? Теперь вон отсюда, пока я не передумал.

Д’Обиак опрометью выскочил из комнаты и плотно затворил за собой дверь.

Габриель пододвинул ближе к дивану стул и присел.

— Интересно, — произнес Филипп. — Как сейчас Маргарита?

— Очень расстроена, но довольно спокойна, — ответил Габриель, хотя вопрос был чисто риторическим. — Велела читать ей Новый Завет.

— О! Это серьезно… Стало быть, ты виделся с Матильдой? Как она?

Габриель понурился и промолчал.

— Бросил бы ты эту затею, дружок, — сочувственно сказал Филипп.

— Нет, — упрямо покачал головой Габриель. — Я добьюсь ее любви.

— Что ж, воля твоя…

Некоторое время оба молчали. Несмотря на усталость, с лица Филиппа не сходило озабоченное выражение.

— Наверное, вам пора ложиться, — отозвался наконец Габриель.

— А я и так лежу, — полушутя ответил Филипп.

— Вас что-то грызет?

Вместо ответа Филипп вскочил с дивана, вступил ногами в тапочки и важно прошествовал по комнате к противоположной стене и обратно. Глядя на его тогу и торжественно-взволнованное лицо, Габриель невольно подумал, не собирается ли он произнести какую-то напыщенную речь.

Речи, однако, не последовало. Филипп с разбегу плюхнулся на диван и выдохнул:

— Анна! Я без памяти влюблен в нее.

Габриель озадаченно приподнял бровь:

— Но ведь только вчера вы говорили, что лучшая из женщин…

— Бланка! Конечно, Бланка. Но это совсем другое. Как женщина, Анна меня мало привлекает — хоть с виду она изящна, и личико у нее красивое, и фигурка ладненькая, слишком уж много в ней всего мальчишеского. Я не пылаю к ней страстью — но хочу жениться на ней.

— А что с Маргаритой?

— Пусть ее разыгрывают Оска, Шампань и Иверо. А я пас.

— Это почему? — удивился Габриель.

— А потому… Впрочем, ладно. Объясню по порядку. Вот скажи, кто такая Маргарита?

— Наследная принцесса Наварры, разумеется.

— А что такое Наварра?

— Ну, королевство. Небольшое, и все-таки королевство.

— Для меня это несущественно. Что мне наваррская корона, если я претендую на галльскую.

— Но ведь именно брачный союз с Наваррой дает вам хорошие шансы на галльский престол.

— Теперь уже нет. Кое-что изменилось. Ты знаешь, кто такая Анна Юлия Римская?

— Принцесса Италии, дочь Августа Двенадцатого.

— А еще?

— Дочь Изабеллы Французской.

— То-то и оно! А Изабелла Французская является единственной дочерью короля Филиппа-Августа Второго от его третьего брака с Батильдой Готийской, сестрой ныне здравствующего маркиза Арманда Готийского, графа Перигора и Руэрга, который пережил не только своего сына, но и обоих внуков.

— Обоих?! — пораженно переспросил Габриель.

Филипп вздохнул, впрочем, без излишней грусти.

— Да, печальная история, нечего сказать. Бедный дон Арманд! Сначала умер сын, затем старший внук, а полмесяца назад — и младший, который имел глупость получить ранение, сражаясь с маврами. Покойный виконт Готийский был еще тот тип — при своем положении вел образ жизни бродяги-рыцаря, искал на свою голову приключений и, наконец, доискался. Представляю, каково сейчас старому маркизу. Наверное, это несладко — остаться на склоне лет круглым сиротой… Гм, почти круглым. Не считая племянницы, бывшей императрицы, недавно ушедшей в монастырь, у него есть еще Анна — его двоюродная внучка и…