Империя. На последнем краю - Владимир Викторович Бабкин Страница 70

Эмоционально описывая опасения русского премьера Маниковского и эйфории левых партий, посол отмечает, что такие настроения охватили все столичное общество. Он указывает, что эти мотивы во многом стоят за недавним намерением русского правительства перенести выборы. Правые и либералы в России опасаются, что выборы в Думу не только лишат их какой-либо власти, но приведут к ней откровенных анархистов и социалистов.

Это опасение подкрепляется скоротечной болезнью царя Михаила, который, по мнению всех русских знакомых Джерарда, сдерживал этот коммунистический потоп. Видно, что и Джимми опасается этого. Но, в отличие от своих интервьюеров, он не разделяет неверия в способности юной императрицы Марии удержать страну от смуты. Он же приводит данные русского профессора Питирима Сорокина, который исследовал настроения избирателей по всей стране. Этот русский убежден, что Михаил построил такую избирательную систему, в которой его люди просто не могут проиграть.

Находясь в Массачузетсе, я привлек в наше «Исследование»[46] профессора здешнего технологического университета Норберта Виннера[47]. Он уже рассматривал по моей просьбе июльские выборы во французскую Палату депутатов. Потому прогноз на российские выборы он дал оперативно. По его словам, русская система хоть внешне и очень похожа на французскую, но более управляема со стороны власти. Джерримендерингу, примененному людьми Михаила, позавидовал бы сам Герри[48]! По словам Норберта, округа порезаны так искусно, что при 4/5 фермерского населения горожане неизбежно получат больше половины в нижней палате. Он же отметил, что русские, проведя не меньшие, чем французы, проскрипции, не допустили ошибки последних. В России до выборов допущены практически все левые и правые политические группы. Что, как сказал Норберт, «дает распределение по парадоксу Кардосе». Что, «как ни парадоксально», не оставляет русским социалистам никаких надежд получить даже 40 % мест, собранных французскими радикалами. Собственно, и сами русские эмансипансисты Самарина – Калмыковой, поддерживаемые императором, напоминают мне скорее фрисойлеров президента Ван Бюренна, чем прогрессистов Тедди Рузвельта. Их программа близка левому избирателю.

После «Рождественского фейерверка в Аппер-Бей»[49] я, как и наши Друзья, все более склоняюсь к мысли Джерарда, что в Москве не только Михаил не меньше нас американец. Вскрытая Виннером манипуляция показывает, что среди людей Михаила есть не только такие люди, как мы с Берни[50]. Их присутствие неизбежно, и ощутимо показывает участие кого-то из нашего круга в его начинаниях. Рядом с ним немало людей, которые понимают в избирательной технике не хуже наших партийных боссов. И если «стратегистов» может быть не много и они всегда незаметны, то боссы уровня Тихого Чарли[51] или Старого серого волка[52] неизбежно достаточно публичны. Но никого из известного нам круга лиц, занимающихся технологией предвыборной манипуляции, мы в Москве так и не обнаружили. Трудно поверить, что Суворин и его люди за неполный год самостоятельно освоили искусство охоты за голосами лучше наследственных боссов Таммани Холла, выстроив общую для нескольких партий политическую машину.

Учитывая все это, вопрос о том, что нужно и возможно делать в России, доводит меня до изнеможения. Эта проблема, как ртуть, ускользает при прикосновении к ней… Уверен, что, хотя мы и не знаем уверено имен тех, кто стоит за или рядом с Михаилом, они, как и двумя годами ранее, жестко держат положение в стране. И «юной итальянке», как гаранту их договоренности со «Старыми семьями», помогут не выпустить Россию из рук. За это говорит и то, как безжалостно и молниеносно сходят со сцены противники и конкуренты императрицы. Замена ею почившего Свербеева на известного ей по Италии господина Михаила Гирса, как и смена его на ромейском Бюро русского МИДа князем Сен-Донато[53], еще больше укрепляют меня в этой мысли. Вне зависимости от исхода болезни русского царя, я бы ставил в «Alabama Prime» на победу «благословенной» русской царицы. Примечательна и подмена на МинСпасе отправленного «на карантин» принца Ольденбургского его крестником полковником Мальцевым[54]. Похоже, что милость к его кузине Паниной можно теперь объяснить родственными разборками в Большом семействе. Хочется верить, что теперь мы, наконец, близки к тому, чтобы увидеть, кто же стоит за русской кулисой.

Что вы думаете о посылке в адрес русской императрицы одобрительного обращения с надеждой на выздоровление ее супруга и благополучное проведение выборов 14 октября? Наше общеизвестное дружественное расположение к России может быть вновь подтверждено, и вы можете заявить о нашей цели помочь ей в ее усилиях объединиться на основе демократии. Она должна быть охранена от дурного или эгоистического влияния, которое может прийти в столкновение с развитием событий. Я думаю не столько о России, сколько об использовании благоприятного случая для того, чтобы продвинуть наше влияние в русской столице. Как и почти два года назад, к решительным дням наши люди в России почти ничего не успели. Но нам нужно укрепляться там, чтобы продвигать наше дело. Нельзя допустить, чтобы создавшееся положение сделало наш бизнес в России менее благоприятным.

Любящий вас Э. М. Хауз.

* * *

Империя Единства. Россия. Москва. Кремль. Кабинет ее величества. 8 октября 1918 года

– Ваше величество желает сделать меня крайним?

Императрица улыбнулась.

– Лучше быть крайним, чем козлом отпущения.

– Нижайше прошу простить, но в чем разница?

Светская улыбка в ответ.

– Генерал, разница мне представляется очевидной. В первом случае вы, как порядочный человек, принимаете на себя скандал вокруг вашего же ведомства и пишете прошение об отставке. Тем более что ваша контора действительно в эти дни была весьма неуклюжа, и вы не можете с этим спорить. Во втором же случае – начинается следствие относительно обвинений в государственной измене. Обвинений вас, разумеется.

Ходнев хмуро отрезал:

– Я верен государю.

– Знаю, генерал. Именно поэтому вы сейчас беседуете со мной, а не с великим инквизитором из Высочайшего Следственного Комитета. Господин Царев просто-таки жаждет встречи с вами. И обвинений в государственной измене и в участии в заговоре вам в процессе следствия избежать никак не удастся. Если, конечно, вы не примете правильного решения, которое не только сохранит вашу честь, но и позволит Империи поскорее преодолеть нынешний кризис.

Глава ИСБ упрямо повторил:

– Я верен государю, я не участвовал ни в каких заговорах и всегда исходил из государственных интересов. Все мои действия были подчинены исключительно воле государя императора.

Царица кивнула:

– Действия – возможно. А бездействие? Не вы ли присягали: «о ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мерами